Потомки эогиппуса жили все в том же палеогене, но уже в конце его.
Эти лошади гораздо крупнее эогиппуса, но по сравнению с нынешней лошадью кажутся все же карликами.
У этих палеогеновых лошадей нота устроена еще остроумней и, так сказать, экономнее, чем у эогиппуса. К чему пять или даже четыре пальца, когда для того, чтобы отталкиваться от земли при беге, вполне достаточно одного крепкого пальца на ноге? У этих лошадей развивается на ноге только один средний палец, а остальные вырастают короткими, да и то не в полном числе.
Этому превращению пятипалой ноги в однопалую помогло еще вот какое обстоятельство: климат постепенно становился все холоднее, и на месте многих лесов раскинулись луга.
Потомкам фенакодуса не приходилось уже перелезать через упавшие стволы в лесу, цепляясь когтистыми лапами: стало много гладких равнин.
У гиппариона, жившего уже в неогене, был всего один палец на ноге. Два пальца совсем пропали, а два вырастали такими короткими, что до земли не доставали, — уже не пальцы, а только зачатки пальцев. Конец единственного на ноге пальца роговеет и превращается в то, что мы зовем копытом.
И, наконец, на исходе неогена появляется нынешняя лошадь, у которой нет даже зачатков других пальцев, кроме среднего. Так лапа с когтями, служившая и для бега и отчасти для хватания, превратилась в ногу с копытом. На это превращение потребовалось около пятидесяти миллионов лет. Оно дало лошади быстроту ее бега.
На этом примере развития лошади видно, в чем состояла суть тех изменений, которые начались среди млекопитающих уже в конце палеогена: млекопитающие стали специализироваться. Одни стали морскими пловцами, другие остались на суше и превратились в хищников с когтистыми лапами, иные стали травоядными я вырастили на концах ног копыта.
Жизнь как бы снова стала на распутье, одни млекопитающие стали развиваться в одном направлении, другие в другом, и скоро пути их совсем разошлись.
Какой же путь оказался самым удачным, и какие пути приводят в тупик? Первый путь ведет в море.
Это малообещающий путь. Правда, в воде легче передвигаться, там тяжесть не так чувствуется, и поэтому животные могут достичь огромных размеров. Самое большое млекопитающее — кит — живет в воде, огромные мозазавры, плезиозавры, ихтиозавры жили тоже в воде. Но именно потому, что плавать легче, чем бегать, путь этот многообещающий. Животному не приходится преодолевать такие сложные препятствия, как на суше, оно не нуждается в таких сложных приспособлениях, которые необходимы наземному животному, мозг у жителей моря остается небольшим и несложным.
Другой путь ведет в воздух. Это путь развития тех ящеров, которые дали начало птицам. Этот путь нам кажется очень заманчивым: летать, парить а воздухе без усилия—это доступно птицам и не было до последнего времени доступно людям. Однако за это птицы заплатили слишком дорогой ценой: они лишились передних конечностей, превратили их в крылья. Посмотрите на голубя, когда он клюет крошки, кивая беспрестанно, точно автомат, головой. И посмотрите потом хотя бы на кошку, как разнообразны ее движения: она может передними лапами и схватить мышь, и уцепиться за кору дерева, и нанести удар в драке. Голубь по сравнению с ней все равно что безрукий калека по сравнению со здоровым человеком. За право летать птицы заплатили страшным сужением свободы движений и мозг их поэтому развился мало. Крылатые разумные существа, люди-птицы, никогда не могли бы появиться, так же как не могли бы развиться разумные существа где-нибудь на дне моря, люди-рыбы.
Третий путь — мирная жизнь на суше, при которой животное ни на кого не охотится, питается травой. Именно такими травоядными животными были самые большие ящеры, бронтозавры и диплодоки. И мы видели — они стали медлительными и неуклюжими, мозг у них развился еще меньше, чем у других — хищных ящеров.
