4 апреля 1603 года: «Она надела ему на шею цепь, он этим гордится; глядя в зеркало, кладет руку ей на грудь, а потом целует кончики своих пальцев. Она накрывает его своим платком, он снимает его, а потом дотрагивается до нее, как и прежде… Маркиза часто засовывает руку ему под платье. Он забирается на кровать своей кормилицы, где она играет с ним, часто засовывая руку ему под одежду».

Между тем окружение не дремало и не всегда доброжелательно судило об этих ребячествах. Послушаем Эруара еще раз.

7 июля 1604 года: «Он не допускает ничего сверх того, что маркиза (де Верней) касается его сосков. Его кормилица пыталась его наставить, говоря: „Месье, не дозволяйте никому касаться ни ваших сосков, ни чего другого, или вам это отрежут“». [18]

Дофин никогда не проявлял терпимости или снисходительности к любовным похождениям своего отца и иногда выражал ему свою досаду в весьма крепких выражениях. Мадам дез Эссар только что родила от короля дочь. Маленький дофин, когда ему сообщили, что у него появилась еще одна сестра, пришел в ярость и отказался признать ее, ибо «она вышла не из утробы маман». А новоиспеченную мать он выставил: «Это блудница, я не могу ее любить». [19]Что до своих незаконнорожденных братьев и сестер, которых он на своем детском языке называл «фефе», то он никогда не желал их признавать и со знанием дела классифицировал их в зависимости от степени своего презрения. Вандом, сын Габриэль д'Эстре? «Сучья порода». Верней? «Еще одна сучья порода». Порядок следования пород? «Сначала моя, потом фефе Вандома, потом фефе Шевалье, затем фефе Вернея и, наконец, маленького Море. Этот последний для меня просто смешон…» [20]Ему досталась похвала, достойная того «уважения», с которым дофин относился к его матери, графине де Море, с забавной напыщенностью он называл ее «мадам де Фуар». [21]Король же, напротив, никогда не скрывал своего расположения к незаконному потомству.

Когда Генрих IV женился, Мария Медичи втянула его любовницу маркизу де Верней в своеобразные гонки, в курьезные соревнования по плодовитости, так что для фаворитки стало делом чести рожать в том же ритме и с такой же регулярностью, как королева. Наконец, в 1601 году Мария подарила королю дофина, а Верней, не теряя времени, тоже произвела на свет сына, «которого король любил и лелеял, называл своим сыном и общался с ним больше, чем со своим законным ребенком, о котором он говорил, что в нем преобладает порода Медичи: такой же чернявый и толстый, как они. Королеву уведомили об этих высказываниях, и она много плакала». [22]Это предпочтение, выражаемое сыну любви, непомерно раздуло славу фаворитки, которую стали считать единственной истинной женой короля, дерзко провозглашая, что «она была королевой раньше той, другой» [23], а сына ее начали величать дофином. [24]Возникла полная путаница, и у короля появилось намерение соединить матерей, как он соединил детей. Когда он навещал своих многочисленных отпрысков, его сопровождали либо жена, либо возлюбленная, а иногда и обе вместе. Генрих IV не представлял собой чего-то исключительного, и семейные сцены, включавшие всех королевских женщин, возникали довольно часто, порождая порой совершенно необычные торжественные либо драматические обстоятельства. Например, в 1672 году Мария-Тереза Французская (дочь Людовика XIV и Марии-Терезы) лежит при смерти, а три взаимные соперницы — королева и две фаворитки, Лавальер и Монтеспан, — дежурят около нее все вместе. В этой тяжелой ситуации все происходит так, словно жена и наложницы исполняют один общий долг. Еще одно доказательство, если таковое необходимо, что налицо именно полигамная семья, где королева — не более чем первая супруга, и совместные обязанности так же обычны, как совместная жизнь. Нередко королева делила с фавориткой своих придворных дам и фрейлин. Мадам де Севинье замечает, что фрейлины Марии-Терезы составляли постоянную свиту Монтеспан. Более того, королева сама ухаживала за фавориткой, часто навещала ее и покорно играла вторую роль перед избранницей своего мужа. Мадам де Севинье наблюдала такие сцены:

«Кванто (Монтеспан) в домашнем платье беседовала с Дамой Дворца (королевой), которая выглядела счастливой оттого, что ее пригласили, и ловила взгляды той, словно горничная». [25]

В домашней жизни иерархия часто смещалась, и с согласия всех фаворитка занимала первое место. Так случалось при старом режиме, когда иерархия власти, влияния и королевского благоволения вытесняла иехархию сана. Это были, так сказать, общие больные места, порождаемые дрязгами, оскорблениями, ревностью и бранью, достигавшей ушей короля. Генрих IV терпел, когда Мария Медичи обзывала Генриетту д'Антраг «маркизой блудниц», которая в ответ с беспощадной насмешливостью прозвала королеву «толстой банкиршей».

