— Но если бы вы приобрели такого ученого, как, например, Спарроу, смерть Иэна затормозила бы в Англии развитие той области науки, о которой вы вспоминали? Зато эта область расцвела бы в Америке, не так ли?

— Я вас не понимаю, — сказал Гастингс. — То есть, я не хочу вас понимать.

— Господин профессор, — Паркер встал. — Я нахожусь здесь для того, чтобы найти человека, который убил Иэна Драммонда. Никто, кроме безумцев, не убивает без мотива. Это преступление не было совершено безумцем. Поэтому я хочу найти мотив. Когда я его найду, я найду убийцу. Вы, по крайней мере, теоретически могли убить Драммонда для того, чтобы он не закончил свой труд…

Роберт Гастингс покраснел и вскочил с места. Он сжал кулаки, а в его глазах сверкнули молнии.

— Еще одно слово, — воскликнул он, — и…

— Своим поведением, — сказал спокойно Паркер, — вы показываете, что словесные формулировки, касающиеся этого преступления, вы цените выше сути того, что я вам сказал, и выше ваших пояснений о том, почему вы не убили Драммонда и по какой причине не могли этого сделать. Или почему его не убил человек, находящийся с вами в сговоре?

Гастингс побагровел, но спокойная интонация Паркера подействовала на него.

— А вы отдаете себе отчет в том, что сказали мне сейчас?

— А вы считаете, что все обитатели этого дома заслуживают меньшего уважения, чем вы? Драммонда убил не кто-то извне. Ему нанес удар кто-то из вас! И в глазах закона все вы являетесь одинаково подозреваемыми. Вы понимаете меня?

— Да, я вас понимаю, — Гастингс сел. — Спрашивайте, пожалуйста. Я отвечу вам как сумею, но боюсь, мне особенно нечего сказать.

— Вы не хотели бы что-нибудь добавить к своему рассказу о вчерашнем вечере?

— Нет, — Гастингс покачал головой. — Ничего.

— Ну вот! — Паркер хлопнул в ладоши. — И после этого вы взрываетесь в приступе возмущения, когда я говорю, что вы могли убить Иэна! А ведь я мог бы сейчас арестовать вас и не уверен, что я этого не сделаю, если… — он на секунду умолк, — если вы не объясните мне, откуда на кончике вашей левой туфли оказалось это пятно крови. — Он наклонился и указательным пальцем прикоснулся к ноге Гастингса.

Алекс, который внимательно смотрел на профессора, ни на секунду не спуская с него глаз, увидел, что лицо Гастингса покрылось смертельной бледностью.

— Что? — переспросил Гастингс. — Пятно крови?.. — Он прищурился.

— Да, пятно крови. — Паркер выпрямился и замолчал.

Некоторое время никто не шевелился. Потом Гастингс взглянул на кончик своей туфли, и по его телу пробежала дрожь.

— Что?… Что вы намерены делать?.. — спросил он. — Я… я не знаю откуда…

— Я намерен отдать вашу туфлю на криминалистический анализ, причем убежден, что на ней окажется кровь Иэна Драммонда, смерть которого так глубоко вас тронула. Тогда вы окажетесь в заключении, и мне не придется объяснять вам, что я намерен сделать. Либо… вы расскажете, откуда это пятно взялось, и тогда: или я поверю вам, и вы останетесь здесь в качестве подозреваемого, или я не поверю, и тогда вы станете обвиняемым.

— Но я… мне кажется, вы не понимаете, что для человека в моем положении… в мире науки… Вы отдаете себе отчет?

— А вы, господин профессор, отдаете себе отчет в том, что вы были гостем в доме, где убит хозяин, человек, которому вы сами провозгласили столь хвалебную эпитафию, а вы, известнейший в мире ученый, который, как я слышал, заботится о мнении окружающих, утаили правду во время первого допроса и, таким образом, разумеется, помогли преступнику, если, конечно, вы не сами им являетесь.

— Но я… Повторяю еще раз, я не убивал Иэна Драммонда. Клянусь!

— Господин профессор, пожалуйста, не ведите себя как ребенок. Быть может, вместо этого вы лучше подумаете о том, как доказать нам, что вы человек, слово которого имеет какое-то значение. Ведь пока что вы обманули нас самым отвратительным образом. Независимо от того, что вы сами считаете, вы тем самым стали сообщником убийцы.

