— Никогда не отказываюсь.

— Так поедем к Фаншетте.

Через двадцать минут они стояли перед дверью Фаншетты и тщетно нажимали кнопку звонка. По-видимому, хозяйки не было дома. Им оставалось только уйти. И они были уже на середине марша, спускающегося к следующему этажу, когда дверь, наконец, приотворилась на длину цепочки и послышался знакомый голос Фаншетты:

— Кто там?

Через пять минут друзья сидели в той же комнате, которую Грачик уже дважды видел.

— Слышу звонок за звонком. Чувствую, кто-то свой, и ничего не могу сделать… сижу в ванне, — кокетливо щебетала Фаншетта своим неприятным фальцетом. — Теперь я должна вас покинуть, чтобы привести себя в порядок. Не могу же я оставаться в таком виде. — С этими словами она приподняла полу измятого халата не первой свежести.

Друзья остались одни. По-видимому, это как нельзя больше устраивало Кручинина. Не теряя времени, он принялся за новый детальный осмотр комнаты. Грачик знал: его друг отлична о помнит все. что видел здесь в первый раз. Теперь его глаз тщательно регистрирует изменения, происшедшие с того времени. Тут же в его мозгу происходит аналитическая работа: исследование возможных причин происшедших изменений, отбрасывание неинтересного и фиксация каждой мелочи, могущей дать малейший повод для предположений.

Хозяйка, подобно каждой женщине, уделит туалету достаточно много времени, — Кручинин мог не спешить. Он действовал методически, дюйм за дюймом подвигаясь вдоль стен, оглядывая каждую безделушку, поднимая некоторые из них, как бы примеряя, так ли они стояли прежде. Около маленького столика, на котором стояла мухоловка старинного фасона, Кручинин на несколько мгновений задержался, поманил Грачика и молча указал на этот смешной старомодный прибор. Грачик видел, как мечутся под стеклянным колпаком мухи, как те из них, что не нашли выхода вниз к приманке, завлёкшей их в западню, бьются в воде, уже поглотившей изрядное количество жертв.

Кручинин тихонько сказал:

— Забирай эту приманку. Это как раз то, что ты ищешь.

Вместо обычного сахара под мухоловкой действительно лежал кусочек халвы. Грачик быстро спрятал его: ведь халва — это ореховое масло; ореховое масло — след пальца на книге.

Кручинин между тем методически продолжал осмотр. В комнате и во всей квартире царила мёртвая тишина. Просто трудно было представить, что женщина, одеваясь, может производить так мало шума.

Кручинин закончил осмотр и остановился над роялем, вглядываясь в чёрное зеркало его полированной крышки. Его лицо отразило мучительное напряжение мысли. Происходило то, что редко случается с Кручининым, — так редко, что Грачик наперечёт мог бы вспомнить подобные случаи, — он торопился найти какое-то решение и не находил его. Его взгляд, ещё раз обежав комнату, задержался на… пудренице Фаншетты. Кручинин взял её и, слегка тряхнув пушок над крышкой рояля, подул на образовавшийся тонкий слой белой пыли. На чёрном фоне рояля остался характерный рисунок папиллярных линий. Сквозь лупу Кручинин различил резкий шрам в виде полумесяца, пересекающий линии узора оставленного прикосновения чьего-то пальца.

Кручинин выпрямился и, потирая руки, подошёл к раскрытой клавиатуре. Он, видимо, собирался что-то сыграть, но рука его повисла в воздухе и два пальца, приготовившиеся что-то схватить, протянулись к клавишам. Его лицо, вся фигура, каждый палец поднятой руки — все отражало торжество. Указательный и большой пальцы были крепко сжаты, хотя, казалось, в них решительно ничего не было. Лишь подойдя вплотную к Кручинину и приглядевшись, Грачик различил то, что тот держал с таким торжеством, будто это был славный трофей трудной битвы: короткий волос.

Грачик пригляделся в лупу.

— Седеющий шатен? — сказал он.

— Верно, — подтвердил Кручинин.

Где-то в отдалении хлопнула дверь, и по комнате пронёсся порыв сквозняка.

— Не удержали, — насмешливо пробормотал Кручинин.

— Чего, дорогой?

— Дверь чёрного хода вырвалась у них из рук и затворилась громче, чем они хотели.

— Кто?

