ПОД РИГОЮ СТОЯЛ ЦАРЬ-ГОСУДАРЬ
А под славным было городом под Ригою,
Что стоя(л) царь-государь по три годы,
Еще бывшей Алексей-царь Михайлович.
Изволил царь-государь нарежатися,
Нарежается царь-государь в каменну Москву,
А и бывшей Алексей-царь Михайлович.
Что поутру было рано-ранешонько,
Как на светлой заре на утренней,
На восходе было Краснова солнушка,
Как бы гуси-лебеди воскикали,
Говорили салдаты новобраныя:
«А свет-государь, благоверной царь,
А и бывшей Алексей-царь Михайлович!
Ты изволишь нарежаться в каменну Москву,
Не оставь ты нас, бедных, под Ригою,
Уж и так нам-де Рига наскучила,
Она скучила нам, Рига, напрокучила:
Много холоду-голоду принели,
Наготы-босоты вздвое того».
Что злата труба под Ригою протрубила,
Прогласил государь благоверной царь:
«А и детушки, вы, салдаты новобраные!
Не одним вам Рига-та наскучила,
Самому мне, государ(ю), напроскучила.
Когда бог нас принесет в каменну Москву,
А забудем бедность-нужу великую,
А и выставлю вам погребы царския,
Что с пивом, с вином, меды сладкия».
ПОХОД СЕЛЕНГИНСКИМ КАЗАКАМ
А за славным было батюшком за Бойкалом-морем,
А и вверх было по матке Селенге по реке,
Из верхнева острогу Селендинскова,
Только высылка была удалым молодцам,
Была высылка добрым молодцам,
Удалым молодцам, селенденским казакам,
А вторая высылка — посольским стрельцам,
На подачу им даны были тобуноцки мужики,
Тобуноцки мужики, люди ясашныя.
Воевода походил у них Федор молодой
Дементьянович
Есаулом походил у нево брат родной,
А по именю Прокопей Козеев молодец.
Переправились казаки за Селенгу за реку,
Напущались на улусы на мунгальския.
По грехам над улусами учинилося,
А мунгалов в домах не годилося:
Оне ездили за зверями обловами.
Оне тута, казаки, усмехаются,
Разорили все улусы мунгальские,
Он(е) жен-детей мунгалов во полон взяли,
Шкарб и живот у них обрали весь.
Оне стали, казаки, переправлятися
На другу сторону за Селенгу-реку,
Опилися кумысу, кобыльева молока.
Из-за тово было белова каменя
Как бы черныя вороны налетывали,
Набегали тут мунгалы из чиста поля,
Учинилася бой-драка тут великая:
Оне жен-детей мунгалок и отбили назад,
А прибили казаков много до смерти,
Вдвое-втрое казаков их переранили,
Тобуноцки мужики на побег пошли,
Достальных казаков своих выдали.
А прибудут казаки в Селенденской острог,
По базарам казаки оне похаживают,
А и хвастают казаки селендинскии молодцы,
А своими ведь дырами широкими.
ПО ДАЛАМ ДЕВИЦА КОПАЛА КОРЕНЬЯ ЛЮТАЯ
Кабы по гарам, горам, по высокием горам,
Кабы по далам, долам, по широкием долам,
А и покрай было моря синева
И по тем по хорошием зеленым лугам,
Тут ходила-гуляла душа красная девица,
А копала она коренья-зелья лютое.
Она мыла те кореньица в синем море,
А сушила кореньица в муравленой печи,
Растирала те коренья во серебряном кубце,
Разводила те кореньица меды сладкими,
Рассычала коренья белым сахором
И хотела извести своего недруга.
Невзначае извела своего друга милова,
Она по роду братца родимова.
И росплачится девица над молодцом,
Она плачет, девица, убиваючи,
Она жалобна, девица, причитаючи:
«Занапрасно головушка погибнула!».
ПЕРЕД НАШИМИ ВОРОТАМИ УТОПТАНА ТРАВА
Перед нашими широкими воротами
А утоптана трава, утолочена мурава,
А(щ)ипаны цветочки лазоревые.
Еще кто траву стоптал, кто мураву столочил?
Сотоптала-столочила красная девица душа,
Стоючи она с надежею, с милым другом.
Он держал красну девицу за белы ручки
И за хороши за перстни злаченыя,
Цел овал-мил овал, ко сер(д)цу прижимал,
Называл красну девицу животом своим.
И проговорит девица-душа красная:
«Ты надежа мой, надежа, сердечной друг!
А не честь твоя хвала молодецкая —
Без числа больно, надежа, упиваешься,
А и ты мной, красной девицей, похваляишься;
А и ты будто надо мной все насмехаешься!».
Ему тута молодцу за беду стало,
Как он бьет красну девицу по белу ее лицу:
Он расшиб у девицы лицо белое,
Проливал у девицы кровь горячую,
Замарал на девицы платье цветное.
Расплачится девица перед молодцом:
«Когда тебе девица не в любви пришла,
А и ты сделай мне, надежа, ветлянинькой стружек,
А и ты сделай мне на нем муравленой чердачок,
А и сделай беседу дорог рыбей зуб,
Исподерни ту беседу рытым бархатом,
А и дай мне, надежа, пятьдесят гребцов,
А другое пятьдесят в провожатые,
Отпусти меня, друг-надежа, за сине море,
За сине море во почестной монастырь,
Постригусь я, молодешунька, посхимлюся;
На пострыженья ты дай мне пятьдесят рублев,
На посхименья дай мне другое пятьдесят».
ДА НЕ ЖАЛЬ ДОБРА МОЛОДЦА БИТОВА — ЖАЛЬ ПОХМЕЛЬНОВА
А и не жаль мне-ка битова, грабленова,
А и тово ли Ивана Сутырина,
Только жаль доброва молодца похмельнова,
А того ли Кирилы Даниловича:
У похмельнова доброва молодца бойна голова болит.
«А вы, милы мои братцы-товарищи-друзья!
Вы купите винца, опохмельтя молодца.
Хотя горько да жидко — давай еще!
Замените мою смерть животом своим:
Еще не в кое время пригожусь я вам всем!».