Он отправился было к себе, но вдруг остановился. Через полуоткрытую дверь он увидел тонкую фигурку Маджиде. Свет падал на ее волосы, лицо оставалось в тени. Омер заметил, что она не улыбается, как всегда, а смотрит на него строгим, задумчивым взглядом. Он приблизился к ней, смущенный, как всякий, чувствующий свою вину.
- Ты здесь? - спросил он.
На лице Маджиде отразилось недоумение: где же еще она могла быть?
- Мы же должны были занять другую комнату, - пытался вывернуться Омер. - Ведь мадам обещала?
Маджиде оценила его находчивость.
- Мы уже перебрались. Осталось только кое-что перенести. И потом, там нет лампочки. Я ждала тебя!
- Я сейчас схожу куплю, - сказал Омер, тотчас позабыв о гостях.
Маджиде вошла в комнату и вернулась с сумочкой.
- Сколько стоит лампочка?
- У меня есть деньги, - сказал Омер. «Что это значит? - подумал он, - почему она спросила, сколько стоит лампочка? Неужели боится дать больше, чем стоит лампочка? Странно». Однако тут же устыдился своих мыслей: «Нехорошо… Стыдно так думать! Бедняжка просто поинтересовалась, сколько стоит лампочка!»
- Ты же сказал, что у тебя всего тридцать пять курушей! - тихо проговорила она, протягивая ему бумажку в пять лир. - Возьми, а то может не хватить!
Омер чуть не расплакался. Втолкнув Маджиде в комнату, он переступил через порог, захлопнул дверь ногой и обеими руками обнял ее за шею.
- Маджиде… Женушка моя… Я очень плохой… Ты меня сделаешь человеком! - горячо зашептал он.
- Что случилось? Что с тобой? - удивилась Маджиде.
Омер не решился сказать, о чем он только что думал.
- Я так поздно пришел! - соврал он.
- И только? - спросила Маджиде. Подумав немного, она добавила: - Зачем ты так? Какой в этом смысл?
Омер догадался, что Маджиде имела в виду. Она заранее не верила его объяснениям и не хотела слушать его оправданий. Он не знал, что делать, и ничего не мог придумать. Оставалось одно - сбежать. Он торопливо опустил в карман деньги, которые ему дала Маджиде.
- Я сбегаю куплю лампочку, чтобы мы могли сейчас же занять другую комнату! ;
Распахнув дверь, он увидел профессора и Нихада.
- Ах, послушай, Маджиде, я совсем забыл. Хочу познакомить тебя с моими товарищами.
Омер взял ее за руку и вывел в прихожую. Нихад и профессор, вежливо улыбаясь, поднялись со своих мест.
- Моя жена. Профессор Хикмет. Мой товарищ Нихад! - представил их друг другу Омер и, обернувшись к Маджиде, сказал: - Побудь здесь минутку. Я скоро вернусь!
Омер бегом спустился по лестнице. Маджиде проводила его взглядом, потом обернулась к гостям и улыбнулась.
- Впервые я видел вас вроде бы на пароходе, - поколебавшись, сказал ей Нихад.
Маджиде покраснела и потупила глаза. Она сразу же поняла, на каком пароходе видел ее Нихад. Она испугалась: с тех пор прошло так мало времени, меньше двух недель. Но как все переменилось! Ей казалось, что и нескольких лет не хватит на то, чтобы осмыслить все, что было пережито за эти двенадцать дней.
Когда она подняла голову, то встретилась с бесцеремонным взглядом профессора и почему-то сразу же вспомнила, какое отвращение вызвало у нее пожатие его холодной, влажной руки.
Наступило неловкое молчание, временами они лишь натянуто улыбались. Наконец профессор Хикмет произнес:
- Скажите, откуда вы родом, милая?
- Из Балыкесира.
Профессор удовлетворенно кивнул головой.
- Из Анатолии! Прекрасно! Кажется, Омер тоже оттуда?
- Да…
- Омер - славный парень!
- И хороший товарищ! - вмешался Нихад. - Только очень разбрасывается. Он нуждается в добром наставнике, да и чудаковат немного…
Маджиде рассердилась. Она сама знала, каков Омер, и допускала, что другим он может казаться чудаком. Но совершенно неприлично говорить ей об этом.
- И в то же время он умница, - сказал профессор Хикмет, глядя ей в лицо.
- Но не находит своему уму применения, - опять влез Нихад. - Не знает, какой цели себя посвятить.
