— Да, шеф.

Паркер вернулся в комнату.

— Я велел проводить Спарроу в другую комнату, где он меня ждет. Я не хотел, чтобы они здесь встретились. Кроме того, за это время мы успели спокойно осмотреть их комнаты и гардероб. Миссис Драммонд, разумеется, не возражала.

— А как она держится? — спросил Алекс.

— Сара Драммонд? Она была очень бледна, когда я вошел к ней сразу после приезда, но хорошо держала себя в руках. Ты знаешь, такая женщина могла бы его убить.

— Знаю. Но не верю в это.

— А кого ты подозреваешь?

— Мне трудно сказать… Если бы не один факт…

— Вот именно. Мы должны считать виновным любого из них, пока не убедимся в его невиновности. Я не знаю, но мне кажется, что нас тут еще многое ждет… Бедный, бедный Иэн… Если бы он знал…

— К счастью, он не знал, — сказал Алекс, невольно понижая голос. — Он погиб, считая ее лучшей из жен.

— Не обязательно. Если она стояла за ним и ударила скальпелем в спину, он не потерял сознание мгновенно… Это изумление, застывшее в чертах его лица… Его глаза…

— Послушай! — сказал Алекс. — Когда ты допрашивал Люси Спарроу, я кое-что вспомнил. Иэна убила не женщина. Головой ручаюсь. Тот человек, который вздохнул за моей спиной в темноте, — это был мужчина.

— Тот, кто тебя ударил?

— Да. Это было дыхание мужчины, понимаешь?

— Да… — Паркер развел руками. — Ну что ж, подождем — узнаем. Я велел сделать подробное увеличение всех отпечатков на внешних и внутренних ручках всех дверей и на выключателе в кабинете. Ведь этот человек потушил свет, услышав, что ты подходишь, и притаился с пресс-папье, которое схватил со стола. Это ясно. А потом, убегая, он оставил пресс-папье на подоконнике в коридоре второго этажа.

— Это исключает горничную и Мэлахи, — сказал Алекс. — Никто из них не побежал бы наверх.

— Да. Значит, у нас есть шесть человек, из которых ты и Люси Спарроу не имеете никакого разумного мотива для убийства. Итак, остаются четыре человека.

— Дэвис, Сара, Гастингс и Спарроу, — перечислил Алекс.

— Шеф! — Джонс вошел в комнату. — Отпечатки пальцев готовы!

— Превосходно!

В комнату осторожно вошел высокий худой человек с седыми коротко стриженными волосами. Под мышкой он держал папку. Кивнув Алексу и не ожидая приглашения, он уселся за стол.

— Здесь у меня отпечатки пальцев восьми указанных лиц и убитого, — начал он несколько монотонно, — а здесь отпечатки, собранные на дверных ручках, выключателе в кабинете, на пресс-папье и на скальпеле… Отпечатки на выключателе…

— Господи! — воскликнул Паркер. — А чьи отпечатки на скальпеле?!

— Минуточку. Отпечатки на скальпеле принадлежат только одному человеку, чьи папиллярные линии идентичны с линиями лица, находящегося в списке пробных отпечатков, взятых у присутствующих в доме лиц. Они принадлежат… миссис… нет… минуточку… Ага, вот! Мистеру Спарроу.

XI

«А ты не прикасался к дверной ручке?»

— Да… говорила вам… — Было видно, что он размышляет. — Потом ко мне зашел профессор Гастингс, и мы с ним разговаривали, может, полчаса, может, дольше…

— В котором часу к вам пришел профессор Гастингс?

— В котором? — Спарроу оживился. — В 10.40. Я сейчас вспомнил. Мы встретились у дома, и тогда было 10.10. Я сказал ему, чтобы он зашел ко мне через полчаса.

— Я это слышал, — сказал Алекс. — Я стоял тогда рядом с вами.

— Вот именно! — Спарроу с благодарностью посмотрел на него. — Пожалуйста, не удивляйтесь, но этот ужасный удар… я не могу собраться с мыслями…

— Да. Я хорошо это понимаю… — Паркер наморщил брови, вглядываясь в свой блокнот. — Значит, вы разговаривали с профессором Гастингсом с 10.40 до 11.10 или 11.20?

— Да. До 11.20, потому что когда после его ухода я вошел в комнату жены, она сказала: «Послушай, уже двадцать минут двенадцатого. Тебе пора ложиться…» Она всегда беспокоится о том, чтобы я вел правильный образ жизни, ну, то есть… — он умолк.

— И что вы ответили жене?

— Я? Что ответил?… Кажется, мы начали разговаривать и беседовали некоторое время… где-то минут двадцать. Потом я пошел к себе и разделся.