— Но я… Повторяю — я не убивал Иэна.

— Однако вы были здесь в ночь убийства, вы не подняли тревоги и вы ступили в кровь убитого! Это, по-вашему, пустяки?!

Гастингс повернул голову налево, затем направо, как боксер, который получает удар за ударом, но любой ценой хочет выстоять до конца и не потерять сознание. Он глубоко вздохнул.

— Когда Филипп Дэвис зашел ко мне за тысячей фунтов, он так странно выглядел, что я в первую минуту подумал, не сошел ли парень с ума. Вы должны понять, что за несколько минут перед этим у меня был профессор Спарроу, с которым часом раньше я обсудил его выезд в Соединенные Штаты и условия, на которых он туда поедет. Час спустя Спарроу явился ко мне с каким-то безумным выражением на лице, и вдруг оказалось, что он полностью изменил свое решение по причинам, которых он не пожелал мне объяснить. Следом вошел Филипп Дэвис, внезапно выразил согласие ехать, схватил чек, после чего исчез с ним столь поспешно, будто банки работают по ночам. Я был сильно удивлен… Ну, представьте сами мою ситуацию. Я чувствовал… да нет, я знал, что между всеми ними что-то происходит, что здесь случилось нечто, о чем я не знаю и что так повлияло на их решения… Это дело для меня было очень важным… Я не только ученый-исследователь, я еще и владелец доли в большом концерне. Я очень заинтересован в том, чтобы собрать в своей лаборатории лучших ученых со всего мира. Я не стыжусь этого. Я ставлю условия, я предлагаю высокое вознаграждение, и с этим можно соглашаться или нет. Иэн Драммонд сразу отверг мое предложение, и это ни в малейшей степени не повлияло на мое отношение к нему. Я по-прежнему утверждаю, что мир науки потерял одного из величайших людей. Если бы он жил дольше, его, вероятно, ждали бы огромные достижения… Да, но что я хотел сказать?.. Ага. Так вот — я остался один в комнате. В течение часа Спарроу, который сначала согласился, — отказался, а Дэвис, который сначала отказался, — вдруг согласился. Я не знал, что и думать обо всем этом и об их странном поведении. Я выглянул в окно. В кабинете Иэна все еще горел свет. Я решил заглянуть к нему под каким-нибудь предлогом, чтобы выяснить, что случилось. Я был уверен, что он наверняка имеет какое-то влияние на то, что происходит с двумя остальными исследователями. К сожалению, я не ошибся, хотя влияние это оказалось совсем иным, чем я предполагал. Во всяком случае, я сказал себе, что не будет ничего плохого, если я спущусь и под видом прощального разговора — потому что я ведь должен был уехать на рассвете — попытаюсь сориентироваться, в какой мере я могу считать дела Дэвиса и Спарроу окончательно решенными. Я спустился вниз. Дверь была закрыта. Я знал, что в кабинет не стучат, и тихонько открыл ее. Оказавшись внутри, я заметил Драммонда, сидящего за столом, и тут же увидел все остальное… Я подошел, чтобы проверить, жив ли он и нужно ли вызвать помощь. Но его тело было уже холодным. Я во время учебы прошел трехлетний курс медицины в качестве дополнительного предмета и сразу понял, что здесь уже ничего не поможет. В ту же самую секунду я понял также, что подозрение может пасть на меня. Вы искали мотив преступления. Мне тоже это сразу пришло в голову. Драммонд рассказывал о каком-то письме, которое якобы пришло в английскую полицию и которое предостерегало о возможности покушения на ученых со стороны каких-то неизвестных сил. Он тогда посмеялся над этим, но мне теперь совсем не было смешно. Ведь это я представлял интересы зарубежного концерна. Я тихонько отступил к двери и вдруг вспомнил, что оставил отпечатки пальцев на ее ручке. Тогда я дочиста вытер рукавом обе дверные ручки — внутреннюю и внешнюю, а затем на цыпочках взбежал наверх и заперся в своей комнате. Я быстро разделся и лег в постель, но не спал и точно знаю, когда Филипп сунул мне под дверь чек. Я даже похолодел тогда. А потом уже ничего не происходило, до той минуты, пока ко мне не постучалась полиция. Все то, что я сказал, полностью соответствует истине, и теперь мне нечего уже больше добавить.