В это время на лестнице послышались шаги. Все трое повернули головы. Вошел Омер с лампочкой в руках; его влажные растрепанные волосы падали на лоб.
- Вот, пожалуйста, - сказал он, подойдя к Маджиде.
Она сейчас же ушла в комнату, оставив открытой дверь, ввернула лампочку при свете, падающем из прихожей, и принялась расставлять вещи.
Омер устало опустился в кресло и погрузился в свои мысли.
- Что с тобой? - спросил Нихад. - О чем задумался?
- Сегодня один знакомый поведал мне очень печальную историю… И я расстроился.
Не дожидаясь расспросов, он рассказал гостям историю Хюсаметтина-эфенди. Профессор слушал невнимательно, следя глазами за Маджиде, то и дело переходившей из одной комнаты в другую, но покачивал головой, хмурил брови, делая вид, что следит за рассказом Омера с большим интересом. Нихад вначале тоже был занят своими мыслями, но под конец вдруг заинтересовался, даже придвинулся к Омеру, стараясь ничего не упустить. Он несколько раз прерывал его, чтобы выяснить кое-какие подробности.
- Жалко беднягу, - сказал Омер, закончив рассказ. - Если б вы только знали, какой это замечательный человек.
- Жалко? - возмутился профессор Хикмет. - Да как можно жалеть человека, который под каким бы то ни было предлогом прикарманил государственные деньги.
- Но ведь он не хотел этого!
- Все равно. Это не оправдание. Будь я на твоем месте, я сейчас же сообщил куда следует.
Омер был поражен. Он никак не мог поверить, что профессор Хикмет, этот доброхот и благодетель, способен проявить подобную жестокость.
- У этого человека большая семья. Всю свою жизнь он . был безупречен… - попытался было вступиться за кассира Омер, но профессор прервал его:
- И ты еще защищаешь таких подлецов! Всем им головы надо поотрывать!
«Он хоть и добряк, но ужасно узколоб», - подумал Омер и сказал:
- Разве можно так судить о людях, попавших в беду? Истинное добро - это когда оказывают услугу-незнакомому человеку. Но мы, увы, спешим на выручку только приятелям, остальных же, не задумываясь, называем подлецами.
Профессор не стал возражать - снова уставился на Маджиде. Нихад тоже притих.
- О чем ты думаешь? - спросил Омер приятеля.
- Эта история еще не выплыла наружу?
- Нет. А почему ты спросил? Собираешься донести?
- Что ты, душа моя. Просто так!
Помолчав немного, Нихад снова спросил:
- В вашей кассе бывает много денег?
- Иногда бывает много. Тысячи четыре, пять. Может быть, и больше. Тебе-то что до этого?
- Просто так, интересно. Значит, никто бы не узнал, если бы этот тип украл и больше?
Омер обозлился:
- Что значит украл? Какие странные слова ты употребляешь! Ничего не понимаешь в людях… Думаешь, мы автоматы и все, что мы делаем, заранее предопределено. А произойдет какая-нибудь поломка - нас надо разобрать и выбросить. Да как можно отрицать, что даже у самых сильных людей бывают минуты слабости, когда они вынуждены поступать против своих желаний! И это не делает никого ни хуже, ни лучше, чем он есть!
Нихад поднял руку.
- Оставь. Еще немного - и ты заведешь свою любимую пластинку о дьяволе внутри нас. Я ни о ком не собираюсь судить ни плохо, ни хорошо. Хочу только понять, в чем дело. Могу. сказать, что я не считаю нужным прощать людям их слабости. Быть сильным - прежде всего! Сила оправдывает любой поступок. Жалость к слабым - просто глупость.
Омер ничего не ответил. С Нихадом частенько случается: распалится и начинает заговариваться. Хотя, по существу, он хороший товарищ и неглупый человек, но нередко, особенно в своих статьях, проявляет неожиданную по силе проявления для своего тщедушного тела озлобленность и болезненную нервозность. Когда же он говорит просто и непринужденно, то производит впечатление бойкого, насмешливого и толкового парня. И Омер всегда удивлялся, что такой человек пишет статьи, исполненные слепого фанатизма, и с помощью примитивной демагогии пытается собрать вокруг себя сторонников, наивных, но много о себе мнящих, студентиков-недоучек. Когда однажды он сказал об этом Нихаду, тот ответил: : - Почем ты знаешь? Может быть, именно с этими наивными и невежественными студентами я собираюсь делать большие дела!