— Что же ты наделал, Максюша, — шепнула я, рухнув на колени, прямо в лужу крови.

— Нет, нет, нет, — срывались слова с моих проклятых губ, — Только не это, нет.

Кровь была густой, липкой, как вишнёвый сироп. В крохотной ванной стоял солоноватый запах смерти.

— Макс, проснись, пожалуйста, проснись, — я подползла к нему, поскальзываясь на липком полу, и потрясла за плечо.

Он не шевелился, был холодным и каменным. Каким же холодным он был…

— Макс… — горло сдавило в стальных тисках, и мой голос куда–то исчез, испарился.

Я открывала рот, но не произносила ни звука. Как будто я внезапно потеряла дар речи и стала немой. Я пыталась сказать ему жестами те слова, которые он должен был от меня услышать, но не успел.

«Макс, мне очень жаль»

«Прости меня»

«Я люблю тебя»

Но он не слышал. Макс смотрел на меня невидящими глазами. В них уже не было ни огня жизни, ни тепла любви. Его взгляд стал пустым и безжизненным, лицо — белая маска с синими губами. Я пробралась к нему под руку и свернулась в калачик возле него. Его ладонь была холодной, и его пальцы не обхватили меня, как обычно. Его руки, такие тёплые и нежные, исчезли вместе с ним. Больше не было осторожных прикосновений, неловкого поглаживания. Ничего больше не было. И слёз не было, только пустота и зудящее чувство вины внутри.

Проглотив комок, вставший в горле, я вытерла щёки ладонью и продолжила:

— Нас нашёл Джексон, который забеспокоился, почему мы не берём трубку полдня. Вызвал скорую, меня почти час оттирал от крови в душе. Я вся была в крови, меня пропитало ей насквозь, — я зашептала, — Я до сих пор чувствую её на своём теле. И вкус во рту — вкус железа и соли. Женя, — прочистив горло, я продолжила нормальным голосом, — держался изо всех сил, но огоньки в его серебристых глазах погасли. Как будто вместе с Максом умерло что–то и в нём. Наверное, у близнецов, и правда, сильная связь.

— Ты не виновата, Кира, — сказал Артур, прикладываясь к бутылке.

Я повернула голову на звук его голоса, а потом снова посмотрела на засыпающий город. Вздохнув, я медленно поднялась на ноги.

— Вскрытие показало, что Макс умер в четыре утра, — сказала я, — Я проснулась среди ночи в три. Если бы я встала и пошла в ванную, я бы спасла его.

— Кира… — спокойно сказал он, повторяя мои действия.

— Но я не сделала этого. Он умирал, а я спала безмятежным сном. Возможно, он беззвучно звал меня на помощь; но я не услышала этого.

— Это не так, — снова сказал Артур, подойдя ко мне вплотную.

Я подняла голову, чтобы заглянуть в глаза. Такие странные, то ли зелёные, то ли жёлтые.

— Он знал, — сорвался с моих губ шёпот, — Он знал, что я никогда его не любила. Это я виновата. Я его убила.

Артур смотрел на меня, не отрываясь. Что–то промелькнуло в его лице, но я не смогла распознать что. Я разучилась читать людей в тот момент, когда Макс посмотрел на меня пустым взглядом из ванной.

Начало смеркаться, закат медленно накрывал город. Я почувствовала, что больше не хочу… Не хочу быть вместе с ним; не хочу его прикосновений; ничего не хочу. Я была одноразовой. Максимум, двухразовой.

— Мне пора, — сухо сказала я, и шагнула в сторону лестницы, ведущей вниз.

— Останься. Уезжай со мной, — Артур перехватил моё запястье и попытался меня остановить.

Я выдернула руку, и не оборачиваясь сказала:

— Я выполнила условия договора. Это ничего для меня не значит. Это… — я отвернулась, и тихо бросила из–за спины, боясь посмотреть в его странные глаза, — Это — ничто.

[1] Это немыслимо, я не могу тебя забыть (порт.)

22

С Джексоном мы не разговаривали с того дня. Я переехала жить к Наташке, благо размеры её квартиры позволяли. Она одолжила мне свой компьютер и диван на первом этаже в гостиной.

