Он поставил мне под ноги средний по размеру армейский рюкзак, очень удобный с виду, и явно не пустой. После чего крепко пожал мою руку и отошел к компании других вояк с такими же, как у него карабинами, которая расположилась за другим столиком, оставляя меня наедине с девушкой.
— У вас тут всегда такие ранние подъёмы? — начал я новый разговор, когда мы, наконец, вдоволь наулыбались друг другу.
Хорошо видно что мне рады, а не просто выражают дежурные эмоции в порядке работы с посетителями.
— Нет, как раз наоборот, обычно подъём только через два часа, в восемь, — честно ответила девушка с хорошо заметными следами лёгкого недосыпа на лице. — Сегодня в связи со вчерашней аварией, ждём комиссию, вот нас и подняли ни свеет ни заря. Начальница здешняя та ещё мымра, всё выслужиться хочет, но у неё это никак не получается, а потому и гоняют нас тут как солдат–новобранцев по плацу, — пожаловалась она мне с нотками лёгкой обиды в голосе. — Сейчас будем приводить всё к образцово–показательному состоянию, прямо как в «потёмкинской деревне». Хорошо хоть траву в зелёный цвет красить не заставляют, но краску уже явно заказали.
К нам подошел Арам, радушно поздоровался с Оксаной и спросил, что та будет заказывать. Она посмотрела в мою тарелку, и показала, мол — «давай то же самое». Только пока оно ещё готовится вилку дай. Я вначале не догадался, зачем ей вилка, когда нет еды, но она меня оставила в лёгком замешательстве, подсев ко мне ближе и таская куски мяса с картошкой из моей тарелки. Очень смелое решение с её стороны, впрочем, я совсем не против, а даже наоборот. Ибо совместная еда из одной тарелки может предполагать дальнейшее сближение. А кто–то говорил, что Оксана неприступна как скала… Вот и верь теперь людям. Когда большая часть еды уже оказалась в наших в желудках, девушка посмотрела на меня своими ясными глазами и вздохнула с явным сожалением:
— Жалко, мне сейчас на работу идти надо, хочется пообщаться, немного погулять по окрестностям, на пляж сходить, тут даже купаться можно, представь?
Несмотря на некоторое сближение, уже возникшее между нами, я сначала несколько растерялся такой постановки вопроса, но потом быстро решил её поддержать:
— А что ты будешь делать после работы?
— Вот к этому я и веду речь. После шести часов хочу тебя видеть. И только не говори, что ты против, укушу, — она приблизила вилку к моей руке, как бы обозначая свои плотоядные намерения и облизала свои губы языком.
— А вот и не скажу, я не против, я только за, — несказанно обрадовался такому невероятному предложению. — Всеми двумя руками за и ещё двумя ногами тоже! — Добавил мгновением позже.
— Тогда договорились, в шесть часов встречаемся тут и никаких отговорок, — решительно заявила Оксана, явно посвежев лицом.
Мы доели свои порции жаркого, запили их очень вкусным компотом из каких–то местных ягод, и распрощались до вечера. На улице уже рассвело, и золотой шар местного солнца поднялся над аккуратными местными домиками. Дул довольно заметный ветерок с моря, и было даже прохладно. Решил немного прогуляться после сытного завтрака, дошел до фонтана и понял, что меня снова крупно колотит озноб. Нет, это не дело, если до вечера самочувствие не нормализуется, придётся идти к местным эскулапам. А не хочется, если честно, я как–то всегда опасался врачей, предпочитая заниматься самолечением. Но здесь для него у меня для него нет ни лекарств ни знаний местных реалий. Вернулся в свой номер, и растянулся на кровати, завернувшись в лёгкое одеяло. Сон не шел, я оказался в состоянии ни сна ни бодрствования, в таком вот болезненном полузабытьи, когда незаметно проходит время, оставляя за собой только чувство неприятного страдания. Из этой полудрёмы меня вывел громкий и настойчивый стук в дверь.
— Войдите, открыто, — не поднимаясь с постели, крикнул я.
В номер вошел Арам собственной персоной, и задумчиво посмотрел на меня, видимо оценивая моё болезненное состояние.
