сюжеты из легенд далекой древности, но его картины будут волновать

современников, поражая остротой композиции и глубиной философских проблем.

"Тайная вечеря". Больше ста лет отделяют нас от того дня, когда молодой

Ге окончил это полотно. И, глядя сегодня на картину, трудно понять, почему

этот классический по форме, удивительно гармоничный по колориту холст вызвал

такую бурную реакцию разных кругов общества.

Вернемся в далекий 1863 год. Долгожданный Ге, предваряемый молвой,

прославившей картину, приезжает из Флоренции в Санкт-Петербург. Художника и

его холст немедля доставили в академию. Распаковали "Вечерю", натянули на

подрамник. Почтенные профессора и академики не стали ждать утра, приказали

зажечь свечи... Трепетный свет озарил полотно. Все замерли, пораженные.

Живая встала перед ошеломленными мастерами сцена из древней легенды... Будто

зазвучали под гулкими сводами слова: "Один из вас предаст меня".

Совет профессоров академии тут же торжественно присуждает Ге звание

профессора, что по регламенту было выше звания академика.

Картину выставляют в академии, тысячи петербуржцев вереницей проходят

перед холстом, ставшим в считанные дни легендарным. Но все ли было так

гладко? Вот один из отзывов на "Вечерю". Скульптор Рамазанов в "Современной

летописи" писал: "Ге первый из живописцев намеренно отнял у величайшего из

мировых событий его божественность. Художник сумел угодить ходячим

современным идеям и вкусам... он воплотил материализм и нигилизм, проникший

у нас всюду, даже в искусство".

Однако не подобные отзывы определяли успех или неуспех полотна. Картина

была великолепна, это понимали почти все.

Однажды профессор Тон сказал художнику:

- Вы необыкновенно чувствуете живописную правду, силу. Напишите в моей

церкви в Москве святого Александра Невского, возьмите сколько хотите.

- Я не могу писать теперь такую вещь, - возражал Ге, - я занят другим.

Александр Невский для меня дорогой святой, но я его теперь не вижу, у меня

другие задачи.

- А, я знаю, почему вы не хотите. Вы революционер. Вы антимонархист.

- Не знаю, почему в этом вы видите революционный взгляд?

- В вас верят юноши, вот почему вы не хотите взять этого заказа.

- Я не знал, - отвечал Ге, - что юноши верят в меня, но если это так,

тогда я свято сохраню их веру и не поддамся соблазну...

Стасов так объясняет остроту этого диалога: профессор Тон предложил Ге

написать Александра Невского с лицом здравствующего императора Александра

II.

Есть еще одна важная подробность создания "Вечери". Как стало известно,

художник использовал при поисках образа Христа для картины портрет Герцена.

И это было сделано не случайно, ибо Герцен и Белинский, по свидетельству

самого художника, для него "были самыми близкими по душе и самыми

влиятельными".

Вскоре в Италии Ге напишет портрет Герцена, вошедший в золотой фонд

русской реалистической школы. О его достоинствах лучше всего сказал сам

Герцен: "...по-рембрандтовски написан".

Однажды к Николаю Николаевичу Ге пришел Иван Крамской посоветоваться,

правильно ли взбунтовались четырнадцать выпускников Академии художеств,

отказавшись участвовать в конкурсе на золотую медаль. Ге взволнованно

сказал, что ежели бы он был с ними, то сделал бы то же самое. Так началась

духовная близость двух больших русских художников.

Профессор Тон, назвавший Ге "антимонархистом", после "бунта" в академии

без обиняков заявил Крамскому: "Случись это прежде, вас бы всех в солдаты!"

Прошло семь лет. Ге побывал в Италии, написал там несколько картин, не

имевших успеха, и вернулся навсегда в Россию.

Семидесятые годы... Это было время становления крупнейшего русского

прогрессивного объединения художников - Товарищества передвижных выставок.

Стасов подчеркивает особую роль Ге в его организации: "Мясоедов и вслед за

ним Ге, приехавший в то время назад в Россию, выговорил недостававшее слово,

и все тотчас же встало и пошло, колеса завертелись, машина двинулась могучим

взмахом вперед".

В 1871 году открылась Первая передвижная художественная выставка.

Трудно сегодня переоценить роль этого движения, в котором участвовали такие

мастера русской живописи, как Репин, Суриков, Перов, Крамской, Ге, Саврасов,

Левитан и многие другие.

Первая передвижная имела небывалый успех. Крамской писал: "Перов и Ге,

а особенно Ге, одни суть выставки". И далее в другом письме: "Ге царит

решительно". Ге представил свое полотно "Петр I допрашивает царевича

Алексея", ставшее ныне классикой...

Мастерская художника Ге на его хуторе Плиски. Выцветшее, старое фото

тона сепии.

Большая комната с верхним светом, с высокими окнами, выходящими в сад.

Всюду картины. Огромный мольберт на переднем плане. Холсты, повернутые к

стене, приставленные к шкафам, к мольбертам. На полу толстые веревки (видно,

ими художник привязывал модели, когда писал "Распятие"). Сосуды, драпировки.

В центре мастерской начатое полотно - знаменитая "Голгофа"... Слева в

глубине портрет Наталии Ивановны Петрункевич, настолько живо и сочно

написанный, что кажется реальной женщиной, стоящей у растворенного окна.

Справа на мольберте картина "Совесть"... На одном из огромных подрамников

приколот в углу автопортрет - седой старик со всклокоченной бородой...

Самого хозяина мастерской на фото нет... Возможно, он ушел в один из своих

походов, в простой русской рубахе, поношенном костюме, с котомкой за

плечами.

Ге - человек удивительной судьбы. Прошло много лет с тех пор, как он в

расцвете сил и дарования бросил шумный Петербург, суету и пустословие и

"сбежал" на этот хутор. Он знал, что его ждут трудности. "Лучше в лишениях

окончить, - писал Ге, - но не изменять своей веры и своих убеждений. Я чист

и считаю себя счастливым человеком, а помирать все равно, что на золотом

ложе или под воротами..."

Да, на первых порах было нелегко, но художник не сдавался. Он вел

хозяйство, работал в поле и... даже клал печи. Вот запись, рассказывающая о

тех днях: "Я делал печь бедной семье у себя в хуторе, и это время было для

меня самое радостное в жизни. И кто это выдумал, что мужики и бабы, вообще

простой люд, грубы и невежественны? Это не только ложь, но, и подозреваю,

злостная ложь. Я не встречал такой деликатности и тонкости никогда нигде..."

Огромную роль в судьбе Ге сыграл Толстой, дружба с которым крепла год

от году и продолжалась до кончины живописца. Замечательным свидетельством

этому может служить их переписка. Любовью, заботой о творчестве художника

проникнуты письма Толстого. Он боится, как бы Ге совсем не забросил

живопись: "Про вас ничего не знаю. И что-то мне все чудится, что вам было не

совсем хорошо и что вы потому мало работали. Не дай бог. Ничто в нашем

возрасте так не желательно, как то, что вызревающие на нас плоды без бури и

ненастья, а при тишине и солнце, падали мягко один за другим на землю. И вот

я под вашим деревом стою, дожидаюсь..."

Ге отвечает Толстому: "Не смущайтесь, что я на время оставил работу. Я

опять принимаюсь, я не могу жизнь, свое сознание отделять от работы. Я

столько пережил в это время, столько переродился, что от этой работы только

выиграл, ежели бог это позволит, я действительно вас порадую работой

художественной. Искренно только и можно работать, по-моему, но еще нужно