Городецкий отвернулся.
— Ну… это одна из моих бывших сотрудниц. Я ее уволил вместе с главным бухгалтером, Ниной Ивановной, помнишь? Вот теперь эти дамы…
— А почему ты раньше ничего не говорил об этой Полозовой?.. И вообще, что-то фамилия знакомая… где-то я ее встречала. — Голос Оксаны Борисовны, женщины властной, с твердым характером зазвенел.
— Она… как тебе объяснить… Это была одна из моих надежных сотрудниц, я же тебе говорю…
— Ты хочешь сказать, одна из твоих любовниц? Не та ли, с которой ты проваландался однажды всю ночь? В конце декабря.
— Оксана, дорогая моя, любовницы в прокуратуры не обращаются. Прокурорам нет дел до любовных похождений. У них дела посерьезнее.
— Если она бывшая сотрудница, и в курсе твоих… наших финансовых дел, то почему бы ей, как брошенной, не сделать любимому пакость? Памятный подарочек, так сказать! Чтобы дольше не забывал. А, может, и вернулся.
— Оксана, не фантазируй. Я тебе еще раз говорю: эта женщина знает многое о «Мечте». Она имела отношение к сбору налички, все деньги практически шли через ее руки. Я как-то взял десять «лимонов» без оформления документа, ну, надо было срочно, Феликс попросил… Ну вот. Потом мы с ней поссорились, она неправильно себя повела, я ее уволил. Видимо, теперь они, обиженные, повстречались — я имею в виду и главбуха, — договорились и поперли на меня. А тут еще я Лукашина подозреваю, если честно сказать. Тоже, свинья, пришел в одной старой милицейской робе, а теперь нос воротит, «БМВ» у нас украл… Вполне возможно, что он этих женщин и подзавел. Мог и еще кое-кому информацию дать. Разговоры всякие дошли до акционеров, те заволновались… вон, можешь поехать, глянуть в понедельник, что возле нашего офиса творится!
Оксана Борисовна в глубокой растерянности стояла посреди комнаты. Слова мужа были похожи на правду. Лукашина она знала, он никогда не внушал симпатии и доверия. Да и баба эта, главбух, тоже могла напакостить, хотя такой прыти от нее трудно было ждать — забитая, робкая. Вот неизвестная Полозова… Хм. Кто такая? Надо бы, конечно, разобраться, поехать в офис, потолковать там кое с кем из доверенных. Но если дело обстоит так, как говорит Антон, то ехать и разбираться некогда и незачем. Дорог каждый час. Как говаривал вождь мирового пролетариата, завтра будет поздно…
Но как, все-таки, быть? Ведь они планировали отъезд на лето. Тихо-мирно, получив вызов из Германии, купят путевки на какой-нибудь европейский курорт, поедут в «отпуск», а потом окажутся «невозвращенцами»…
— Ты бы позвонил в прокуратуру, Антон, — Оксана Борисовна, хоть и сильно волновалась, присутствия духа не потеряла, мыслила конкретно, по-деловому. В любом случае, думала она, пребывать в неведении относительно вызова в прокуратуру нельзя, надо быть готовым к любому разговору, попытаться узнать, зачем муж понадобился следователю Недолужко, не плыть по воле волн — пассивные в жизни, как правило, проигрывают.
— Это глупость, Оксана, звонить следователю, — стал отбиваться Городецкий, подняв на жену испуганные глаза. — Он сделает неправильные выводы. Мы покажем ему свое беспокойство, и мало ли как он это беспокойство расценит и что еще предпримет. Скажет вдруг, зайдите завтра, дорогой т о в а р и щ. А? Товарищ!.. А у нас, если не соваться в прокуратуру до назначенного срока, неделя времени. Неделя! — Он поднял'палец. — Да за это время мы горы своротим. Другое дело, окольными путями что-нибудь выведать. Да и то, стоит ли волну поднимать, привлекать внимание?
— Я все-таки позвонила бы Абрамову. Он как-никак доктор юридических наук, посоветовал бы что-нибудь.
— Да что я, пусть и доктору, скажу? — взвился Городецкий. — Что меня вызывают в прокуратуру, по делу… гм… Полозовой? Он начнет расспрашивать, наводить справки. На хрена попу гармонь?! Я тебе сказал, пора сматываться. Поживем пока в Германии без вызова. При нас Исмаил быстрее его оформит.
— Что-то ты темнишь, друг мой! — разозлилась Оксана Борисовна.