— Тут по вашу душу двое внизу сидят, ждут, из орденской комиссии. Что им от вас нужно не знаю, говорят — срочно. Но если вы совсем плохо себя чувствуете, я могу их попросить вас не тревожить.
— Нет, не надо, сейчас приведу себя в порядок и выйду, лучше уж делами заниматься, чем лежать страдая от лихорадки, — принял твёрдое решение закончить с бесцельным времяпрепровождением в кровати.
Минут пятнадцать уговаривал свой организм перестать хандрить. Холодная вода и активные растирания вроде как помогли, и я спустился вниз. Бармен показал мне на двух мужчин, сидящих за столиком у стены, один полненький лысоватый толстячок с маленькими очками в золотой оправе на носу, а другой поджарый высокий брюнет с явно военной выправкой и волевым лицом.
— Чем обязан, — я подошел к ним и представился первым.
— Нам надо задать вам несколько вопросов, касающихся вчерашнего случая. Если вас это не сильно затруднит, то пройдёмте, пожалуйста, с нами, — толстячок изображал любезность и хотел выглядеть обаятельным, впрочем, до умения Арама нравится людям ему очень далеко.
Пошел с ними и вскоре мы сидели в каком–то рабочем кабинете на втором этаже неприметного строения в режимной части базы. По пути мы прошли несколько закрытых ворот, но охранники без всяких слов пропускали нас, с явной опаской глядя на моих сопровождающих. Несомненным плюсом кабинета оказалось наличие в нём кондиционера, а вот всё остальное представлялось сплошными минусами. Меня подвергли жесткому перекрёстному допросу, задавая самые неожиданные вопросы, казалось бы, к делу никак не относящиеся. Потом переспрашивали одно и то же по нескольку раз, постоянно перескакивая с темы на тему. Осложнялось это ещё тем, что высокий брюнет, который мне даже не представился, не говорил по–русски, вернее — явно не хотел говорить, используя английский. По его лицу заметно — русский он понимает, однако старается делать вид, что нет. Я же его прекрасно понимал, и отвечал ему тоже по–английски, правда, коряво, ибо разговорного опыта в последнее время у меня было мало. От моих ответов он периодически морщился, но не высказывал своего недовольства, что–то записывая себе в блокнот. Толстячок же играл явно на подхвате, и постоянно следил за выражением лица брюнета. Часа через три, вытянув из меня все мельчайшие подробности произошедшего события, начиная с моего перехода ещё с той стороны и кончающегося вчерашним пожаром, меня милостиво решили отпустить. Но строго предупредили, чтобы я обязательно задержался здесь ещё на пару суток, мол, со мной непременно должны пообщаться другие специалисты, которые ещё не прибыли на базу. Выпроводив меня за охраняемую территорию, толстячок пообещал компенсировать мои расходы, связанные с проживанием, дабы я не сильно напрягался по этому поводу и что я могу воспользоваться некоторыми ресурсами базы, типа того же стрельбища по моему усмотрению. Допрос конкретно вымотал меня и не прошел даром для моего настроения, оно пало так низко, даже стал с некоторой теплотой вспоминать камеру отделения милиции, оставшуюся на той стороне. Хорошо хоть не били, и на том спасибо.
— Что скажешь? — высокий брюнет стоял спиной к толстячку, и смотрел в зеркальное окно с односторонней видимостью наружу.
— Ваше предположение полностью подтвердилось, Босс, — толстячок изобразил лёгкий полупоклон, даже зная, что на него не смотрят.
— Я и сам это вижу, заметил что–то ещё? — Высокий брюнет повернулся к своему подчинённому.
— Так, пока только домыслы, — ответил тот, склонившись ещё ниже.
— Ты его дело полностью проверил, уверен, что его нам специально не подкинули с той стороны наши общие знакомые? — взгляд брюнета на мгновение буквально закаменел.
— Исключено, — толстячок замотал головой, всё же расправляя спину. — Судя по его ответам совершенно случайный человек, специальной подготовки не чувствуется. Языковая подготовка сильно хромает, такое не изобразишь даже если сильно захочешь. Особых вещей, способных указать на его причастность к кому–то известному наши люди в его номере не нашли. Прошел сюда почти голым. С той стороной пока связи нет, но по прошедшему перед его отправкой материалу, всё и так ясно.