Мысли разбегались. «Если я, историк с дипломом одного из лучших университетов страны, не могу найти решение этого вопроса, то чего можно требовать от простых татар!» - думал Февзи.
Так думал он, проживший много лет в Ленинграде, естественный поборник дружбы между людьми разных национальностей. Но разговор с Ахтемом заронил в его душу червя сомнения - в праве ли он оспаривать обиду крымского татарина на представителей России, сперва лишившей Крым самостоятельности, а потом выселившей его коренных жителей на смерть и лишения?
И понял Февзи, единственный из оставшихся в живых обитателей барака в Голодной степи, что он слишком долго прожил в отрыве от своего народа, настолько долго что, сам того не осознавая, пытается соответствовать тому окружению, в котором долгие годы жил, забыв о своем происхождении.
Соответствовать окружению, забыв о самоидентификации - это недостойно свободного и гордого человека! – такой приговор вынес той ночью сам себе Февзи, выпускник исторического факультета Ленинградского университета.
Вопрос, который оказался столь мучительным для Февзи, действительно непростой. И я не знаю исчерпывающего ответа на этот вопрос. Впрочем, есть ли среди серьезных вопросов такие, на которые имеются исчерпывающие ответы?
На одном из сайтов в августе две тысячи пятого года появилось такое сообщение:
«Из Крыма в 1944 году изгнаны, как тогда казалось, навсегда, целые этнические группы, среди которых не только крымские татары, но и греки, болгары, немцы армяне, арнауты, турки, крымчаки. Поводы, для, подчеркиваю, внесудебных депортаций - паранойяльные... А после началось форсированное освоение свободных территорий, в основном, специфическими контингентами. Какими? Этими самыми... Отставниками армии, флота, вертухаями всех мастей… от КГБ до ментов. Ну, и конечно партноменклатура... куда без нее. Вот, по большей части контингент, который никогда, никаким народом не был, в том числе и русским».
Замечательно сказано! «Никогда никаким народом не был, в том числе и русским»!
Со своей стороны добавлю следующее. Я не удивляюсь деяниям этого специфического контингента, поведение которого в Крыму аналогично поведению наглого грабителя-домушника, озлобленного возвращением хозяина дома.
Я удивляюсь только некоторым моим землякам, которые забывают, что кроме этого «специфического контингента, который никогда никаким народом не был», есть и другой русский народ.
Ахтем остался жить в Старом Крыму. Начальник экспедиционной базы Февзи зачислил его на должность рабочего, которая после ухода Сашки стала вакантной. И за счет базы же продолжился наем каморки, которая освободилась после увольнения прежнего рабочего, так что отец с сыном получили законную крышу над головой. Никто не поинтересовался, кто он есть, новый рабочий, есть ли у него прописка, ибо ленинградскую экспедицию в городке давно знали и власти не вмешивались в ее дела. Так и прожил Ахтем до весны, когда приспела пора думать ему о своем собственном доме и, возможно, об огороде...
А Февзи, мечтавший о рижской «Спидоле», купил другой, более примитивный транзисторный радиоприемник, и вечерами вместе с Ахтемом слушал «Голос Америки» и «Би-би-си».
Глава 5
Несмотря на то, что взамен коллег по научной работе у Камилла теперь появились «товарищи по несчастью» в бойлерной, душевное состояние его оставляло желать лучшего. О его положении был осведомлен младший брат, который, однако, сейчас работал в далеком Ташкенте. Родителям же он так и не сказал о том, что он безработный, такое признание он почитал слабостью. Правда, мама его с удовлетворением отметила, что старший ее сын стал чаще приходить к ним и всегда оставался пообедать…
И друг Валентин свалил…
Между тем помимо действий самого Камилла информация о его положении распространялась в научных кругах Москвы.
Один интеллигентнейший старый академик, бывший в свое время официальным оппонентом во время защиты Камиллом докторской диссертации, позвонил ему однажды вечером.
