— Дальше? — спросил губернатор.

— Всё, сударь.

— Я не понимаю ваших шуток, Тимофей Саввич, вы говорите: довольно «рацей», надо дело, а сами заставляете нас слушать сказки.

— Это дело и есть.

Прокурор, всё время молча чертивший что-то на листе бумаги, сказал:

— Ваше превосходительство, сказка эта имеет смысл. Если Тимофей Саввич и вы позволите мне быть ее истолкователем, то я скажу: вот зуевские фабриканты, напуганные погромом, прибавили. Морозов прибавить не может, рассчитывает своих рабочих. Они пойдут Викулу Морозова громить. Тут Савва испугается — прибавит. А Викула — своим расчет. А они пойдут Смирновых громить. Словом — «придет коза с орехами, придет коза с калеными»!

— Какая коза? Что вы меня пугаете, — рассердился губернатор, — говорите ясно: какая коза?

— Революция, ваше превосходительство! — тихо ответил прокурор.

— Революция? — недоумевая, переспросил губернатор — зачем такие громкие слова… Вы меня пугаете, Тимофей Саввич!

— Хэ-хэ-с! — промолвил Гаранин — это точно-с, у нас бабы, по невежеству только, младенцев пугают: «идет коза рогатая за малыми ребятами, кто титьку сосет, того на роги снесет».

Морозов пьяно рассмеялся и показал губернатору из пальцев «козу».

Губернатор в испуге отодвинулся, потому что «коза» игриво грозила его затянутому в мундир животу.

— Не понимаю! Не понимаю ваших шуток! — твердил губернатор брюзгливо.

Прокурор пришёл к нему на помощь:

— Ваше превосходительство, вы изволили сказать, что от ничтожных причин не бывает великих последствий. А, ведь, в сказке — какой главный факт — чтобы коза пришла с орехами. И она пришла. Отчего: оттого, что червяк пошел точить гору. Так и здесь, ваше превосходительстве. Завелся червяк и начал точить гору. Гора — Россия. Мы, ваше превосходительство, обязаны по долгу чести и присяги червяка извлечь и раздавить.

Прошло несколько минут тяжелого молчания, в течение которых Митя подливал неустанно вино в стаканы. Затем прокурор сказал:

— Я предложил бы, во-первых, арестовать и в первую голову этого Волкова, вообще вожаков. За сим объявить от конторы, что если ткачи и прядильщики встанут на работу, то — тут прокурор обратился к Морозову — Тимофей Саввич, скажите нам свои условия…

— Штрафы скину, и всем расчет. Приму, кто согласится на прежний расценок. Кого хочу — приму, кого хочу — долой…

— Ну, вот… Поверьте, что твердость фабриканта, прибытие властей, войск, арест зачинщиков очень скоро отрезвят бунтовщиков. Что мы видим: вчера погром, сегодня — и из казарм еще не выводили войска, а уже в Никольском тишина, порядок и покой.

Митя, доливая прокурору стакан, сказал:

— Мне сейчас стрелочник сказывал, что ткачи красильщиков с работы снимают. Народу! Вся улица полна. Говорит, драка идет. Как бы красильную не подожгли…

Морозов вскочил, опрокинув свой стакан…

— Красильную, говоришь, красильную? Что, что? — закричал он на губернатора. — А ты сидишь тут, ровно мышь, сердце мне скребешь? Гони солдат на улицу, вели стрелять.

Губернатор встал и покачал головой:

— Батальон пришел без патронов. Только часовым розданы холостые для тревоги…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1. Под арестом

Морозов послал Митю Кудряша из вагона на вокзал подать две телеграммы. Пока бежал через пути, Кудряш прочел, что одной депешей Морозов просит прислать из Москвы еще войска, а в другой, московскому прокурору Муравьеву, Морозов жаловался, что губернатор слаб, и просил, чтоб Муравьев приехал сам. На телеграфе Кудряшу дали на имя Морозова две депеши. Кудряш зашел в укромный уголок, отслюнил бумажку и расклеил телеграмму, прочел, — что из Владимира выехал в Орехово начальник губернского жандармского управления. Во второй депеше говорилось, что в Орехово отправлен из Москвы Донской казачий полк. Кудряш присвистнул, свернул, заклеил опять телеграмму, как была.

На угрюмом и злом, после губернаторского визита, лице Морозова заиграл веселым зайчик, когда он прочел принесенную Кудряшем депешу.

