Найти агентство, которое занималось бы подысканием за границей детей для усыновления, было делом нетрудным. Одно такое агентство находилось сравнительно недалеко, в соседнем городе, и Виктория съездила туда на машине, чтобы познакомиться с сотрудниками и разузнать все подробности.
Вернулась она вечером того же дня, с ворохом анкет и переполненная сведениями. Она чуть ли не полночи возбужденно рассказывала Фрэнку, как познакомилась с владелицей агентства California International Adoption миссис Толл (собственно говоря, все агентство и состояло из нее и делопроизводителя), какое прекрасное впечатления произвела эта женщина, как старается она совместить интересы детей и своих клиентов и какое вообще это прекрасное дело — усыновить сироту. Что касается самого усыновления, то процедура эта до ужаса сложная из-за невероятного количества справок, свидетельств, заключений и разрешений, которое они, будущие родители, должны собрать. Когда наконец удастся собрать все необходимые бумаги, продолжала она, дальнейшее будет зависеть от пола ребенка: на девочек огромная очередь. Да, миссис Толл сказала, что восемьдесят процентов американцев просят девочек. Не то что в Китае или Индии, где от них стараются избавиться… «Вот так, женщины в Америке нынче в цене!» — Виктория возбужденно смеялась.
Но самое интересное она приберегла напоследок. В России агентство постоянно работает с тремя или четырьмя детскими домами, откуда берет детей. Детские дома находятся в разных городах, и один из домов — надо же, такое совпадение! — в ее родном городе, в том самом, где она родилась, выросла, училась в школе. Разве не интересно туда поехать, посмотреть на свой дом?
— Не знаю, — сдержанно заметил Фрэнк, — может быть, как раз лучше поехать в незнакомый город. А то, чего доброго, тебя узнают, потом биологические родители появятся…
— Об этом не беспокойся! — замахала руками Виктория. — Столько лет прошло, кто меня там помнит? Одни умерли, другие уехали, никого не осталось. Не беспокойся. — И добавила восторженным шепотом: — В этом что-то есть: и я, и мой ребенок родились в одном городе…
Фрэнк снисходительно улыбнулся:
— Так что мы решим по поводу пола? Будем ждать девочку или возьмем поскорей мальчишку?
— Не знаю. Не могу решить…
Решить и вправду было трудно. С одной стороны, Виктория предпочла бы девочку. Но придется долго ждать: очередь чуть ли не на год. Мальчика можно взять без всякой очереди, и к тому же Фрэнк, она знала, в отличие от «всех американцев», хотел сына.
— Просто не знаю, что делать.
— А нельзя поехать посмотреть? — спросил Фрэнк.
— В том-то и дело. Русские завели такие порядки — ужас. Мы должны заранее решить, кого мы берем — мальчика или девочку и какого возраста. Тогда они дают нам конкретного ребенка, и мы можем взять только этого, никакого другого. Как тебе нравится?
— В той стране свободу выбора никогда не уважали, — мрачно пошутил Фрэнк, — впрочем, и законов своих тоже…
На следующий же день Виктория уволилась с работы. Правду сказать, она рада была поводу: работа продавца ювелирных украшений ее никогда не увлекала, скромная зарплата не была существенна для семейного бюджета (Фрэнк зарабатывал предостаточно), а ходила она ежедневно на службу просто потому, что сидеть одной дома было скучно и неловко перед свекровью. «Вот забеременею — и все, уволюсь сразу», — мечтала она. А тут такой уважительный повод, почти как беременность — тоже хлопоты в ожидании ребенка.
Хлопот и вправду было много. Каждый день Вика отправлялась в какое-нибудь учреждение за справкой, запросом, свидетельством или копией. Вечером вместе с Фрэнком они заполняли очередную анкету или составляли ходатайство, которое на следующий день она отвозила в соответствующее учреждение. Дважды к ним приходили с обследованием. Один раз проверяли жилищные условия, которые были найдены удовлетворительными (супруги Уайтхерст жили в отдельном двухэтажном доме с четырьмя спальнями и тремя ванными). Второй раз ходили по соседям, наводили справки насчет поведения супругов Уайтхерст: не буянят ли по ночам? не торгуют ли наркотиками? не бродят ли пьяными по улице? Видимо, соседи ничего такого припомнить не смогли, и отзыв пришел благоприятный. Подвергся обследованию даже кот по кличке Саддам — печальный медлительный зверь, обиженный на людей то ли за свое имя, то ли за свой двусмысленный половой статус.
