- Добрый вечер.

- Добрый вечер.

Пауза. Глебов поймал взгляд Юзика, взгляд, сверлящий полу шинели, взгляд, в котором таился настойчивый вопрос: а что в левой руке? Глебов не ответил на этот вопрос ни малейшим движением. Сказал довольно сухо:

- Я вас слушаю. Садитесь, пожалуйста, - кивнул на лавку.

- Спасибо, мы ненадолго. Не паны, постоим. Простите за беспокойство, товарищ начальник. Важное дело. Иначе мы бы не стали ночью тревожить вас, - это говорит Казимир вкрадчивым, но дребезжащим голосом. Он волнуется. Юзик молчит. - В чемодане Зенона мы нашли карту. Военную карту. А на ней знаки карандашом. Мы подумали: может, шпионские, может, важные для государства.

- Вы принесли карту?

- Да, конечно, товарищ начальник. Как можно без карты? Мы спешили, волновались. - Казимир торопливо дрожащей рукой полез во внутренний карман пиджака, Юзик сделал полшага в сторону Глебова. Палец Емельяна лежит на спуске пистолета. Емельян не знает, что достанет Казимир - карту или револьвер, и поэтому дуло направлено в живот Казимира. Казимир достает действительно топографическую карту, сложенную в квадрат, и начинает ее развертывать. - Вот посмотрите, товарищ начальник. Вот и знаки тут, мы не знаем, что они обозначают, только думаем, что это очень важно.

Развернув карту, он не находит места, где бы ее расстелить: стола в этой комнате нет, тут стоит лавка и тумбочка, и Казимир глазами приглашает лейтенанта подойти посмотреть знаки на карте. Глебов не шелохнулся. Теперь дуло пистолета направлено на Юзика. План Шидловских Глебовым уже разгадан. Не сходя с места, он с приветливой, благодарной улыбкой говорит:

- Спасибо вам, большое спасибо. - И, кивая головой на тумбочку, предлагает: - Оставьте карту. Мы разберемся. Я доложу начальству и буду просить о премировании вас. Вы поступили как честные люди. Еще раз спасибо. И до свидания.

Братья растерянно переглянулись. Казимир явно не знает, что ему дальше делать - положить карту на тумбочку или…

- До свидания. Спокойной ночи, - говорит Юзик и первым решительно идет к выходу. Казимир бросает карту на тумбочку и следует за братом. На дворе темно и тихо. Небо звездное, глухое и прохладное, теплая земля дышит росой и цветами. По ней бродят тучными волнами весенние запахи. Шидловские идут торопливо - впереди Юзик, за ним Казимир, идут не домой, в село Княжицы, - спешат к берегу реки, мчатся напролом. Черт с ним, с лейтенантом, пусть пока живет - теперь лишь бы только самим ноги унести. И совсем уже недалеко заветный берег, уже метров пятьсот осталось и даже того меньше.

Шире шаг! Еще шире! Бегом, бегом!.. А по следам уже бегут - Шидловские слышат, затылками чувствуют погоню. И вот грозный окрик старшины Полторошапки:

- Стой!

И почти одновременно выстрел сзади. Пуля прожужжала где-то совсем близко. Ничего, ночь укроет, река спасет. Только не останавливаться.

Выстрел. Еще выстрел!.. Пали, старшина, в ночь, как в копейку!.. Вдруг спереди бросается на грудь Юзика огромный зверь и валит великана с ног. Это Казбек. Тихий, но властный голос Василия Ефремова, и тоже спереди, останавливает Казимира:

- Стой, руки вверх!..

А граница - рукой подать. Еще бы один бросок, последний. Но нет, не бывает последнего броска на участке заставы Емельяна Глебова. Сто дорог у нарушителя, но почему-то все ведут в тупик.

Четверть часа прошло, как встречались Глебов и братья Шидловские на квартире лейтенанта. И вот они снова перед ним - теперь уже в канцелярии заставы. Сидят растерянные, поникшие, озлобленные. У Юзика оцарапано лицо. Это Казбек задел нечаянно. Казимир дрожит, точно в ознобе, и что-то шепчет синими тонкими губами.

- Вы хотели сегодня меня убить. Почему не убили? - спрашивает Глебов тоном беспристрастного следователя.

