Официальная версия о самоубийстве отпала сама собой, никто больше не настаивал на ней. Правда, легче не стало оттого, что молча отвергли лажную версию, не выдвигая никакой другой. И снова возник Бродский с его провидческой «парой башен»: «Но этот груз тебя не пустит ввысь, откуда этот мир - лишь пара башен да ленты рек, и где, при взгляде вниз, сей страшньай суд тебе совсем не страшен...»
Преподобный отец Джон раздумывал над тем, кто станет следующей жертвой. Без вежих усилий пришла и поселилась мысль о Кэтрин Грэм. Эта веселая вдова способна отшелушить от текущего процесса малейшую примесь имперской лжи. Свое кипучее негодование «имперским президентом» она разложила по попочкам в ките «Личная история» за которую получила Пулитцеровскую премию. Ни одна из ее историй не была личной - это история Америки. Как «пара башен» Бродского, которым не устоять.
Рик Януцци разговаривал с Кэтрин в день исповеди 2 апреля, объяснив причину, по какой он не может поступить, как мудрый человек, а сделает то, чего ожидали бы от мужественного, и Кэт наверняка поняла его. Прощаясь, Рик сказал: «Мы все уже не люди, Кэт. Мы - пеликаны в пустыне».
В июле умерла Кэтрин Грэм, а в декабре не стало Джона Донна. Бледная смерть шествовала за ними по пятам, принюхиваясь вислым, крючковатым носом к неизреченному слову: «Не та ль во тьме прикрыла взор рука, которая повсюду здесь маячит?.. Пусть мысль дика, но слишком уж высокий голос плачет. Не я рыдаю - плачешь ты, Джон Донн...»
Постскриптум к элегии
Ничто так не истощает здравый смысл, как неразгаданные тайны исторических катастроф. Но поверить в апреле или даже в июле 2001-го, что с 11 сентября начнет свой отсчет новая и позорная история Америки, было столь же невозможно, как и за день до манхэттенской трагедии.
Никто из действующих или бездействующих лиц не мог представить себе, что все начнется именно так, как оно началось. Большинство относительно посвященных предполагало за этими хитросплетениями исчезновений и смертей некую мистификацию, включающую в себя спасительную подмену одного понятия другим. Репортеры будут снимать для истории картину небывалого спектакля: «Война и мир на Манхэттене», и здесь возможны лишь отдельные неприятные случайности и производственные травмы, не предусмотренные сценарием.
Тех, кто уже твердо знал, хотя и тоже сомневался, что там будут взрываться, гореть и рушиться не картонные декорации Голливуда, настигала неслышная версия жизни - самоубийство. Или громкий арест с обвинением в государственной измене, как в случае с Хансеном или с Эрлом Питсом, или еще с кем-то рангом пониже, не удостоенным внимания прессы.
Кэтрин Грэм, расследовавшая на своем веку немало шпионских историй и политических провокаций, язвительно комментировала обвинительное заключение по делу Хансена, который якобы передавал резиденту КГБ секретную информацию. Он действительно направил письмо в двойном конверте резиденту российской разведки Черкашину, потому что пропал Сергей Третъяков, и он просто не знал, как иначе предупредить мир о том, что произойдет в Нью-Йорке и Вашингтоне не позднее сентября 2001-го, когда планировался угон от восьми до двенадцати гражданских самолетов. Письмо было отправлено по домашнему адресу сотрудника службы безопасности российского посольства 4 февраля 2001 года, и это стало роковой ошибкой Хансена. Письмо выкрал из почтового ящика бывший генерал КГБ Олег Калугин, ставший в Америке мелким филером.
Вероятно, в тексте содержалась неосторожная ссылка на источник информации - Рик Януцци, заместитель начальника отдела Национального совета по разведке. Калугин письмо аккуратно распечатал, чтобы убедиться - то ли приплыло в руки? Приплыло именно то. Сдав письмо хозяевам «Шпионских маршрутов», он не мог не понимать, что тем самым предает Америку. Впрочем, главным для него и в этом случае являлся не умозрительный предмет предательства, а его тариф.