Супруги, недовольные друг другом, разошлись по разным комнатам. Оксана Борисовна закурила в спальне, чего раньше никогда не делала, а Антон Михайлович пошел на кухню, заварил крепчайшего чаю, чтобы взбодриться.
Понятно, что «дело М. И. Полозовой» не с неба свалилось. Кто-то все же написал заявление в прокуратуру. Нашлись ходатаи, которые решили-таки вступиться за эту дурочку-суицидку. Может, это все тот же актериш-ка… как его… Зайцев, да. Но ввязываться в разбирательство, давать какие-то показания ему, Городецкому, ни в коем случае нельзя. Об инциденте могут узнать и акционеры «Мечты». Это подольет масла в огонь, представит его, президента акционерного общества, с очень и очень невыгодной стороны. Налетит пресса, особенно из прокоммунистической областной газеты, раскрутят дело в два-три дня, раззвонят во все колокола. В Придонске в прошлом девяносто четвертом году уже исчезли три фирмы, собравшие у населения миллиарды рублей. Достаточно спички, чтобы вспыхнул порох недовольства и вокруг «Мечты». Репутация руководства компании уже подмочена, слух пошел, митинги разрастаются. И если дойдет до проверки документации, если акционеры потребуют вызова бывшего главбуха, Нины Ивановны, а она с перепугу начнет давать показания общественности, а потом и органам…
Побегав по квартире, Городецкий взялся за телефон. В любом случае Оксана права. Ждать у моря погоды нельзя. Нужно действовать!
Трубку домашнего телефона Аркадия Каменцева взяла его жена Наталья.
— Это Антон, Наташа, здравствуй, — бодро представился Городецкий. — Наш высокочтимый предводитель дома?
— Предводитель в сауну поехал, — так же бодро и весело отвечала Наталья. — Что передать?
— Ну… скажи, что я звонил, хотел пообщаться. Какие у вас новости? Как живете-можете?
Городецкий с нетерпением, затаив дыхание, ждал ответа. Он знал, что жена Аркадия — женщина словоохотливая, не раз она выбалтывала какие-нибудь семейные или деловые тайны, каждый раз беря при этом с Городецкого слово ее не выдавать. Он не подводил ее, она это знала и ценила. И, естественно, доверяла. Вообще они дружили семьями, приглашали не раз и чету Дерикотов — вместе бывали в ресторанах, выезжали за город, на лыжную базу…
Наталья Каменцева ничего интересного не сказала.
— Новостей никаких, Антон. Скука-а… По телевизору нечего смотреть, я уже все пересмотрела, читать не хочется. Пока Арнольдика из школы не привезут — просто маюсь от безделья. Прислуга все сделает, меня и близко к кухне не подпускают. Только на дегустацию зовут. Аха-ха-а… — Она протяжно зевнула. — Вы-то как там? Оксана чего делает?
— Колготки штопает, — сострил Городецкий, и они долго смеялись. Шутка обоим понравилась.
Городецкий тут же набрал номер Феликса. Тот сидел, видно, у телефона, сейчас же отозвался встревоженно:
— А я собрался тебе звонить.
— Ну? Какие новости? — с места в карьер взял Городецкий. — Ты от господина Недолужко, случаем, ничего не получал?
— Как же! Потому и хотел звонить. — Феликс не называл имен, видно, жена сидела рядом. — Я понял, что и ты такую же бумаженцию имеешь?
— Осчастливили.
— Женщина эта, из театра, помнишь? — с издевкой уже говорил Дерикот. — Весьма гостеприимная особа?.. Ну вот. Она мне тоже позвонила. И откуда только номер узнала?! Ты не давал?.. Ну ладно, я думаю, не это важно. Она нервничает, тебя искала, но не нашла. Сказала, что по просьбе Захарьяна звонит, нас с тобой разыскивает.
— Так и он, что ли, повестку получил?
— Надо думать. Чего бы эта… мадам засуетилась? Вот, Антон, видишь, как спонсорство боком выходит. Помог театру по твоей просьбе, а теперь ходи по прокурорам, оправдывайся.
— Супруга не слышит, что ли?
— Вышла как раз.
— Понятно. Короче, покатили на нас с новой силой бочку, так я понял? И покатили из театра?
— Откуда же! Те самые актерки, каких ты на мою голову… Гм… Ну ладно, Антон Михайлович, супруга ужинать зовет, давай встретимся, завтра, что ли, поговорить надо. Сходим к Михаилу Анатольевичу, посоветуемся, чем еще можно ТЮЗу помочь. Я всегда готов, как пионер.