Сём, мама падает в обмороки, когда меня нет дома? Или всё это делается исключительно для меня?

Около школы уже стоял зелёный «Лазик» с большой буквой «Л» на капоте и грязными, треснувшими стёклами.

Не опоздать не можешь! – Лилия Шалвовна с высоты своего величия окинула Аделаиду брезгливым взглядом. – На слёт едем! На ответственнейшее мероприятие! Едут лучшие ученики школы! Нет, чтоб прийти на пять минут раньше, помочь разобрать транспаранты! Хорошо, что вообще пришла! Спасибо! – Лилия Шалвовна присела в шутливом книксене. – Мы никого ждать не собираемся! Зато кто не пришёл, очень об этом пожалеет. Я ему это обещаю! Мы будем разбирать его поведение на комсомольском собрании! Давай, давай, поднимайся в автобус! Отъезжать пора!

Аделаида влезла почти последней. Все места были заняты, поэтому ей пришлось идти на задние сиденья, из которых как вывернутые кишки торчала жёлтая губка, во многих местах выщипанная до фанеры.

Значит так, – говорила тем временем Лилия Шалвовна, перекрикивая завывание мотора и весёлые голоса, – чтоб по приезду не вздумали разбегаться! Я вас искать не собираюсь! Если кого-то не увижу в радиусе двадцати метров – будем вызывать в школу родителей! Я всё ясно сказала?!

Да-а-а! – хор нестройных голосов утонул в надрывном стоне автобуса.

Пыльный «Лазик» был, скорее всего, не очень стар, потому что кожа на сиденьях там, где не было порезов, пока не потрескалась, а была ровной и гладкой. Просто он дико вонял, потому что ежедневно работал на деревенских перевозках и весь пропитался смесью запаха куриного помёта с крестьянским потом. И страшно воняло жжёной резиной, бензином и выхлопными газами. Скорее всего, сама система вентиляции автобуса изначально была неправильно сконструирована действительными «врагами народа» в конце пятидесятых. С первых же минут работы двигателя, салон автобуса наполнялся сизым туманом – смеси выхлопа с запахом удушающих газов, используемых ещё в Первую Мировую. «Как мы там проходили по истории? – вспоминала с ужасом Аделаида. – От этой немецкой газовой атаки ещё сколько человек погибло?» Если «Лазик» лез в гору, то к ароматам примешивалась вонь от горящих тормозных колодок. Лилии Шалвовне явно повезло с окнами – открывался только один маленький люк на крыше, поэтому ей не приходилось всё время кричать, как обычно:

Болотин! Закрой окно! Мамиконян! Не высовывайся!

Она сидела прямо сзади водителя, рывками перелистывала «общую» тетрадь, что-то вычёркивая и делала новые пометки.

Аделаида, стараясь не думать о бензине, развлекала себя видами природы. За окном действительно было чем полюбоваться. Густо поросшие деревьями горы, зеленоватая река, то бегущая рядом с автобусом, то снова исчезающая за очередным пригорком. Весна здесь ещё почти не вступила в свои права, поэтому небольшие участки склонов, поросшие кустиками свежей, ярко-зелёной травы снова сменялись влажной, жирной землёй, и деревья махали вслед автобусу ветками с набухшими почками…

Аделаида всегда плохо переносила дорогу, и когда ездили на автобусах на экскурсию в Большой Город, и даже когда была совсем маленькой, и они возвращались всей семьёй от бабули и дедули домой на такси. Иногда папа жалел её, садился на переднее сиденье и сажал её на колени, мама с Сёмочкой сидели сзади… Хотя, если машина была старая, всё равно приходилось несколько раз останавливаться по дороге и выходить. Тогда она, стараясь сдержать судорогу в желудке и подступившую рвоту, с жадным удовольствием глотала свежий, прохладный воздух.

Сегодня в автобусе творилось что-то невероятное. Пол автобуса пело одну песню, пол автобуса, перекидываясь конфетами, затягивало другую, чтоб было и веселей, и кто кого перекричит.

Ну-ка! Давайте нашу: «Песню дружбы запевай!» – Лилия Шалвовна, наконец, убрала тетрадь и, встав с сиденья, повернулась спиной к водителю. Она решила неуёмную комсомольскую энергию направить в правильное русло.

Песню дружбы запевай, молодёжь! Молодёжь! Молодёжь!

Эту песню не задушишь, не убьёшь! Не убьёшь! Не убьёшь! – с особым удовольствием выкрикивая «не убьёшь!!!», заголосил хор бодрых голосов.

