Изменить стиль страницы

«Надо поговорить с Корженовским. Мы должны воспользоваться открытием Пути».

«Сначала откроют пробный канал, — возразил Ольми. — Лучше дождаться полной стыковки. А еще лучше — совсем не появляться на публике».

Ярт поразмыслил.

«У нас с тобой (времени в обрез), не правда ли, друг-исполнитель? Надо спешить. Опасность преждевременного разоблачения не превышает риска опоздать, лавируя между твоих капканов. Открыв Путь на пробу, Корженовский может обнаружить, что его не так-то легко закрыть».

Механизмы Шестого Зала были осмотрены и проверены в действии, неисправные детали отремонтированы или заменены. В последние недели десять тысяч телесных, около семидесяти тысяч дублей и неисчислимое множество автономных и дистанционных работали не покладая рук под непосредственным руководством Корженовского. Близилось важнейшее испытание.

За считанные часы до пробной стыковки Инженер устроился на отдых в своем сферическом жилище, — прикрепленное к поверхности скважины, оно напоминало кокон. Разум и тело были на грани полного изнеможения. Даже разделение «я» на десяток дублей не облегчило бремени, которое он знавал и прежде и которому удавалось одновременно воодушевлять его и и изнурять.

Некогда люди, открывавшие Врата в Пути, полагались лишь на психологический самоконтроль. Статут церемоний в ремесле открывателей служил для напоминания о том, что растерянный или затуманенный ум не способен правильно обращаться с Ключом.

В уме Корженовского царил сумбур, однако он намеревался использовать вместо Ключа весь Шестой Зал (а в сущности, весь Пух Чертополоха) и создать нечто вроде огромных Врат.

Повиснув в трубе из спальных полей, он плотнее закутался в красный плащ и, не открывая глаз, впустил облачко тальзита — последнего, насколько он знал, настоящего тальзита в Земном Гекзамоне. Полностью успокоить и прояснить разум он не успеет, но тут уж ничего не поделаешь.

Спальная труба заполнилась дымкой, и Инженер глубоко и ровно вздохнул, впитывая легкими и кожей крошечные частицы, позволяя им проникать всюду и очищать, чинить, умиротворять.

— Господин Корженовский.

Он открыл глаза и сквозь редеющий туман тальзита увидел неподалеку мужчину. Сфера была непроницаема, за подступами к ней наблюдал монитор, — спрашивается, как сюда попал гость?

Корженовский выпрямился и отогнал ладонями последние струйки пыли.

Опять Ольми. Но как странно он выглядит: заросший, нечесаный, глаза враскос. А пахнет от него, точно от запущенного гоморфа. И еще — ощущение страха… Корженовский брезгливо наморщил нос.

— Я бы тебя пропустил, — сказал он. — Крадешься, как вор…

— Никто не знает, что я здесь.

— Зачем прятаться?

Ольми пожал плечами. Корженовский заметил, что у него нет пиктора.

— Мы с тобою старые друзья. Даже больше, чем друзья.

Корженовский поднял руку и взялся за слабый луч. Прежде они с Ольми общались непринужденно. Откуда вдруг эта натянутость?

— Ты всегда прислушивался к моему мнению, и я тебе всегда верил.

Разговор Инженеру нравился все меньше. Ольми казался выбитым из колеи, издерганным.

— Да.

— Теперь у меня к тебе необычная просьба. К тебе, а не к властям Гекзамона. Они бы вряд ли согласились. Я пока не могу все объяснить, но боюсь, что при открытии пробного канала у тебя возникнут большие проблемы.

— Дружище, я к ним готов.

— Но не к таким. Видишь ли, я собираю все сведения о яртах и нашел способ предотвратить еще более серьезные проблемы, а они появятся, когда мы откроем Путь. Даже раньше, на испытании. Я прошу отправить по пробному каналу послание.

— Яртам?

Ольми кивнул.

— Какого содержания?

— Этого я сказать не могу.

Корженовский снова поморщился.

— Как ты считаешь, Ольми, у доверия должны быть границы?

— Это необходимо. Может спасти нас всех от чудовищной бойни.

— Спасти? Что ты разузнал?

Ольми упрямо покачал головой.

