Баррис приостановил свою возню с трубкой и принялся глазеть на несчастного Лакмана. В ярости, теперь уже из-рыгая жуткие гортанные хрипы, Лакман одним взмахом руки очистил весь кофейный столик — пивные банки и тарелка с грохотом рухнули на пол. Испуганные кошки метнулись в разные стороны. А Баррис по-прежнему неподвижно глазел. Несколькими нетвердыми шагами Лакман добрался до кухни. Смонтированный там сканер, проецируя свой куб перед застывшим от ужаса взглядом Фреда, зафиксировал, как Лакман слепо шарит по кухонному столу, ища стакан, потом пытается повернуть ручку крана и налить в стакан воды. Фред вскочил перед монитором; буквально прикованный к месту, в кубе второго монитора он увидел, как Баррис, так и не поднявшись из кресла, снова усердно обматывает ниткой чашечку гашишной трубки. Баррис даже не поднимал голову; второй монитор показывал, как серьезно он погрузился в свою работу.

С аудиокассет выплескивались надрывные, неистовые звуки страдания — Лакман задыхался. К ним добавлялся жуткий грохот кастрюль, сковородок и разнокалиберных тарелок, которые Лакман сбрасывал на пол в надежде привлечь внимание Барриса. Среди всей этой вакханалии шумов Баррис продолжал методично обматывать свою трубку и не поднимал взгляда.

На кухне, в кубе первого монитора, Лакман вдруг упал на пол — не постепенно, сперва на колени, а разом, с глухим стуком — и застыл, распластавшись. Баррис не прекращал обматывать ниткой свою гашишную трубку, и теперь в уголках его рта стала заметна подлая улыбочка.

Так и стоя на ногах, Фред потрясенно таращился, наэлектризованный и парализованный одновременно. Затем он протянул было руку к полицейскому телефону рядом с монитором, но помедлил и продолжил наблюдать.

Какое-то время Лакман неподвижно лежал на кухонном полу, пока Баррис все наматывал и наматывал свою нитку. Склоняясь над трубкой, как старушка над вязанием, Баррис улыбался себе под нос — улыбался и слегка покачивался взад-вперед. Затем Баррис вдруг отшвырнул трубку, встал, кинул острый взгляд на распростертую в кухне фигуру Лакмана, разбитый стакан рядом с ним, на весь мусор, кастрюли и осколки тарелок — и тут физиономия Барриса внезапно изобразила притворную тревогу. Баррис сорвал с себя зеленые очки, гротескно распахнул глаза, всплеснул руками будто бы в беспомощном страхе, немного побегал туда-сюда, потом засеменил к Лакману, застыл в метре от него — и, тяжело дыша побежал назад.

Он разыгрывает свой спектакль, понял Фред. Изображает сцену паники и внезапного обнаружения. Будто бы он только-только на эту картину наткнулся. В кубе второго монитора было видно, как Баррис, побагровев, распрямился, горестно выдохнул, а затем потащился к телефону. Схватил трубку, выронил, снова дрожащими пальцами подобрал… Он как бы только сейчас обнаружил, понял Фред, что Лакман, оставшись один на кухне, до смерти подавился куском пищи. Никто его там не слышал и, соответственно, не мог помочь. А теперь Баррис отчаянно старался позвать на помощь. Слишком поздно.

В трубку Баррис почему-то стал говорить странным — писклявым и медленным — голосом:

— Алло, это я в ингаляционный или реанимационный отряд звоню?

— Сэр, — проскрежетала телефонная трубка из динамика рядом с Фредом, — там кто-то не может дышать? Вы хотите…

— По-моему, сердечный приступ. — Теперь Баррис говорил в трубку низким и настойчивым, профессионально-спокойным голосом — тоном убийственным от сознания серьезности угрозы и от того, что время уходит. — Либо это, либо невольное удушение куском пищи.

— Какой у вас адрес, сэр? — перебил оператор.

— Адрес, — повторил Баррис. — Так-так, сейчас посмотрим… адрес у нас…

— Господи, — вырвалось у Фреда.

Распростертый на полу Лакман вдруг судорожно вдохнул. Задрожав всем телом, он выблевал застрявший в горле кусок, заметался, а затем, раскрыв опухшие глаза, уставился прямо перед собой.

— Гм, похоже, он снова в порядке, — ровным голосом произнес в трубку Баррис. — Спасибо, никакой помощи уже не требуется. — И он торопливо повесил трубку.