Обмен любезностями и открытая война часто вспыхивали между партнершами королевского дома, но не влекли за собой негативных последствий ни для уважения, которым пользовалась королевская возлюбленная, ни для благополучия, оживлявшего дни пылкой королевы, если вдруг она оказывалась страстно любима. Франциск II, молодой государь, относившийся к жене как к любовнице, был безумно влюблен в Марию Стюарт. Полностью подчинив супруга своей воле, она управляла всеми его чувствами и решениями. Людовик XV вскоре после женитьбы, еще смущаясь перед женщинами, в течение нескольких лет наслаждался сексуальными радостями со своей женой, Марией Лещинской. Однако аппетиты мужа оставляли ее довольно прохладной, поэтому он быстро перенес свои интересы в другое место, ибо приходил в отчаяние от женщины, которая предпочитала вкусно поесть, нежели порезвиться в постели. Правда, порой женщины брали реванш. Случалось, что молодой король выказывал равнодушие к своей супруге, проявляя то нерешительность, то жестокость: Людовик XIII после свадьбы в течение четырех лет не приближался к своей жене, и никакие ходатайства извне не могли повлиять на игнорирование им супружеского долга. В какой-то мере его слабый темперамент объяснял такое нерадение, к которому Анна Австрийская не осталась безучастна, и оно не раз толкало королеву к неблагоразумным и легкомысленным поступкам.

После этого экскурса в домашнюю жизнь королев, вернемся к их замужеству и к тем соображениям, которые приводили к выбору варианта. В Средние века брак играл главную роль в территориальном расширении королевства. К Новому времени Французское королевство в основном уже сформировалось, однако процесс его образования еще шел, так как королевский суверенитет распространялся не на все провинции и границы не везде были постоянными. Матримониальная политика Валуа, а затем и Бурбонов, стремилась заполнить эти лакуны.

Первое значительное объединение, достигнутое посредством королевского брака, обеспечило Франции наиболее желанную провинцию — Бретань. Но, чтобы избежать перехода Бретани под власть другого государства, потребовалось большое упорство и

заключение не менее трех последовательных браков. Главная заслуга в том принадлежит Анне де Боже, женщине очень умной, которая в период своего регентства путем дипломатии и прямых угроз сумела противостоять разъединению Бретани на части и добиться благополучного финала. В 1488 году против нее объединилась грозная лига, куда вошли Франциск II — герцог Бретонский, герцог Лотарингский и граф Ангулемский. Тем не менее, Анна де Боже одержала несколько побед в Бретани, а смерть герцога Бретонского избавила ее от значительного препятствия. Но ситуация не была еще окончательно урегулирована. И в самом деле, наследница Бретани, герцогиня Анна, соблазненная союзом с Максимилианом Австрийским, тайно вышла за него замуж в 1490 году. Бретани грозила опасность выхода из Франции, если бы Максимилиан сумел удержать ее за собой. Дочь Максимилиана, просватанная за молодого Карла VIII, воспитывалась при французском дворе и в качестве приданого приносила Пикардию и Франш-Конте. Однако замужество Анны не имело законной силы, так как Бретань, будучи вассалом Франции, должна была получить ее согласие на этот брак. Анна де Боже добилась его аннулирования через совет юристов и теологов и обручила Анну с Карлом VIII. Максимилиану же его дочь вернули, потеряв Пикардию и Франш-Конте, но удержав Бретань, что было важнее. Брачный контракт предусматривал гарантии сохранения Бретани за Францией, что бы ни произошло. В том случае, если в будущем у Карла VIII не окажется наследников, Анна должна была вновь выйти замуж за его преемника. В конце концов Анна действительно в 1499 году вышла замуж за Людовика XII, герцога Орлеанского, который для этого развелся со своей первой женой Жанной Французской, дочерью Людовика XI. Присоединение Бретани стало окончательным, когда герцог Ангулемский Франциск I женился на Клод, дочери Людовика XII и Анны Бретонской.