— Слишком уж это подозрительно… — проворчал Инженер. — Я не смогу помочь, если ты не объяснишь толком.

— Я тебя хоть раз просил о чем-нибудь таком?

— Нет.

— Конрад, наверное, тебе это покажется примитивным и бестактным, но я прошу об услуге.

— Очень примитивно, — согласился Корженовский, подавляя желание вызвать охрану. Желание исчезло, но Инженеру стало еще больше не по себе.

— Ты должен поверить. Все это очень важно, но сейчас я ничего не могу объяснить.

Корженовский пристально смотрел на человека, которому был обязан воскрешением.

— У тебя в этом обществе исключительные привилегии, — сказал он. — И ты не кривишь душой, утверждая, что никогда ими не пользовался. Как не пользовался и мной. Где твое послание?

Ольми вручил ему информационный кубик.

— Вот. Шифр знают только ярты.

— Прямое обращение? — Мысль о предательстве Ольми казалась Инженеру абсурдной, и все-таки он был глубоко потрясен. — Предупреждение?

— Считай это мирной инициативой.

— Затеял дипломатическую игру с нашими злейшими врагами? А президент в курсе? Или хотя бы командующий Силами Обороны?

Ольми покачал головой, исполненный решимости не поддаваться на расспросы.

— Ладно, тогда у меня только один вопрос: это не сорвет открытие?

— Сейчас не в моде торжественные клятвы, но я торжественно клянусь: Путь будет открыт. Послание способно только помочь.

Корженовский принял кубик и подумал, нельзя ли как-нибудь по-быстрому расшифровать содержимое. Но зная Ольми, решил: скорее всего, нельзя.

— Отправлю при одном условии: очень скоро после этого ты все объяснишь. И заодно расскажешь, что с тобой случилось.

Ольми кивнул.

— Где тебя можно найти? — спросил Корженовский.

— Я буду на открытии пробного канала, — пообещал Ольми. — Фаррен Сайлиом пригласил.

— Неогешельские наблюдатели хотят, чтобы каждый из нас был у них на виду, — проворчал Инженер. — Скоро спрятаться от них будет негде.

— Всем нам сейчас нелегко, — сказал Ольми.

Корженовский сунул кубик под плащ и пожал Ольми руку. В следующее мгновение гость покинул тесное обиталище Инженера.

«Он передаст депешу?» — спросил ярт, когда они с Ольми выбрались из скважины.

«Да, — ответил Ольми, — чтоб тебя черти взяли».

В «голосе» ярта появилось нечто похожее на грустинку:

«Мы с тобой как братья, но не доверяем друг другу».

«Ни капельки», — согласился Ольми.

«(Я) не могу убедить тебя в важности (моего) задания».

«А ты и не пытался».

«Не знаю, что обнаружат твои соплеменники, когда откупорят Путь. Но вряд ли что-нибудь приятное».

«Они готовы ко всему».

«Непонятна причина волнения. (Я) не имею права наносить ущерб твоему народу, поскольку вы с другом отправили командованию потомков депешу. Кстати, в ней сказано, что мы с вами — не враги. Не можем быть врагами. Не должны».

Земля

В последний день своего пребывания на Земле Ланье наслаждался физическим трудом — колол дрова для кухонной печи (скорее, украшения интерьера, нежели предмета необходимости). Ставил на чурбан железный клин, от души бил по нему кувалдой, укладывал дрова в поленницу. Солидный, освященный веками ритуал.

Время от времени он заглядывал в кухню, где Карен пекла хлеб, и к полудню получил свежую краюху.

— Нынче я уже обхожусь без малюток-помощничков. — Он показал на настенный календарь, где краснела метка. К этому дню должны были раствориться последние микроскопические дистанционные лекари.

— Надо бы поговорить с Крайстчерчем насчет осмотра. — Золотисто-зеленые глаза Карен проследили за его рукой.

— А что толку? Все равно имплант не уберут. Они упрямы, а я еще упрямей! Даешь бойкот врачебной тирании Рэса Мишини!

Карен улыбнулась. Видимо, она устала спорить.

— Вкусный хлеб. — Ланье поморщился, натягивая сапоги, — пока колол дрова, он обнаружил у себя обновленные мышцы. — От одного аромата можно снова возлюбить этот мир.