Артур уехал в воскресенье, как и говорил. На прощание он оставил мне рисунок, который я видела в его номере; передав его через агентство, где работала Натали. Я смотрела на девушку с портрета и разглядывала своё отражение в зеркале, понимая, что незнакомка с тёмными глазами, оттенёнными густыми ресницами и бровями — это я. Пухлые, приоткрытые губы, чуть влажные, как будто их только что облизали. Слегка вздёрнутый нос и ямочка на щеке. Я смотрела на девушку с портрета, и поразилась тому, с какой точностью прорисована каждая деталь: крошечные, тонкие волоски на щеках; узор радужки; складки на губах; мимические морщинки в уголках глаз и вокруг носа; тени и полутени. Потом я смяла рисунок, и сожгла его в пепельнице на балконе у Натали, вместе с очередной сигаретой.

Я не знала, чем занять себя в неожиданно появившееся свободное время, поэтому начала писать.

Первым я написала письмо, которое стало прологом этой книги. Я не знала адреса или фамилии, поэтому письмо было написано в воздух. Я просто написала всё, что было у меня на душе в тот момент; те слова, которые я бы сказала Артуру, если бы ещё раз его увидела.

Потом, как–то случайно и нелепо я написала первую главу. Затем вторую, третью. Я по кирпичикам собирала фундамент этого произведения; слова собирались в предложения; предложения в строки; строки в абзацы. Я не указала имён, обозначив героев простыми буквами: К., А., и Ж. Выдумать чужие у меня не получилось, а писать настоящие я не смогла.

Я выложила несколько первых глав в электронной библиотеке и там познакомилась с девушкой, Юлей. Она тоже писала, и меня зацепил её рассказ о странной любви, которая вспыхнула во время глупой, нелепой гражданской войны. Мы проговорили с ней несколько часов, обмениваясь сообщениями. Делились творческими планами, идеями, ощущениями. Странно, но когда я читала те строчки, которые она писала мне, у меня было такое ощущение, как будто я смотрю в зеркало и моё отражение улыбается мне, искренне и по–настоящему; так, как не улыбалось многие месяцы. Кусочек моей души печатал мне из Мариуполя, и это так странно, волнующе и прекрасно одновременно.

Через три месяца я, практически не питаясь и литрами поглощая по ночам кофе, закончила книгу. Я не хотела публиковать её, я даже не знала, выкладывать ли оставшееся в сеть, даже несмотря на просьбы небольшого количества читателей, которые появились у меня на сайте. Но мне на электронную почту пришло письмо:

Рукопись <[email protected]>

Кому: мне

От: Андреева Марина

Дата: 18 октября 2012 г., 09:13

Тема: Рукопись

«Здравствуйте, Кира!

Меня зовут Марина Андреева, я — главный редактор московского издательства «Медиа». Я прочитала отрывки Вашего произведения, опубликованные в одной из электронных библиотек, и хочу предложить Вам сотрудничество.

Если Вы заинтересованы, мои контакты:

[email protected]

+7 (495) 432–33–99

С уважением, Марина»

Я посоветовалась с Юлей, и она пообещала мне, что приедет и побреет меня налысо, если я не сделаю этого. Я сделала. Через полгода, я держала свою рукопись в руках — белые листки с чёрными буквами, и стояла напротив двери подъезда голубого деревянного дома на улице Вильмси.

Я позвонила в домофон, и он ответил мне хриплым голосом Джексона:

— Да.

— Привет. Это Кира. Открой, пожалуйста, я хочу тебе кое–что отдать, — сказала я запинаясь.

Джексон не открыл и повесил трубку. Я позвонила ещё раз. Он поднял домофон и помолчал несколько секунд. Дверь всё–таки зажужжала и открылась.

Я быстро поднялась на третий этаж. Джексон стоял в дверях, скрестив руки на груди. Его лицо было хмурым, но не злобным. Он не умел долго злиться или обижаться. Я протянула ему книгу, и тихо сказала:

— Это тебе. Я прошу тебя прочитать первую страницу, а потом можешь делать с ней, что захочешь. Сожги, порви на кусочки, просто выброси. Но, прошу, прочитай первую страницу.