— А что делала ваша жена, когда вы вошли?

— Печатала письмо на машинке.

— А откуда вы знаете, что это было письмо?

— Потому что она как раз закончила и печатала адрес на конверте.

— И кому было адресовано это письмо?

— Ее адвокату… Я взглянул на конверт и… Но почему вы меня об этом спрашиваете?

— Перед лицом значительных и трагических событий все остальные блекнут или смешиваются в памяти. Я хотел лишь проверить, не спутались ли в вашей памяти разные мелочи ввиду происшедшего…

Он замолчал. Минуту все сидели не шевелясь.

— Почему вы лжете? — вдруг спросил Паркер.

— Что? Как вы смеете? Как вы…

Паркер встал, оперся руками на край столика и наклонился к сидящему профессору так близко, что почти касался лицом его лица.

— Убит ваш друг и коллега. Совершено отвратительное убийство. Погиб добрый, чистый человек. Я нахожусь здесь для того, чтобы найти убийцу, а не для того, чтобы выслушивать ложь от людей, которые должны чтить память убитого и содействовать правосудию! То, как вы поступаете, господин профессор, это низость и по отношению к покойному, и по отношению к живущим! Что вы делали в этой комнате в минуту убийства Иэна Драммонда? Это вы вонзили скальпель в его спину? А если не вы, то почему вы немедленно не сообщили полиции? Почему вы, как жалкая крыса, вернулись к себе в комнату, делая вид, что ничего не случилось? Кто же вы: преступник или сообщник преступника? Отвечайте!

Бен выпрямился. Гарольд Спарроу сидел, как окаменевший. Наконец он закрыл лицо ладонями, и Алекс с изумлением увидел, что этот сильный, твердый мужчина плачет. Джо взглянул на Паркера, но инспектор стоял невозмутимо, а на лице его не было ни жалости, ни сочувствия. Он ждал.

Вдруг Спарроу опустил руки и поднял голову. Дрожащей рукой он снял очки и, вынув платок, протер глаза, а затем стекла. Его пальцы сильно дрожали.

— Я… я ничего не знаю… — повторил он слабым голосом. — Почему вы?… По какому праву?

— По какому праву? По такому, которое говорит мне, что вы находились здесь и держали в руках скальпель, которым был убит Иэн Драммонд.

Спарроу молчал. Потом поднял голову и посмотрел на Паркера.

— Вы правы… — Его руки дрожали так сильно, что он должен был их прижать к коленям. — Я… Я — ничтожество… Это я его убил…

Паркер вздохнул и сел.

— Вы его убили. Да. Конечно. Определенным образом, может быть, и вы. Еще не знаю. Пока не могу сказать. Пока я хочу знать, что вы делали в этой комнате и когда вы вошли в нее?

— После… после разговора с женой я спустился сюда…

— Который был тогда час?

— После половины двенадцатого… если точно: без двадцати двенадцать. Я взглянул на часы, спускаясь вниз.

— И что?

— Я вошел и…

— Дверь была закрыта?

— Что? Да.

— Точно?

— Точно. В холле было темно. Только немного лунного света падало на пол и маленький лучик с лестницы… Я хорошо знаю расположение комнат в доме, но помню, что я вытянул руку, чтобы нащупать дверную ручку. У меня очки, вы видите…

— Да. А когда вы нашли дверную ручку, что вы сделали?

— Я открыл дверь.

— И закрыли ее за собой?

— Да. Конечно. Иэн сидел за столом… Я подошел к нему и… — Он спрятал лицо в ладонях.

Паркер смотрел на него, сморщив брови.

— И вы его убили, да?

— Да… — прошептал Спарроу и медленно поднял голову.

— Как жаль, — сказал Паркер, — что я не могу вам поверить. Когда вы вошли в эту комнату, ваш коллега был мертв уже полчаса.

— Как это? — Спарроу машинально поправил очки и наклонился вперед. — То есть, как это — мертв?

— Мертв. Он погиб до 11.15. Если вы теперь хотите вернуть свои слова назад и сообщить, что вы не разговаривали с профессором Гастингсом и со своей женой с 10.40, то есть с той минуты, когда, как нам известно, Иэн еще был жив, и вплоть до 11.40, то есть до той минуты, когда, как мы знаем, он уже полчаса был мертв, тогда я охотно выслушаю ваше описание того, как вы совершили преступление. Но мне кажется, что это бессмысленно, поскольку оба собеседника подтвердят ваши слова. Я думаю, что вы не солгали, потому что вы не очень хороший лжец, и вам не пришло бы в голову впутывать в это других лиц. У вас нет ни малейших шансов стать убийцей Иэна Драммонда, хотя вы уже второй, кто сегодня в этом признается.