Казимир поднял на Глебова безумные глаза и закачал трясущейся головой: мол, не намеревался убивать. Он то ли боится произносить слова, то ли не может.

- Больно хитер ты, начальник, - сквозь зубы цедит Юзик. Этот владеет собой куда лучше брата, держится нагло, с вызовом. - Не по годам хитер. Но тебя все равно убьют. Своей смертью не умрешь. Зенона тебе не простят. Не-ет, не простят.

Зенон… Неужели братья Шидловские по своей инициативе, из мести за брата хотели убить Глебова? Не верил в это Емельян. Да и факты говорили о другом: покушение на начальника пятой заставы готовилось за рубежом, и братья Шидловские были использованы всего лишь в качестве удобного орудия. За что же вы так жестоко мстите, господа с той стороны, этому большеглазому юнцу? За то, что он ухлопал одного из многочисленной армии ваших агентов?!

Одного ли? А вспомним осень прошлого года, месячные сборы начальников застав при штабе отряда, вспомним сестричек Шнитько и загадку спальни. Может, больше чем одного?.. Пожалуй, больше.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ЗАГАДКА

- Ванюшка!

- Мелька!

- Черт ты полосатый!

- Пусть полосатый, только б не лысый.

- Это впереди: будут и лысина и седина.

И, потискав друг друга в объятиях, пограничник лейтенант Глебов и танкист старший лейтенант Титов весело и громко расхохотались.

- А я иду и думаю: ну хоть бы кто из знакомых… Когда мы в последний раз виделись? - Бронзовое от солнца и ветров круглое лицо Емельяна сияло, глаза лучились от неожиданной радости.

- Да, пожалуй, на Волге в тридцать восьмом. Как училище окончил, так и не виделись.

Они стояли возле городского скверика под тенистой кроной каштана, заслонившей уже нежаркое сентябрьское солнце и линялое, выгоревшее за лето небо, - земляки и друзья детства Иван Акимович Титов, плотный, коренастый, широкий в плечах, с красивым овалом лица, на котором как-то уж очень отчетливо выступали черты решительного и сильного характера, и Емельян Прокопович Глебов, который внешне во всем уступал своему другу: был ниже ростом, щупловат и лицом не выделялся - обыкновенное, немножко курносое, чуть-чуть скуластое, с большим ясным лбом и густыми бровями. Разве что глаза… Да, глаза Емельяна Глебова, большие, синие, обращали на себя внимание, и прежде всего не внешней красотой, а тем, что они постоянно излучали. Глаза Емельяна обладали редким даром располагать к себе людей, вызывали к себе доверие и уважение - они смягчали гнев у грозных начальников, высекали улыбки у черствых и сухих, возбуждали радость у пессимистов, вселяли силу и уверенность в слабых, будили надежду у отчаявшихся, всегда горели и зажигали других. Они манили к себе каким-то таинственным огнем, обещали что-то поведать и подарить. Люди как-то льнули к Глебову - видели через его глаза щедрую доверчивую душу, живой острый ум, неподкупную честность, постоянство и твердость убеждений. Не потому ли вокруг Емельяна с самого детства непременно толпились друзья-приятели, позволяли ему верховодить и командовать, будучи уверенными, что он никогда не злоупотребит их доверием.

- Как ты сюда попал и что ты здесь делаешь? - атаковал нетерпеливый, горячий Емельян.

- Да я-то что, я, можно сказать, тутошний, а вот ты как? - Титов говорил глуховато, степенно, изучающе осматривая друга веселым довольным взглядом.

- Давай где-нибудь присядем. А может, пообедаем? - предложил Глебов.

- Не возражаю. Пошли в "Москву", там хорошо цыплят жарят. В садике, на воздухе.

Иван Титов был двумя годами старше Емельяна Глебова. Вместе росли, вместе в школе учились, вместе мечтали о будущем. В 1937 году Титов, покинув свою деревню Микитовичи, перевязал чересседельником самодельный, сколоченный из фанеры и грубо покрашенный чемоданчик и поехал на Волгу в большой город учиться на танкиста. А на другой год туда же приехал поступать в танковое училище и Емельян Глебов. Отлично сдал вступительные экзамены, но "срезался" на медицинской комиссии. Что, почему - так и не узнал толком, но для службы в танковых войсках его признали негодным.