Полнота американской трагедии настолько избыточна, что ее способны ощущать лишь мудрые проповедники, ведшие тесную дружбу с ясновидящими поэтами. Профессиональные разведчики не в счет. Как и профессиональные предатели. Мудрые проповедники сознают, что молчание вмещает больше слов, чем поток речи, но извлечь из немоты далекую истину способны только поэты. Бродский написал свою «Элегию» еще в 1963 году, и говорилось в ней отнюдь не о преподобном Джоне Донне, однако судьба перевернула скрижали и получилось именно о нем, который завещал Америке умирать вечной жизнью и жить вечной смертью.
Трагедия это или все же что-то другое? Время покажет. Оно покажет краешек истины, когда карта мира снова станет меняться быстрее, чем пишутся статьи об этом в «Вашингтон Пост». Время высветит и другую сторону: ничто так не истощает здравый смысл нации, как неразгаданные тайны спровоцированных катастроф. А в целом все идет, как было задумано: «Но слишком уж высокий голос плачет...»
Не плачь, Америка. Твои слезы еще впереди.
Глава сто сорок третья ГЕНЕРАЛЫ РОССИЙСКИХ СМУТ
Переменчивое до неприличия лето 2015-го пришло в Москву с громким, на всю Европу прозвучавшим вызовом на допрос в Следственный комитет 82-летнего отца Михаила Ходорковского и заявлением, что возобновляется расследование по уже закрытому делу ЮКОСа.
Какими-то незримыми криминальными нитями пересекалось это лето с небывало жарким отпускным сезоном 2003-го, пришедшим в Москву с громкими арестами. Вначале брали оборотней в погонах. На задержание старших офицеров МУРа младшие опера шли в сопровождении спецназа и съемочных бригад телевизионного прикрытия.
Неделю спустя началась облава на зазевавшихся олигархов нефтяной компании ЮКОС. На этой стадии операции репортеры задействованы не были. Они самостоятельно толклись у помпезного здания компаний, где адвокаты застенчиво комментировали очередной произвол властей.
Староста российских олигархов Аркадий Вольский письменно и устно призывал коллег к сплочению. Чтобы не пересажали поодиночке. Глава холдинга ИНТЕРРОС Владимир Потанин первым поддержал призыв Вольского. И тут же единолично покаялся за грехи приватизации «Норникеля», надеясь, что на допрос его вызовут последним.
Суперолигарх Михаил Ходорковский, успевший вывезти семью в США, стоял, как верблюд на бархане, и загадочно улыбался прессе. По всему было видно, что страданиями он обошел юного Вертера и материально обеспеченную Офелию.
Обманутые вкладчики банка «Менатеп» сидели перед телевизорами и наслаждались алкогольной зависимостью. Моральный выбор «Быть или не быть?» казался им праздным и смешным. Вот в чем вопрос.
На воле копошились в пыли изнеженные воробьи, к делу отношения не имевшие. В Москву пришел сезон охоты на попугаев.
Охота на попугаев
Ходорковский не просто страдал жарким июльским днем 2003-го, он был напуган. Еще вчера причин и поводов к тому не имелось, а тут они появились во множестве. Как пчелы из улья. Следователей Генпрокуратуры интересовало, в частности, в какой связи с арестом его ближайшего подельника по банку «Менатеп» и совладельца компании ЮКОС Платона Лебедева прозвучала брошенная им фраза: «Один попугай сдох, другого купим».
Испуг оказался тем большим, что следователи ошибались. Фраза про сдохшего попугая прозвучала в связи с арестом другого подельника - начальника отдела службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина, которому предъявили обвинение в организации убийства двух человек. По версии следствия, некто Сергей Горин организовал по заказу Пичугина «акцию устрашения», направленную против начальника управления по связям с общественностью правительства Москвы Ольги Костиной. Заказ был принят к исполнению еще в ноябре 1998 года, и вскоре у дверей родителей Костиной рвануло взрывное устройство.
Пичугин потом крепко пожалел, что связался с Гориным. Тот буквально шантажировал его, требуя от ЮКОСа каких-то благ для себя и хорошо оплачиваемой работы для жены: «Мне нужен толчок, иначе последствия будем расхлебывать вместе». Пичугин размышлял. Разобраться с обнаглевшим Гориным пока не представлялось возможным, потому что как раз в те дни было совершено покушение на одного из партнеров ЮКОСа, управляющего австрийской компанией «Ист петролеум» Евгения Рыбина. Охранник и водитель погибли, Рыбин уцелел. И обвинил в покушении руководств ЮКОСа, не желавшего вернуть ему долг в 100 миллионов долларов.