Пара в дышле вернулась, в санях приехал, важно развалясь, Гаранин. Они с хозяином о чем-то долго говорили, почти шептались, при чем старик отгонял Кудряша рукой, как надоедливую муху. Потом Морозов и Гаранин сразу встали. Гаранин подал хозяину шубу.

— Ты тут сиди смирно, пока я приду. Пить-есть всё есть? Не балуйся.

— Мне бы, Тимофей Саввич, сбегать на фабрику.

— Сиди, сиди. Фабрика стоит.

— Мне бы только в мальчью артель — товарищей повидать…

— Какие они тебе товарищи. Брось дурь — а то я из тебя её выбью. Забудь. Помни, кто ты и кто они.

Морозов взят вагонный ключ и, уходя с Гараниным, замкнул дверь вагона. Проводника в вагоне не было. Кудряш остался в нем один…

— Вот те и на: там бунтуют, а меня под арест, — сказал Кудряш, высунув вслед Морозову язык — погоди, Кощей Бессмертный, я тебе!..

Кудряш пробовал спать — не спится, петь — не поется. Смотрел из окна — скучно. Попробовал недопитое вино — не вкусно… Подергал все четыре двери — ни одна не поддается — все на запоре. Кудряш раскрыл чемодан Морозова и нашел там складную шляпу: она как блин, а нажмешь, — как пружина расправится и с паровозную трубу! Кудряш плюнул в шляпу, сложил её — и ему стало скучно совсем…

В окно вагона со стороны товарной платформы мягко стукнулся снежок, и Кудряш увидал на стекле прилипший комок. Кудряш выглянул и видит, что на платформе из-за вагона высунулись и спрятались головы — он сразу узнал Мордана и Приклея. Кудряш забарабанил в окно, но приятели вдруг куда-то юркнули. И Кудряш увидел, что по междупутью около вагона идет жандарм. Кудряш притаился. Шаги жандарма смолкли. Мордан и Приклей спрыгнули с платформы. У Приклея в руке — вагонный ключ; открывши дверь ключом, Приклей с Морданом юркнули в вагон. Приклей тихо прикрыл дверь и запер ей снова на ключ. Около вагона послышались шаги. Все трое мальчиков присели вдруг без уговора.

— Здорово, Кудряш! Это тебя что ли жандарм караулит. Ты что арестант что ли?

— Нет! Это, надо быть, Морозов велел вагон караулить.

Мальчики, сгибаясь, прошли в салон и сели там на полу…

— Куда хозяин поехал? — спросил Мордан…

— Да они все что-то тут шептались с Гараниным — он меня прогнал. Только то я и слыхал, что поехали они к Смирнову, туда всех хозяев соберут на фабрику — кто здесь, и хотят писать жалобу министру финансов.

— Ну, вот: мы жалобу и они жалобу… А еще что?

— Еще полк казаков идет. Скоро надо быть им тут.

— Шпрынка с ними хочет разговаривать. Чтобы они нас не трогали. Казак, ведь, вольный человек.

— Ну, да! Я веснусь видал, как они в Москве у манежа нагайками студентов лупили. А студенты-то, ведь, господа. Ну, а нам-то уж, наверно, всыплют по первое число… Что, красильную-то сожгли? Как, ребята, хозяин испугался, когда я ему про красильную сказал!

— Ничего не сожгли. Красильщики сами ушли, как мы к красильной привалили. Им крыть нечем: утресь нынче мы со Шпрынкой наделали бумажек «кто на работу пойдет — у тех коморы пожгем» и раскидали по казармам. Ну, красильщики и говорят губернатору: нам надо дома сидеть, а то там у нас бунтовщики всё имущество подожгут — последнего лишимся!

— А в артели что? — спросил Кудряш.

— Да что: велят нам дома сидеть, на улицу не выходить. Анисимыч с Волковым по всем казармам ходят, народ уговаривают: смирно чтобы стачку делать. Говорят, в Англии всегда смирно делают. Так у нас на Англию разве похоже? Вон казаки идут: у них и казаков никаких не может быть. Зря не дают нам развернуться. «Крупу» пригнали со штыками — а уж наши: играй назад! А началось было. Мне, гляди, как наклали!..

Мордан распахнул на груди рубаху и показал синяки.

— Чуть ребра не сломали. В больницу снесли. Ну, я не долго там пробил.

— Ребята! — ключ-то у вас откуда?

— Приклей из дежурной для бригад унёс. На место положить надо.