Травоядные млекопитающие развились в более суровое время, когда не было стольких болот и мелководных морей, как во времена ящеров.
Травоядным млекопитающим пришлось жить не в болотистых зарослях, а среди лугов, спасая свою жизнь от преследующих их хищников.
Тут происходил все время отбор на быстроту. Поэтому они не превратились в таких неуклюжих чудовищ, как травоядные ящеры.
Но с ними произошло другое превращение: им пришлось пожертвовать пальцами, ноги у них специализировались только для бега. И это была, конечно, большая жертва, сильное сужение свободы движений.
У некоторых из них, правда, верхняя губа превратилась как бы в новую конечность, а у слона появился хобот, — но это все же не возместило потери.
Лучше всего, пожалуй, обстояли дела хищных: у них передние конечности остались лапами, которыми можно хватать, драть, бить.
Но так как эти лапы служили одновременно — и главным образом — для ходьбы, они не могли стать особенно ловкими. Медведь может подняться на задние лапы и пройти несколько шагов так. Но ему это, очевидно, так трудно, что он очень редко поднимается на дыбы.
Все же мозг у хищных развился в общем! больше, чем у других животных. Самое умное животное — собака — из рода хищников.
И все же настоящее разумное существо не могло бы произойти от хищников, и представить себе человека на четырех лапах так же нелепо, как представить человека с копытами.
Четыре пути, четыре разные специализации, и ни один из этих путей не приводит и, очевидно, не может привести к человеку. Но был еще пятый путь, о котором мы до сих пор не упоминали. Были еще такие млекопитающие, которые стали развиваться не так, как хищники, и не так, как копытные травоядные. И именно среди этих животных появился в конце концов предшественник человека, млекопитающее, ходящее на двух ногах и пользующееся передними конечностями, как руками.
Но это существо появилось только в конце третичного периода, в неогене, и поэтому об этом лучше рассказать в следующей главе.
ИСТОРИЯ ОБЕЗЬЯН
На конец третичного периода, на неоген, приходится высший подъем геологической революции. Все земная кора точно выходит из равновесия, сминается, сморщивается. На всех материках воздвигаются горы. Величайшие горные хребты вашего времени образовались или, по крайней мере, получили завершение именно в неогене. Тогда выросли хребты Альп и Кавказ, Памир, Гималаи, Гивдукуш, Апеннины, Кариаты, Балканы, Крымские горы, Анды, Кордильеры, горы восточной Австралии и, вероятно, горы покрытого сплошным льдом южного материка — Антарктики.
В очертаниях и расположении материков и океанов совершаются последние большие изменения: обе Америки срастаются. Осколки великого Южного материка — Индия и Аравия — соединяются в одно целое с Азией. Гренландия отделяется от Америки. Мадагаскар отделяется от Индии и остается островам подле Африки.
Материки в это время сильно приподняты, и океан образует мало мелководных морей.
В начале неогена вся европейская часть нашей страны была сушей. Потом море залило приблизительно те места, которые и сейчас залиты водой Черного и Каспийского морей. Тогда оба эти моря были слиты в одно, соединявшееся со Средиземным.
Затем это «Черно-Каспийское», или, как зовут его иначе, Сарматское море потеряло связь со Средиземным, стало огромным озером-морем: это озеро-море простиралось от того места, где теперь находится Вена, до того места, где теперь Аральское море.
На западе и на востоке это озеро-море то расширялось, то отступало. А посередине все время мелело и усыхало, так что превратилось, собственно, уже в два моря, соединенных между собой узким проливом. К концу неогена этот пролив совсем пересох, и стало тогда два озера-моря: одно — Черное, другое — Каспийское.
Те перемещения в земной коре, которыми сопровождалось выпучивание гор, подняли наружу такие горные породы, которые заключают в себе очень нужные для нас металлы. Керченское железо, чиатурский и никопольский марганец, золотые и платиновые россыпи — все это наследство, которое мы получили от третичного периода.