– Вон он! Держи! Уйдет!

Послышалось падение тяжелых тел где-то в потемках, треск, хруст и стоны.

– А, гад! – надрывался тенор. – Вон он! Лови!

Жарко заматерился Стасик. Грохот ботинок и носовой свист бегущих стали стремительно удаляться.

Вика тут же забыла, что ей надо лететь вниз. Она поняла: другого случая вырваться из этого ада не будет. Только бы успеть спуститься по главной лестнице… Она бесшумно переходила от одного смутного, пустого дверного проема к другому и была уже возле большого зала, какие имелись на каждом этаже. Вика не знала, зачем они, что в них делали – неужели танцевали? В зале на первом этаже пол был деревянный, и его содрали нещадно, здесь же, на третьем, бетон уцелел во всей своей суровой красе. И именно здесь Вика споткнулась о что-то твердое и круглое, должно быть, об обрезок водопроводной трубы. Она больно упала на колени, а кусок трубы с тихим металлическим гудом покатился по пыльному полу. В эту минуту во всем главном корпусе вдруг наступила невероятная, абсолютная тишина.

– Там наверху кто-то есть, – откуда-то из-под лестницы подал голос Хряк. Стасик-Балаганов ответил ему сдавленным матом. Оба они зашумели, враз заговорили. Вика, не шевелясь, так и стояла на коленках на пороге темного зала.

– Слушай, тот, в очках, ведь вниз побежал, – рассуждал Стасик. – Тогда наверху кто? Привидение?

– А, может, крысы? – застонал Хряк.

Стасик фыркнул.

– Крысы – те мелкие, не больше кошки, а тут шуму на целого мужика. Я пойду гляну.

Он уже взобрался на третий этаж и осторожно двигался по коридору в сторону Вики и зала с бетонным полом.

– Ку-ку! – вдруг донесся с лестницы нетвердый голос Юрия Петровича, который затем еще и откашлялся деликатно, и даже постучал для верности ботинком по остаткам железных лестничных перил.

– Черт, этот в очках внизу? – опешил под лестницей Хряк. – А наверху кто тогда? Еще один мужик?

– Поглядим сейчас, – злобно прошипел в темноте Стасик и щелкнул чем-то металлическим. “Пистолет!” – в ужасе догадалась Вика. Юрий Петрович снова забеспокоился на лестнице и гулко лягнул перила. Стасик разозлился окончательно:

– Ты, Хряк, пойди, примни этого недоделанного! Он мне надоел. А я тут с привидением разберусь.

Хряк послушно ступил на лестницу. Сорвался с места и Юрий Петрович. Оба они в конце концов подняли на первом этаже страшный тарарам. Колотый кафель зверски скрипел под их подошвами, тенором сипел Хряк, Юрий Петрович отвечал ему индейским улюлюканьем и бросался кусками штукатурки. Наконец ухнула входная дверь и звуки преследования донеслись снаружи, более глухие и невнятные. Вскоре какое-то большое стекло где-то разорвалось, рассеялось тысячей стеклянных голосков. Вика решила, что погоня добралась до запертых комнат, где вчера еще блаженствовали Пашка с Лариской: лишь там были такие полноценные звонкие стекла. Сама Вика, воспользовавшись суматохой, потихоньку проникла в большой зал с бетонным полом и прислушивалась теперь к шагам Стасика. Только бы он прошел по коридору мимо, только бы не заглянул сюда! Но Стасик имел теперь дело с неизвестным, невидимым, неслышным противником и потому сам стал тих и невесом, почти как покойный Дух по фамилии Всяких. Он лишь слегка подминал большими ступнями битую штукатурку. Вика слышала этот слабый сахарный хруст и по его приближению поняла, что Стасик решил обследовать каждый закоулок и мимо зала не прошел. Она забилась в угол, самый темный и безопасный, по ее разумению, и пыталась определить, куда же движется страшная тень. Стасик, привыкший к засадам, из осторожности потушил свой фонарик и даже дышать старался неслышно. Только когда его силуэт возник в сером прямоугольнике окна, Вика поняла, что он обходит зал по периметру и неумолимо приближается к ней. Вика знала, что Стасик может выстрелить в любую минуту, и не шевелилась, но это было невыносимо трудно. Дверь в коридор почти рядом, а в конце коридора балкон – не тот, куда она попала по глупости, а другой, с уцелевшей пожарной лестницей! Если есть избавление, то оно там! А через минуту никакого избавления уже не может быть!

Соблазн пересилил страх, и Вика выскочила в дверь.