- Камилл, я узнал, что вы лишились работы. Зайдите ко мне в удобное для вас время.
Камилл увиделся с академиком, рассказал о своих трудностях. Академик поинтересовался, не подавал ли Камилл документы на выезд заграницу на постоянное место жительства? Камилл заверил собеседника, что нет, не подавал. Академик обещал помочь. Но и ему не удалось преодолеть трудности, связанные с ситуацией, именуемой «крымский татарин».
Нина Вадимовна, супруга почившего десять лет назад ученого с мировым именем, тоже вознамерилась было использовать свои нынешние связи для устройства Камилла на работу. Ученый этот был репрессирован в конце тридцатых годов, как раз во время представления его кандидатуры на Нобелевскую премию. Камилл сделал несколько работ, смыкающиеся с направлением исследований этого великого русского ученого. Эти работы были опубликованы уже после того, как славный ученый покинул сей мир. Научное сообщество оценило работы Камилла, и Нина Вадимовна поместила их в библиографию монографии своего мужа, коей была редактором, и с тех пор молодой профессор и вдова ученого поддерживали знакомство. Она расспросила Камилла по телефону о постигшей его напасти, поохала по-женски и сказала, что постарается помочь. Но добрая Нина Вадимовна не вполне хорошо разбиралась, по-видимому, в окружающих ее нынче людях. Во всяком случае, когда Камилл пришел по подсказанному ею адресу, то встретил типичного «ученого в штатском». Разговор получился весьма специфичный, после чего, надо думать, в досье молодого профессора появилась, по крайней мере, одна новая некомплиментарная страница.
Однако именно стараниями Нины Вадимовны удалось получить Камиллу работу-поплавок, позволяющую не оказаться в табели так называемых «тунеядцев», наказываемых арестом, судом и высылкой. Работа лектора Всесоюзного общества «Знание» была вполне позволительна для доктора наук. Однако и престижную среди диссидентствующих интеллигентов работу в бойлерной он не оставил, потому что заказы на лекции по естественнонаучным знаниям были редки, все больше о строительстве коммунизме и о том, что Бога нет.
- Ну, нет, по вашему, так нет. Но чего так напрягаетесь с вашей антирелигиозной пропагандой? Или конкуренции с Его стороны боитесь? – посмеивался Камилл, отказываясь от лекций на атеистическую тему.
Тем же летом в Москву прибыла группа крымских татар – с протестом против варварства властей. Москва встретила делегатов штыками и автоматами, не снятыми, правда с предохранителя. Некоторых захватили на улицах, немедленно выдворили из столицы.
Выдворить, выдворены, будут выдворены, - один излюбимых глаголов властей той поры, когда уже не давали десять лет без права переписки, но еще не расстреливали в подъездах. Правда, уже сажали в психушки.
Так вот, почти все выдворенные вернулись в Москву для завершения намеченных дел – просочились, хитрые татары, сквозь дырявые заслоны! В гостиницах органы устраивали засады, а татары не шли в гостиницы, жили по частным квартирам.
Все квартиры прописанных в Москве крымских татар были под наблюдением, в некоторых власти проводили обыски. А татары прятались и в домах русских и евреев, поддерживающих борющийся народ.
…Когда четверо молодых мужчин и одна девушка, с трудом втиснувшись в такси, доехали до квартиры Камилла, их здесь уже ждали. Нет, не хозяина квартиры я имею в виду. Он, естественно, ждал, предупрежденный по телефону. Ждали филеры, засевшие в «Волге», припаркованной к бордюру зеленой полосы у тротуара напротив дома. Наши ребята сразу заподозрили в пассажирах автомобиля кагебешников, растерялись, не знали, подниматься им в квартиру или повернуть назад, – не хотели, как им представлялось, благородным душам, засвечивать Камилла. Но оказался среди них один, который был давно знаком с Камиллом, он сказал: