Когда Ленарту стукнуло пять, а мне двадцать два, я встретила Тангера.

Мы с малышом отправились в Лашену за покупками. Сначала надо было кое-что продать (я тащила с собой в корзине шерстяные носки и нитяные шали, связанные за зиму), так что мы примостились на рынке у самого входа. Ленарту было скучно, и он донимал меня бесконечными вопросами.

— Мама, а если петуху выщипать хвост, он сможет кукарекать? А кто сильнее — дядька Прон или вон тот стражник? А почему у того мальчика бусы на шее — он что, девчонка? А мы купим тетке Уйте подарок? А какой? Ну мам! А давай мы потом пойдем на речку? А правда, что там сом и у него усы? А если червячок порвется пополам, он все равно живой будет?

Я машинально отвечала: "Да, милый, нет, милый" — успевая еще как-то реагировать на покупателей.

Потом Ленарт дернул меня за рукав и спросил, куда девается вода из лужи.

— Испаряется, — ответила я. Он страшно заинтересовался, пришлось прочитать ему маленькую лекцию о круговороте воды в природе.

Вот тут в нашу беседу и вмешался Тангер.

Он остановился у соседнего прилавка, где старичок-барахольщик разложил уйму разных мелочей — от шелковых ниток до замусоленных книжек, — раздумывал, стоит ли покупать растрепанный сборник старинных сказаний, и услышал щебетание моего сынишки.

— Извините, сударыня, — сказал он. — Могу я обратиться к вам с предложением?

Я удивилась: с чего бы?

Предложение было — дар небес. Высочайшим распоряжением в каждой деревне следовало открыть начальную школу. Тангер отвечал за набор учителей. Проблема казалась необъятной. Деревень много, грамотных людей мало.

— Вот вы откуда? Из Гнилушки? У вас тоже нужно учить детишек, я уверен, что вы справитесь. Казна кладет жалованье — небольшое, но все же выгодней, чем носками торговать. Вы ведь образованная женщина, я же вижу.

Я засмеялась:

— Не выйдет, сударь. Прежде всего, я не знаю турайской грамоты.

Он немедленно уловил ключевое слово.

— А какую знаете?

— Русскую и немного марьятскую. Вряд ли вам это пригодится.

— Ерунда, — решительно сказал Тангер. — Знаете какую-то — выучите и нашу. А почему так получилось?

— Видите ли, я приехала издалека… А в нашей Гнилушке некому учить меня чтению и письму.

— Вот что, — Тангер достал кошелек. — Я покупаю оптом все ваше рукоделье, мы идем в трактир, я угощаю вашего шустрого мальчика медовым пряником, а вас — чаем или пивом, как захотите. И мы обсудим подробности.

Мда, в свое время — семь лет тому назад — я почти закончила восьмой класс…

Когда мы договорились о терминах, мои познания его потрясли. Особенно геометрия — та самая, которую я не любила и плохо помнила.

Из города я возвратилась с учебником турайской грамматики под мышкой и званием учительницы начальной школы в перспективе.

ОН

Я всегда исполнял ее заветные желания, что бы она об этом ни думала. И когда она пожелала, чтобы я ее разлюбил, я это сделал. Не сразу. Было больно и трудно. Наша связь не прервалась, я всегда чувствовал, каково у ней на душе, после рождения Ленарта — особенно сильно.

Я почувствовал, когда она заинтересовалась другим. И как она металась мысленно между ним и мной. И как выбрала в конце концов его — потому что он не уходил от нее в другие миры.

И как она решилась лечь с ним в постель. И как ей было с ним хорошо.

И как она рада, что нашла себе дело по душе — с его помощью, не моей.

Я больше не был ей нужен. Только иногда — когда дело касалось Ленарта.

Тогда я приходил.

Я раньше нее почувствовал, когда она забеременела Шайлой. И Тамерой. И Коттом. Я страдал вместе с ней, когда Шайла умерла от скарлатины. Я радовался вместе с ней ее радостями и горевал ее горем. Издалека. По-моему, она даже не знала.

Когда Ленарт пошел в школу, где она преподавала уже три года, я пришел поздравить их обоих. Познакомился с Тангером и младшими детьми. Посидел с ними за столом, выпил с ее мужем. И ушел.

Может быть, она еще когда-нибудь позовет меня.

Эпилог

Я долго приставал к маме, хотел узнать, почему папа с нами не живет. Нет, я не против Тангера — он хороший человек, мы ладим. Просто папа тоже хороший, я знаю.

Мама сказала, что папа не может долго жить на одном месте — он так устроен. Он все время должен куда-то уходить и не всегда может вернуться обратно. Вот и ушел однажды насовсем.

Не знаю, почему папа не может ходить куда угодно и как угодно? Это ведь так просто. Вот вчера я заскочил на пару часов в Марьятию, посмотрел на город, где мама с папой когда-то бывали. Не очень похоже на нашу Лашену, но мне понравилось.

Как-нибудь я схожу в мамину Москву. Но сегодня я пойду к папе — он сейчас в Японии, там такие смешные одежки на людях и дома из бумаги. А в Москву потом. Только бы мама не волновалась, где я пропадаю.