Поначалу, как и многие другие представители властей, Таппенден никак не мог взять в голову, откуда у людей берется такая ненасытная жажда наркотиков. «Ведь это были хорошие ребята — мой сын, ваш сын», — говорит он. Но все они жадно глотали эту ерунду и требовали еще. Просматривая материал, отснятый камерой видеонаблюдения во время одной из вечеринок, Теп-пенден был поражен: грузовик с таблетками разгружали тачками! «Мы прочесали поле после того, как они оттуда уехали, и там все было усеяно пакетиками с наркотиками! Большинство ребят было в отключке. Невозможно танцевать по шесть-восемь часов под грохочущую музыку так, как это делали они. Когда мы стали рассказывать членам парламента и министерству внутренних дел о том, что на самом деле происходит, они нам не поверили. Никто не хотел признавать наличие этой проблемы — включая правительство». А когда нелегальные наркотики начинают приносить большую прибыль, в игру незамедлительно включается организованная преступность. Кому же еще хватит смелости, связей и финансового влияния, чтобы иметь дело с такими крупными партиями товара?

«Становилось совершенно очевидно, — говорит Таппенден, — что даже если поначалу у вечеринок еще были законопослушные организаторы, то потом все прибыльные мероприятия стали прибирать к рукам преступники с богатым криминальным прошлым — насильники, убийцы, грабители и лица, имеющие отношение к крупным операциям по торговле наркотиками». И в самом деле многие устроители вечеринок подтверждали сказанное Таппенденом: в рейве начинали принимать активное участие крутые парни, которые снабжали вечеринки своими службами безопасности и забирали себе всю прибыль или же анонсировали дутые рейвы и исчезали с деньгами, полученными за билеты. В конечном итоге именно это и подтолкнуло власти к действию: не публичное недовольство, а опасение, что криминальные группы обретут слишком большую финансовую мощь и влияние.

«Проблема состояла в том, что наша деятельность была нелегальна, — говорит Пол Стейнс. — Тут так же как с наркотиками: поскольку наркотики нелегальны, приходится иметь дело с неприятными людьми, а следовательно — обеспечивать себе охрану». С ужесточением закона организаторам вечеринок приходилось нанимать целые команды охранников, достаточно крепких и сильных, чтобы в случае необходимости вступить в драку и защитить вечеринку от представителей закона или от любых других нарушителей спокойствия, пытающихся силой проникнуть на территорию рейва. Такими охранниками становились боксеры, вышибалы, культуристы, бывшие военные и просто бесстрашные парни.

«В те дни охрана нужна была для того, чтобы не пускать на рейвы полицию, — рассказывает Тинтин Чемберс. — Это было безумие, их даже не приходилось об этом просить, они сами считали это своей обязанностью. Им было совершенно наплевать, этим парням. Им хорошо платили, и наверняка они получали свою долю от всего, что там происходило, но работа у них, конечно, была не из благородных». Неизбежно случалось и такое, что вышибалы оборачивались против своих работодателей и применяли по отношению к ним то самое насилие, ради которого их нанимали. «С ними было неспокойно, — признается Чемберс. — Они были плохими парнями, а мы — всего лишь двумя мальчиками-школьниками из Челси, организовывающими вечеринки для 25 ООО человек. Нас часто надували, однажды кто-то отобрал у нас довольно большую сумму денег. Всегда находились люди, которые набрасывались на тебя с ружьем и кричали: «Гони двадцатку, а то пристрелю!»» Джереми Тейлор рассказывает, как однажды дошло до того, что ему пришлось нанять отряд бывших служащих SAS [86], чтобы те охраняли его квартиру и обеспечивали ему круглосуточную защиту от вымогателей. Опасения Тейлора были не напрасны: несколько лет спустя один из его партнеров по бизнесу был застрелен в лондонском клубе.