– Эй, стой! – крикнул сзади Стасик. Он растерялся всего на мгновение, но Вика уже, как на крыльях летела по коридору. Ее глаза давно привыкли к темноте и хорошо различали темную дорожку пола под ногами и далекий свет балконного окна. Вдоль ее пути зияли одинаковые норы разоренных санаторных палат. Она неслась мимо, и свет делался все ближе. Стасик топотал сзади, но не стрелял – наверное, узнал ее, ведь темь ночи заметно побледнела.

Из последних сил, не дыша уже, бросилась Вика всем своим небольшим весом на последнюю твердыню своего кошмара. Балконная дверь холодно поблескивала неровными алмазными зубами выбитых стекол и была абсолютно неприступна. Оказывается новые почтительные хозяева заколотили ее поперек громадной занозливой доской! Вика потрясла дверь. Та звякнула, выронила несколько стекляшек, но не поддалась. В пустые квадраты рамы из далекого мира смотрели на Вику страшные, помаргивающие глаза утренних звезд.

Стасик дышал и потел уже совсем близко. Вика повернула назад и юркнула в первую попавшуюся боковую комнату, одну из многих. Стасик заметил это. Он последовал за Викой, заслонил собою выход и включил фонарик.

– Ну вот, приехали, – сказал он устало. – Все нормально, теперь все дома. Ты, детка, задала нам работы! Бегаешь классно. Какой разряд? Только бегать больше не надо. Поедешь с дядей.

Вика отворачивалась от слепящего света фонарика и от этого ужаса, в который она все-таки угодила. На Стасика смотреть она просто боялась. Зато он рассматривал Вику так подробно и издевательски, что она жалела, почему не прыгнула с обрубленного балкона на ржавые колья.

– Эй, Хряк! – вдруг заорал Стасик. – Кончай там! Сюда греби! Я бабу взял!

Эхо градом тугих мячиков запрыгало по пустым залам и коридорам бывшего санатория, но Хряк не ответил. Когда все отзвуки угомонились, вокруг снова легла такая сплошная, абсолютная тишина, что даже предутреннее еле заметное шевеление веток за разбитым окном в этой тишине казалось явным шумом. Стасик удивился:

– Где же Хряк? Неужто твой плюгавый приятель снова его между елок бегать заставил?.. Нет, нигде вроде не слышно… Чего это так тихо, а?.. Ясное дело: Хряк придурка твоего замочил. Но вот сам он где? Дрыхнет где-то, что ли? Эй, Хряк! Артем!

Как Стасик ни надрывался, ответа ему не было.

– Ладно, обойдемся, – решил он. – Куда Хряк денется? Пошли-ка в машину! Цып-цып-цып!

Он направился к Вике, стараясь попасть круглым бельмом фонарика ей в глаза, и захохотал, когда она заслонилась руками.

– Только не приближайтесь ко мне! – выкрикнула Вика слабым голосом.

– А что, сама пойдешь? Какая цаца! Вот сейчас в узелок тебя завяжу и в карман суну.

Он не ожидал, что Вика так молниеносно вскочит на подоконник и из последних отчаянных сил перешибет ногой гнилой переплет пустой рамы. Ее фигурка быстро мелькнула в просвете окна, и только гигантским обезьяньим прыжком удалось Стасику нагнать ее. Он схватил ее за ногу и куртку, а ведь летела уже Вика на волю, и Стасик едва справился с ее устремившейся прочь и вниз тяжестью.

– Ага, вот ты чего выдумала! – прокряхтел он, обхватив Вику и обдавая ее тяжелым хищным дыханием. – Нет, не выйдет! Сказал – поедешь с дядей, значит, поедешь. Очкастому ты живая нужна, хотя он не говорил, что невредимая. Главное, чтоб разговорчивая была, а это мы устроим. Ишь ты – не тронь ее! Нет уж, попалась, так что многие тебя теперь тронут. И первые мы с Хряком. Я тебя ведь помню, сразу узнал – это ты перед нами в “Бамбуке” выдрючивалась. Я тогда еще подумал: классная телка! Задница какая, а ножки! Вот бы мне ее! Мне и досталась. И Хряку еще. Сейчас в машине мы втроем немножко поиграем. Я знаю много интересных штучек, да и Хряк любит таких вот куколок стройненьких. Славно оттянемся. Тебе понравится – все вы, стервы, это любите. А потом поедем к Очкастому, пускай он разбирается, чья ты Красная Шапочка, кто тебя и с какими пирожками к нам послал. Это уж его дело. А мы свое аккуратненько возьмем. Прямо сейчас!