Короче, никому не сказавшись — не принято, — я ушел к Неоритане и через месяц повис на орбите Марюса, озираясь по сторонам.

Они еще стреляли. Если знать, куда смотреть, можно было заметить вспышки.

Каждая такая вспышка — минус корабль, плюс металлолом.

И минус несколько сотен человек, мир их праху.

Поразмыслив, я не стал спускаться на планету, только постучался к Андеду в комм: мол, привет, работаю поблизости, но зайти не успею, о чем ужасно сожалею. Ответ пришел через несколько минут: "Ну если вдруг получится, залетай в любое время. Не суйся там под пушки, мусорщик. Удачи".

Я поймал себя на том, что улыбаюсь пустому экрану. Конечно, дед, обязательно зайду.

И двинулся помаленьку на взрывы.

С Маринеллы мы выбрались без приключений — таможенники смотрели на мусорщиков сквозь пальцы, а уж что Свен вывозит детей из-под бдительного ока социальных служб, никому и в голову не пришло. Тем более кораблик у Рыжего был махонький, куда там сунешь зайцев-то… Но мы прекрасно разместились. Лике Свен отдал свою каюту, а мы с Сефом натянули гамаки в грузовом трюме. Он тоже был маленький, и в сортир приходилось бегать под Ликину дверь, но это такие мелочи. Зато Маринелла до нас больше не доберется.

Сам Свен в основном торчал на мостике, как и положено пилоту. И спал там же. В кресле, положив ноги на пульт.

Я б в такой позе и двух часов не выдержал, а он уже три дня так жил. И умудрялся даже во сне не задевать пятками никаких важных кнопок.

На четвертый день Лика явилась на мостик и растолкала гостеприимного хозяина.

— Иди отоспись по-человечески, — сказала она. — Все равно же идем на автоматике.

Свен поломался для приличия минут десять, а потом встал и ушел в каюту.

Только вот что мне категорически не понравилось — часа через четыре оказалось, что Лики нигде нет. Значит, она тоже скрылась в каюте.

Они не выходили оттуда очень долго. Когда вышли, держались за руки. Она сияла, он был красен, как краснеют только рыжие.

— Вот что, парни, — сообщила Лика нам с Сефом, — я на Альмире сходить не буду.

И я понял, что она никогда не станет женой никакого колониста, будь то хоть я, хоть кто угодно другой.

— Она же малолетка, — тихо сказал я. — Свен Гаррисон, мы еще не долетели туда, где она совершеннолетняя.

Свен был смущен до крайности, но руку Ликину не выпустил.

— Мы никому не скажем. Правда, Ангелика?

И клянусь, она не то что не вскинулась на ненавистное полное имя — она улыбнулась светло и нежно.

— Конечно, милый.

Сеф задумчиво смотрел на них. Потом высказался:

— А на Альмире вы могли бы пожениться.

— Долетим — разберемся, — ответил Свен.

Никогда я не маялся так, как этот месяц до Альмиры.

Наконец побежденные отползли к Уггле, ковыляя, полудохлые, обожженные, хромые на половину ходовых. А их менее удачливые товарищи остались висеть гигантским облаком корявого железа. И тогда мы, стая трупных мух, повылезли из щелей и слетелись на угощение, косясь вслед потрепанному победителю, уходящему мимо Неоританы по направлению к Сальхе. Проигравшие были нашими союзниками, значит, победители — нашими врагами. Но как-то плохо это осознавалось. Для меня все они были — те, кто дерутся. А я не дерусь. У меня свое маленькое дело.

Патриотизм среди мусорщиков не распространен. Перед нами все равны.

Ох, какой славный корабль был. Здоровенный, вероятно, новый, судя по форме стволов покореженных пушек. Наш противник только недавно начал ставить эту модель на крейсера. Мощные, эффективные, да не помогли. Вон как ему разворотило носовую часть. Но на куски не развалился, можно ухватить целиком. Люблю такие находки. Подхватил одного — и можно двигать к заводу. Все равно больше мы с пацанкой ничего не утащим. Этого бы довести, уж больно велик.

Перетянул его тросами в нескольких местах, чтобы по дороге не отвалилось ни кусочка, присобачил десяток движков, задал "Красотке" курс — и пошли помаленьку. Ближайшую неделю буду ковыряться у него внутри. Наверняка есть чем поживиться.