Когда мы оглядываемся назад сегодня, кажется, что министерство внутренних дел использовало тщательно продуманную стратегию, однако на самом деле тогда они только растерянно хватались за все, что, как им казалось, теоретически могло помочь. Было принято решение не преследовать устроителей вечеринок за использование наркотиков, а вместо этого сосредоточиться на проблеме загрязнения окружающей среды, шума, пожарной безопасности и невнятных постановлениях органов местной власти. «Если бы они сосредоточились исключительно на наркотиках, не думаю, что их поддержали бы представители местных властей, — объясняет Таппенден. — Здоровье и безопасность значит для местного правления очень много, а наркотики их не волнуют. Всякая общественная организация, к которой мы только могли обратиться, была обеспокоена здоровьем и безопасностью. Мы могли привлекать к сотрудничеству пожарные бригады и окружные советы. Почему именно здоровье и безопасность? Почему аварийное освещение? Почему шум ? Да потому, что заставить кого-то обратить на это внимание было просто, а для борьбы с наркотиками необходимо было участие многих тысяч человек». К тому же в то время правительство не считало экстази серьезной угрозой здоровью, и выражение «борьба с наркотиками» означало исключительно борьбу с героином, а в связи с рейвами возникали лишь вопросы соблюдения правопорядка.

Юристы разведывательного подразделения Таппендена перелопачивали юридическую литературу, надеясь откопать там хоть какой-нибудь закон, который отдаленно можно было бы применить к рейв-вечеринкам. Они составляли списки всех, кто имел какое-либо отношение к рейву, начиная от диджеев и продюсере -ких команд и заканчивая продавцами билетов. Они собирали флай-еры, покупали билеты, слушали пиратское радио — с еще большим рвением, чем сами рейверы, а потом рассылали собранную информацию по компьютерной системе HOLMES и пытались арестовать любого организатора, которого могли отыскать. Вот только заставить нарушителей отвечать за свои преступления было куда более сложной задачей.

«Я не хочу ничего скрывать, — говорит Таппенден, — и поэтому скажу, что нам очень мало на кого удалось повесить серьезные обвинения. Арестовывали мы многих, но мало кого из них в итоге признавали виновными, суды совсем не были готовы к рассмотрению подобных дел. Почти всех арестованных нам приходилось отпускать, и это не лучшим образом сказывалось на нашей репутации. Поэтому мы перестали грозить людям судебным разбирательством, а вместо этого просто мешали их деятельности». Перекрытие дорог, контрольные досмотры машин и мелкие задержания — все это было призвано отбить у рейвера охоту в следующий раз купить билет на вечеринку. Двадцать фунтов за рейв, который, может, и вовсе не состоится? Убегать от преследователей несколько выходных подряд — в этом еще есть какая-то азартная прелесть, но когда это затягивается на несколько месяцев, а вечеринки все нет и нет? Уж лучше заняться чем-нибудь другим».

Разведывательное подразделение Таппендена даже устраивало свои собственные рейвы-фантомы: они звонили на пиратские радиостанции и сообщали вымышленные места несуществующих концертов, и вереницы рейверов тянулись в дикую глушь, где нахо- дили только темноту, тишину и полицейского, который кричал в громкоговоритель: «Расходитесь, вечеринки не будет». «Диджеи пиратского радио говорили — ну, знаете, как они это делают под музыку: "Сегодня в Брэндс-Хэтче, сегодня в Брэндс-Хэтче, Старый Билл не знает, Старый Билл не знает, начало в двенадцать, в полночь начало", — Таппенден радостно хихикает, изображая ритмический речитатив кокни-МС. — Конечно, им и в голову не приходило, что мы выдумали эту вечеринку». Однажды полиция университета Темз-Вэлли сняла дорожные указатели, чтобы сбить рейверов с пути, а когда в октябре в полицию Хэмпшира обратился с обвинениями адвокат, защищающий интересы рейв-продюсеров, его в ответ арестовали. Таппенден признает, что действия полиции часто выходили за рамки законности. «[Защитник гражданских свобод] Майкл Мэнсфилд был недоволен тем, что мы делаем, он говорил, что мы позволяем себе лишнее, и в каком-то смысле я и сам так считал».