К исходу третьего месяца хождения по кабинетам Виктория собрала все документы — от копии метрической выписки Фрэнка до справки ветеринара об отсутствии блох у Саддама, — требуемые по правилам для подачи заявления об усыновлении ребенка за пределами Соединенных Штатов. Миссис Толл просто нарадоваться не могла. Она отмечала галочками по списку наличие требуемых документов, и каждая галочка сопровождалась одобрительным возгласом: «замечательно!», «какая вы умница!», «просто молодчина!». Виктория гордо улыбалась.
Трудности возникли, когда речь опять зашла о поле ребенка: она никак не могла принять решение. Тогда отзывчивая миссис Толл выдвинула такое предложение: оформляйте сейчас запрос на какого-нибудь мальчика и езжайте туда, а там, на месте, разберетесь. Если мальчик вам полюбится, так тому и быть, если же договоритесь с детдомовскими работниками о другом ребенке, о девочке, возвращайтесь сюда, и мы сделаем вид, что нашли через агентство этого другого ребенка и оформим на него документы.
В целом Фрэнку понравился план миссис Толл, но с одной существенной оговоркой. В соответствии с этим планом в Россию нужно было ехать дважды: в первый раз — для «разведки на месте» и для знакомства с ребенком, второй раз — для окончательного оформления в российском суде акта усыновления/удочерения. Строгий, но справедливый российский закон не разрешал делать все за один раз, а также требовал присутствия в суде обоих приемных родителей.
— Ну один раз, в суд — ничего не поделаешь, придется поехать. Но два раза!.. Извини, дорогая.
После интенсивных переговоров с агентством и консультаций агентства с юристами в Москве было разрешено на первый раз поехать в Россию для знакомства с ребенком Виктории Уйатхерст одной, без супруга. По согласованию с детдомом агентство предложило для усыновления шестилетнего мальчика по имени Николай Вахромеев. «В качестве предварительного варианта», — улыбнулась миссис Толл.
Через несколько дней, это был конец сентября, Виктория отправилась в Россию.
Когда Вика была ребенком, ее родной город носил имя одного из вождей сталинской эпохи. (Мандельштам называл их «тонкошеими», но шеи у них чаще всего напоминали бычьи.) Уже после ее отъезда, в годы перестройки, городу вернули его исконное русское имя, к которому Вика с трудом привыкала.
Прибыла в город она к вечеру, усталая от долгого перелета с тремя пересадками, добралась на такси до гостиницы и сразу легла спать. Утром, выйдя из гостиницы, она поняла, что находится далеко за городом, на полпути от аэропорта.
«Проспект Дзержинского, двадцать два», — сказала она водителю такси адрес, который выучила в трехлетием возрасте, «чтобы не потеряться».
Молодой парень повернулся к ней в полном недоумении:
— Я чтой-то не слыхал. Може, как переименовали?
Вика не знала, что сказать. Водителю пришлось идти в гостиницу; там в регистратуре по справочнику установили, что проспект Дзержинского теперь называется Рогожная улица.
— Это как по-старому было. Ну, по-старому-то Дзержинского, а совсем по-старому Рогожная — как по-новому, значит, — смутно пояснил водитель.
Рогожную нашли без труда, но дома номер двадцать два отыскать никак не удавалось. В конце концов стало ясно, что его просто не существует. Вместо него Вику обдала холодом большая заасфальтированная площадь, совершенно пустая, если не считать автобусной остановки посередине. Исчезли и соседние дома, в которых жили Викины подружки по школе.
Вика постояла минутку, повертела головой, потом села обратно в такси и назвала адрес детского дома. Десятью минутами позже она поднималась по стертым ступеням старинного особняка с облупленным неоклассическим фасадом. За массивной дверью пахло дезинфекцией. Пожилая женщина в белом халате и тапочках на босу ногу оглядела ее коротким взглядом и молча указала на дверь в конце коридора.