Правда, он настолько целенький, что там наверняка найдутся останки, а собирать трупы по кускам — удовольствие маленькое. Ну ничего не поделаешь. Хоть они при жизни и стреляли в нашу сторону, все равно ж люди.

И действительно, предчувствия меня не обманули.

Их было около двухсот, если правильно собрать детали. И все внутри. Все ждали меня и моих мешков, чтоб им… Если я что и ненавижу действительно в моей работе, так вот именно это. Сутки, не разгибаясь, и хорошо если четверть разобрал, значит, и завтра, и послезавтра… бросить все к чертовой матери, продать пацанку какому-нибудь отморозку, закопаться на окраинной планете вроде той же Альмиры, и стать вегетарианцем. Выращивать на грядке все, что необходимо для жизни, и никогда, никогда не видеть людей. Ни мертвых, ни живых.

И тут я его заметил.

Альмира — чудесное место. И работы там, действительно, оказалось — завались. И никто не стал придираться к возрасту Сефа. И меня допустили к технике.

И Свена с Ликой поженили.

Красивая, кстати, была свадьба.

У них там, видите ли, религиозная община. Истинная церковь Единого и Всемогущего.

Я прожил на Альмире два года, но так и не понял, чем Истинная церковь отличается от других истинных церквей. По-моему, такая же, как все. И в чем истинность каждой из них… или какой-нибудь из них… Нет, мне не понять. Я для этого слишком прост.

А вот Сеф разобрался, кажется, и ему понравилось.

Ну, надо сказать, кое-что понравилось и мне. Они не приставали с ножом к горлу, требуя немедленно признать их истинность и отвергнуть все прочие версии Единого и Всемогущего как ложные и греховные. Они считали, что постепенно послушник проникнется, а в послушники брали всех. На постижение истины каждому неофиту давались те самые два года. Если не проникся — скатертью дорога. Вселенная велика. Если же ты услышал голос господа, ты — полноправный гражданин. Красивый ритуал вступления в гражданство, он же — ритуал полного посвящения, и живи, радуйся.

Кстати, они хорошо там живут. У них преступности практически нет. Все трудолюбивы и доброжелательны. Все друг другу помогают. Все улыбаются. Уж не знаю, что будет лет через двести, но пока — благодать.

Так что Сеф там прижился. Сельское хозяйство действительно оказалось в самый раз по нему. Когда я улетал с Альмиры, он был главой общинной молочной фермы в Светозарной — большой деревне, по местным меркам считавшейся городом: полторы тысячи человек, — и вся Светозарная готовилась праздновать его окончательное вступление в ряды истинно верующих. К тому же у него был головокружительный и одновременно целомудренный роман с дочкой церковного старосты, одобренный ее папашей и благословленный отцом Кальмарием.

Я слишком был циником, чтобы без смеха слышать имя святого отца, но Сеф ни разу не улыбнулся, торжественно произнося: "Кальмарий". Хотя в отличие от падре точно знал, что за зверь кальмар и как он выглядит.

Словом, мой лучший друг нашел свое место в жизни. Моя подруга сделала это еще раньше. И только я не знал, куда податься, ясно было только одно: Истинная церковь не для меня. Значит, нужно уезжать.

Община выделила мне подъемные, достаточные для того, чтобы добраться до более обжитых миров и перебиться первое время. Провожали с молитвами и благодарными словами, обращенными к господу: хоть и не сподобил еретика обратиться, но немного обогрел заблудшего, даст Он, семена истинной веры еще прорастут в этой зачерствелой душе. Я выразил ответную надежду, что не собьюсь с пути истинного, и улетел на почтовом катере, ходившем раз в месяц до Любены.

Это тоже было захолустье, но досюда уже существовали регулярные пассажирские рейсы с Фар-аль-Койты, а на Фар-аль-Койте был бар мусорщиков.

Потому что взвешивая варианты своего будущего, я видел только два выхода: армия — и отребье вселенной. После строгой дисциплины религиозной общины армия не показалась мне сколько-нибудь привлекательной. Хотя перспективы, вообще-то, были неплохие: можно было получить образование за счет государства, сделать карьеру и вообще наладить вполне благополучную жизнь. Собственно, только необходимость подчиняться командам мне и претила.