«Неужели никто, кроме меня, не задыхается от этой вони?! – с тоской думала Аделаида. – Скорее всего все, кто сидит в автобусе – это прямые потомки солдат, не погибших в Первую Мировую, выживших после той страшной газовой атаки. Поэтому сейчас в автобусе эти газы ни на кого и не действуют!»

Пока проезжали через населённые пункты, было ничего, но когда выехали на трассу и водитель, стараясь выжать из стальной антилопы вместо положенных сорока километров в час хотя бы пятьдесят, мотор завыл, сделал: «Гы-гы!», захлёбываясь в своих же оборотах, Аделаида почувствовала, что потеряет сознание. Её давно страшно мутило и было такое чувство, что всё внутри переворачивается. Она сперва старалась хоть немного себя отвлечь видами из окна, разглядывая первобытные глиняные постройки высотой полтора метра от земли, с затянутыми рваным целлофаном окнами. В этих постройках, судя по всему, до сих пор жили люди. Вскоре, однако, как Аделаида ни старалась забыть про тошноту, пейзажи перестали помогать. От вида убогости и нищеты её замутило ещё больше. Она представляла, как в этих жилищах без кухни, прямо в комнате хранительница очага жарит рыбу, и зажимала свой нос пальцами. Она почти в полном изнеможении закрыла глаза и приложили голову к прохладному стеклу. Вдруг Аделаида почувствовала тяжесть внизу живота. Минут десять она старалась внушить себе, что всё это ей кажется. Однако тяжесть противно усиливалась и стала болью.

Не надо было завтракать, если не ешь, то наверное нечем и рвать? – Аделаида уже нюхала воротник пальто, который пах чуть лучше автобуса. Кощейка говорила, что на пустой желудок ездить ещё хуже. Она однажды, когда ехала в деревню, не поела, чтоб не было рвоты, но оказалось, что тошнило сильнее, всё в животе прыгало, но рвать было нечем и ничего не выходило. Это оказалось ещё мучительней. «Может, я отравилась? – перебирала Аделаида причины своего состояния. – Чем? Хлебом с сыром, что ли? Или чаем? Может, сарделька была старая?» – тут Аделаида вспомнила, как однажды действительно отравилась сарделькой, как ей было плохо, как её рвало, как болел живот и три дня от одного прикосновения одежды вся кожа покрывалась пупырышками. Тогда она лежала дома в кровати и ничего не ела.

Лазариди! – голос Лилии Шалвовны застал врасплох. – Я минут пятнадцать смотрю на тебя и не перестаю удивляться твоей наглости! Сперва ты опаздываешь на мероприятие! Потом в автобусе, когда все поют песни о Родине – спишь, словно тебя всё это не касается! Ничего! Отец придёт в школу во вторник – он всё узнает! Обратно будем ехать – сядешь на переднее сиденье, чтоб я тебя всё время видела!

«Слава богу! – подумала про себя Аделаида. – Впереди, скорее всего, не так воняет!»

Конечно, можно было сказать, что ей нехорошо. Но тогда об этом узнает весь автобус, начнут у неё спрашивать, обсуждать, советовать. Она и так не может говорить, а тут ещё пристанут с беседами, вроде как «отвлечь» будут пытаться… Она устала быть в центре внимания, так зачем привлекать его к себе лишний раз?! Она вообще не любил страдать, она любит, когда у неё всё хорошо. Ей бывает стыдно, когда мама ломает ноготь и стонет так, что можно подумать, она сломала всю руку, и не в одном месте. Стонущая мама выглядит так ужасно, от неё так муторно, что Аделаиде лучше умереть насовсем, чем хоть на секунду стать на неё похожей.

– Я с тобой разговариваю, Лазариди! Ты слышишь меня, нет?! Нет, я не могу! Эта девочка сведёт меня с ума! Ничем её не возьмёшь! Ничего не понимает!

– Слышу, – Аделаида боялась открыть рот, чтоб из желудка ничего не выскочило.

Автобус, наконец, остановился. Оказывается, они уже приехали. Аделаида практически не могла даже встать, чтоб из него вылезти. Но желание вдохнуть свежего воздуха без запахов заставило её пересилить распирающую боль в животе.

Так! – Лилия Шалвовна, несмотря на подвиг переезда, приравниваемый Аделаидой к перелёту лётчиков-полярников через Северный Полюс, была свежа и энергична: – Чтоб не вздумали разбегаться! Сейчас все вместе поднимемся на гору, где уже установлена сцена, послушаем выступающих, кстати, вы знаете – даже парторг нашего родного Металлургического завода должен приехать, который является нашим самым главным шефом! Потом посмотрим концерт лучших коллективов наших трёх братских республик, далее немного посидим на нашей природе вместе с нашими шефами, съедим то, что взяли с собой и поедем обратно.