— Сука, — глухо пробормотал Лакман, садясь. — Блядь. — Он шумно, с хрипами задышал, кашляя и жадно втягивая в себя воздух.

— Ну как? — с тоном участия спросил Баррис.

— Кажется, я подавился. Я что, вырубился?

— Не совсем. Зато ты точно перешел в измененное состояние сознания на несколько секунд. Возможно, в альфа-состояние.

— Блядь! Я весь в говне! — Неуверенно, покачиваясь от слабости, Лакман все же сумел подняться на ноги и встал у стенки, покрепче за нее держась. — Н-да, по наклонной качусь, — пробормотал он с отвращением. — Как старый алкаш. — Затем он нетвердыми шагами направился к раковине, чтобы умыться.

Наблюдая за этой сценой, Фред чувствовал, как страх понемногу уходит. С Лакманом все будет в порядке. Но каков Баррис! Что он за человек? Ведь Лакман ему назло очухался. Грязный ублюдок! Где были его паленые мозги, чтобы так валандаться?

— Так можно и концы отдать, — пробормотал Лакман, плеская на себя водой из раковины.

Баррис заулыбался.

— У меня очень здоровый организм, — сказал Лакман, глотая воду из чашки. — А ты что делал, пока я тут валялся? Хуем груши околачивал?

— Ты же видел меня у телефона, — ответил Баррис. — Я в «скорую помощь» звонил. Я начал действовать, как только…

— Не физдипи, — кисло перебил Лакман и глотнул еще свежей водички. — Знаю я, как бы ты начал действовать, откинь я вдруг копыта. Ты бы мой тайник обчистил. А потом бы еще и по карманам пошарил.

— Поразительно, — принялся рассуждать Баррис, — как несовершенна человеческая анатомия. Если взять тот факт, что пище и воздуху приходится делить один и тот же канал. От этого риск подавиться…

Лакман молча показал ему средний палец.

Визг тормозов. Гудок. Боб Арктур тут же поднял голову и посмотрел на вечерний поток машин. У тротуара стоял спортивный автомобиль с работающим мотором. Оттуда ему махала девушка.

Донна.

— Господи, — опять произнес он. И зашагал к мостовой.

Открывая дверцу своего «эм-джи», Донна сказала:

— Я тебя не напугала? Я проехала мимо тебя по пути к дому, и только потом до меня дошло, что это ты тут пешком тащишься. Тогда я развернулась на 180 и поехала назад. Залезай.

Он молча забрался в машину и захлопнул дверцу.

— А что ты тут бродишь? — спросила Донна. — Это из-за твоей машины? Ее так и не починили?

— У меня только что паскудный номер прошел, — пробормотал Боб Арктур. — Но не с глючными делами. Просто… — Он содрогнулся.

— У меня твой товар, — сообщила Донна.

— Что? — переспросил он.

— Тысяча колес смерти.

— Смерти? — эхом отозвался Арктур.

— Ага. Смерть что надо. Я лучше поеду. — Она включила первую передачу, снялась и покатила по улице; почти сразу же она помчала слишком быстро. Донна всегда ездила слишком быстро и без соблюдения дистанции. Впрочем, умело.

— Блядский Баррис! — взорвался он. — Знаешь, как он работает? Если он хочет чьей-то смерти, он никого не убивает. Просто болтается рядом, пока не возникает ситуация, когда человек умирает. И Баррис просто сидит и смотрит, как человек умирает. По сути, он устраивает эту смерть, а сам остается в стороне. Хотя я не очень понимаю, как. В любом случае, он так все организует, чтобы позволить человеку загнуться. — Тут Арктур погрузился в молчание, размышляя. — Типа, — продолжил он, — Баррис не станет вставлять пластиковую взрывчатку в систему зажигания твоей машины. Зато он…

— У тебя деньги есть? — спросила Донна. — За товар? Настоящий «примо», и деньги мне нужны прямо сейчас. Я должна получить их сегодня вечером, потому что мне еще кое-какие вещи надо бы взять.

— Ясное дело. — Деньги были у него в бумажнике.

— Мне не нравится Баррис, — сказала Донна, уверенно крутя баранку. — И я ему не доверяю. Знаешь, он псих. И, когда ты рядом с ним, ты тоже психом становишься. А потом, когда сваливаешь от него подальше, ты снова в порядке. Прямо сейчас ты натуральный псих.