-- Ну, скажи, Кен, -- подался вперёд одноухий, -- скажи: "Ты ещё под стол пешком ходил". Чего молчишь, ведь на языке верти...

Он не закончил, полетел на пол от могучей затрещины.

-- Ты ещё пешком под стол ходил, -- с расстановкой произнёс Кен, -- когда мы с Геллаником иллирийцев по горам гоняли.

Одноухий вскочил, злобно покосился на стратега, и вышел прочь, хлопнув дверью.

Кен обвёл глазами воинов и сказал:

-- Чего-то распустились вы. Разговорчивыми стали... Я вам брат, сват? Когда и так. Но не сейчас. Сейчас такое дело, что я вам -- командир. Вот ещё раз подобное повторится, выбитыми зубами не отделаетесь. Никого жалеть не стану. Кто не верит, сходите за ворота.

Воины потупились. Возле лагерного палисада лежали без погребения тела казнённых, виновных в разжигании ненависти к финикийцам, раздувании паники.

Стратег помолчал немного, потом снова заговорил:

-- Следует павших помянуть. Налейте-ка мне.

Кену подали вырезанную из дерева походную кружку, похожую на чашу-киаф, которой на пирушках смешивают вино с водой.

-- Неразбавленное пьёте? Да и правильно.

Он залпом опрокинул её в себя. Крякнул.

-- Ну, чего приуныли. Царь вернулся. Хоть и не победили врага, а все одно, без срама пришли. Поживём ещё, македоняне! Да, не буду врать вам, что ещё свидитесь с близкими. Не знаю. Может, мы тут навсегда. Однако из-за чего такое случилось, никто не знает. И "пурпурных" резать не позволим. Они же с нами тут оказались. В одной лодке сидим.

Воины молчали. Потом один из них сказал.

-- Все верно говоришь, Кен.

-- Да, -- подхватил Теримах, -- вон, у Эвтина трое детей осталось. А уцелей он тогда, попал бы с нами в эту заваруху. Его детям легче что ли? И так и эдак отца больше не увидят. Но мы хоть живы ещё. Поживём!

Некоторые закивали. Не все. Полидор мрачно изучал дно пустой кружки.

-- Кстати, насчёт трусов, -- спохватился Кен, -- чуть не забыл. Не моё это дело, не твой я командир, рыжий, но коли встретил тебя здесь, обрадую. Носить тебе шлем с золотой полосой.

Воины возбуждённо загудели.

-- Лохагом его? -- переспросил один из теримаховых бойцов.

Кен кивнул.

-- А Менесфей?

-- Он теперь -- хилиарх, -- стратег вздохнул, -- вместо Гелланика.

-- Ну, рыжий, ты даёшь! За какие заслуги-то хоть, поведай?

-- Ни за какие, -- буркнул опешивший Теримах.

-- Так и поверили! Давай, колись!

-- Героев иначе славить пристало, -- встрял Тидей, -- тут гимн потребен.

-- Не надо, -- попробовал протестовать Теримах, но было поздно.

Милетянин, встал, приосанился и торжественно начал:

-- Славу пою меднощитному мужу, что Пирром зовётся!

В битве великой сошлись Александр с фараоном Египта.

Сам Громовержец -- за наших, а Феб-Аполлон восстал против.

Смертных обличье приняв, в беспощадную битву вступили,

Не удержавшись вовне, как встарь Илионскую, боги.

Стрелы, подобные тем, что Парису вручил Лучезарный,

Били щиты и броню, и без промаха в грудь попадали,

И понесли щитоносцы Харону последнюю плату.

Ясное небо, ни тучи -- и в силе великой Атимний,

Он даровал египтянам доспехи начищенной бронзы,

Даже коней удостоил сияния бог сребролукий,

Заговорив их броню от стрелы и от копий фаланги.

Мало ему, так искусством Гефестовым он заручился

И наделил меднокожих мужей колесничею мощью.

В небе ни тучи, и копья перунам не мог уподобить

Зевс-Астропей, но разум избранникам дал и отвагу.

Шёл Теримах впереди, сам едва не достался Танату,

Видя, как воины гибнут, сражённые меткою бронзой,

Ранен стрелою в плечо, что гоплон просквозила и тело.

Тучегонитель всесущий, приметив его, надоумил,

Накосо щит меднокованный дабы подставил он стрелам.

Видя: увязла стрела, отскочила со звоном иная,

Зевсу воздавши хвалу, закричал Теримах щитоносцам,

Чтобы держали щиты, как и он, пригибаясь немного,

Голову, сердце и печень тогда сохранят, к досаде Таната.

Видит стратег египтян -- догадались от стрел защититься,

И протрубил на фалангу свои колесницы направить.

Мчались четвёрки коней долгогривых, подобны триерам.

Вновь колесничие стрелы разят щитоносцев нещадно:

Варварам, видно, помог Светозарный -- божественный лучник.

Уж различимы мечи за два локтя по каждому краю таранов

Крепко прикованы... Быстро они донеслись до фаланги.

Врежутся -- много за миг соберёт серебра Перевозчик.

Сильномогучий рванул Теримах колесницам навстречу,

Меч перепрыгнул, и, стрелы щитом отражая, ударил

Верным копьём в круп коня колесницы, где бронза потоньше,

Только подранил, но дюжину спас щитоносцев отважно,

Ибо возница тотчас отвернул, да помчался обратно.

Много упряжек, однако, с разгона, ворвались в фалангу,

Жатву Таната мгновенно утроив тараном с мечами,

Копья скользили, ломались о бронзу коней, не вредя им.

Дюжины две колесниц прорвались, и ударили задних,

Многие пали, как рожь под крестьянским серпом за мгновенье.

Варвары спешились, взявши щиты и тяжёлые копья.

К ближней рванул Теримах и десяток товарищей следом,

Семеро пали от стрел, а троих поразил колесничий,

Пирр же тогда обошёл его сбоку, копьём упокоив.

Дроты возницы разили без промаха, многих повергнув.

Вот и вдвоём Теримах с Полидором остались.

Лучнику в горло Медведь запускает копьё, словно дротик,

Рыжий, подобный Гераклу, мечом повергает возницу,

Так захватили они колесницу чудную, да с пленным,

Много врагов положив, древним героям подобны!

-- О-о-о! -- восхитились воины, -- да ты Гомер, милетянин!

-- Тьфу-ты... -- отвернулся Медведь, -- вот уж язык без костей...

-- Для Гомера хиловат пока, -- хмыкнул Кен, -- ритм хромает местами.

-- Командир, ты стал разбираться в поэзии? -- заломил бровь один из педзетайров.

В дверях возник человек. Тяжело дыша, обвёл собравшихся мутным взглядом. Заметил таксиарха.

-- Кен, насилу нашёл тебя! Царь зовёт!

Стратег поднялся и вышел вместе с посланником. Теримах тоже встал.