— Не знаю.

Кручинин приложил палец к губам — и прислушался. В доме царила все такая же тишина. У Грачика мелькнуло подозрение: Кручинин пришёл сюда, чтобы поймать Фаншетту на месте преступления, но она разгадала это и… ловко ускользнула. И… в следующее мгновение в комнату вошла Фаншетта, благоухая ароматом крепких духов.

Хозяйка набросилась на Кручинина с расспросами о деле Гордеева. Она повторила ему то, что Грачик слышал от неё прошлый раз, о её намерениях в отношении Вадима. Глядя на Кручинина, можно было подумать, что эго ему давно известно и совсем не так уж интересно. Воспользовавшись первой же паузой, он сказал:

— Нечаянно я стёр всю пыль с перил вашей лестницы. Нельзя ли вымыть руки?

— Конечно, — услужливо ответила Фаншетта. — Идёмте.

Грачик понял, что Кручинин отправился на обследование квартиры. Раз он выбрал имение такой предлог, как мытьё рук, значит, его интересовала ванная комната. Очевидно, нужно было проверить, действительно ли Фаншетта брала ванну, когда друзья звонили, и постараться найти следы обладателя седеющих волос, неосторожно хлопнувшего дверью.

Грачик терпеливо ждал их возвращения.

Первым вернулся Кручинин.

— Сейчас мы получим по чашке чая с клубникой, — сказал он и, помолчав, как бы невзначай, добавил: — Трудно предположить, чтобы за десять минут ванна могла высохнуть так, что не осталось никаких следов купанья, да и температура в ванной комнате совершенно такая же, как везде… Кстати, когда ты был тут прошлый раз, перчаток на рояле уже не было?

Грачик подумал, стараясь припомнить, во дел ли их тут в прошлый раз. Но эта деталь прошла мимо его сознания. Похвастаться ему было нечем.

Стоит ли говорить, что в таких обстоятельствах, когда Грачик знал, что Кручинин больше не верит Фаншетте и поймал её на лжи, предложенный ею чай с клубникой доставит ему сомнительное удовольствие. Кручинин тоже отнёсся к чаепитию без особого энтузиазма. При первом удобном случае он сказал:

— Кстати, о перчатках! Они могут сыграть существенную роль в судьбе Вадима, а следовательно, и в вашей собственной.

Выщипанные брови Фаншетты взлетели на лоб.

— Перчатки?.. Какие перчатки? — с искренним удивлением спросила она.

— Жёлтые перчатки свиной кожи.

Она недоуменно пожала плечами.

Если это удивление не было искренним, то было разыграно с большим искусством.

— Те, что лежали у вас там, — Кручинин показал на рояль.

— Ах, эти! Да, да, помню… но… он взял их.

Сидящий в тюрьме Вадим взял перчатки?!

На Кручинина это заявление произвело, по-видимому, не меньшее впечатление, чем на Грачика.

— Вадим взял их? — переспросил он.

— Нет, нет, конечно, не Вадим. Это оказались вовсе не его перчатки.

— Не его?.. А чьи же?

— Это были перчатки моего брата.

— Ах, вот как!.. Он был у вас? — спросил Кручинин с таким видом, словно наличие этого брата вовсе не было для него неожиданностью.

— Мы с ним редко видимся, — сказала Фаншетга. — У него работа, из-за которой он очень много ездит.

— А где он служит?

— Не знаю, как называется его учреждение. Как-то чудно. Эти сокращённые названия, знаете ли, не для меня. Я никогда не могу их запомнить.

— Я, кажется, знаю вашего брата, — сказал вдруг Кручинин, пристально глядя ей в глаза. — Даже знаю, что он шатен, что он носит бороду и что борода эта уже седеет…

На этот раз она не могла скрыть удивления:

— Откуда вы… знаете?

— Я вот только не знаю: в Москве ли он сейчас?

— Неделю тому назад он был тут. А теперь, не знаю… Я давно его не видела.

— А, простите за любопытство: когда вы последний раз играли на рояле?

— Я играю почти каждый день.

— И сегодня?

— Да… Но… — она запнулась и сдвинул брови, — мне не нравится этот допрос.

— Допросы вообще мало кому нравятся, — усмехнулся Кручинин.

— Можно подумать, что вы… мне в чём-то не доверяете.