На эти слова Ирод тогда не обратил внимание, потому что не мог рассчитывать на их осуществление. Впоследствии, однако, он возвысился, достиг царской власти, послал за Менахемом и стал расспрашивать его, сколько времени он будет править. Менахем воздержался от точного ответа. Тогда, ввиду его молчания, Ирод спросил его, будет ли его царствование продолжаться десять лет, на что Менахем отвечал, что и двадцать и тридцать. Но при этом воздержался от точного определения этого срока. Ирод удовлетворился и этим, обласкал старика и с тех пор в его честь относился всегда относился с уважением к ессеям». В заключение Иосиф добавляет: «Несмотря на странность этого факта, мы всё-таки считаем необходимым уделить ему здесь место и сообщить нашим читателям всё о нем, тем более, что многие из ессеев высоко чтимы (у нас) за свой праведный образ жизни и знание всего божественного» (ИД. Т. 2. С. 177–178).

Нет оснований сомневаться в литературном характере приведенного рассказа, аналоги которому можно найти в фольклоре других народов, хотя, вероятно, ессей Менахем реально существовал. Также несомненно, что рассказ был составлен уже после смерти царя. Но тем не менее, рассказ верно передает характер взаимоотношений Ирода и воинствующих приверженцев иудаизма ессеев, для которых и Хасмонеи, и высшее Иерусалимское храмовое священничество представляются отступниками от истинной веры, о чем было сказано ранее, в гл. 4. Видимо, воспоминания об этом сохранились спустя почти сто лет, когда вышеуказанное предание записал Иосиф, сам близко знакомый с ессеями. Отметим только, что в процитированном пассаже Менахема полностью отсутствует какой-либо упрек относительно неиудейского происхождения будущего иудейского царя, только указывается на его низкое социальное происхождение.

Но этого мало. О приверженности Ирода вере отцов свидетельствует и покровительственное отношение Ирода к более умеренно, чем ессеи, настроенным фарисеям, которые также резко отрицательно выступали против Хасмонейской аристократии и высшего священничества.

Таким образом, несомненно, что по своему воспитанию и, как сегодня принято говорить, менталитету Ирод был глубоко верующим иудеем и одновременно почитателем достижений эллинистической культуры. В этом отношении он, видимо, был подобен многим представителям эллинистически образованной иудейской интеллигенции Александрии Египетской, самым блестящим представителем которой был его младший современник философ Филон Александрийский. Однако Ирода ждала судьба полководца, политика, правителя, дипломата, устроителя жизни столь трудного для управления государства и народа. Таким людям вообще, а тем более поднимающимся пусть и не из низов общества к его вершинам, совершенно необходимо ещё одно крайне редко встречающееся качество — удачливость. Как писал Флавий, «в придачу к телесным и умственным достоинствам он был ещё и баловнем удачи: ведь на его долю выпало очень мало поражений, да и те, которые были, произошли не по его вине, но из-за опрометчивости его воинов или вследствие измены» (ИВ. С. 70). К сожалению, надо добавить, что как показывает исторический опыт, удача — дама довольно капризная и близорукая, и её фаворитами становятся далеко не самые одарённые умом и другими достоинствами люди, а зачастую случайные проходимцы и просто сумасшедшие.

К сожалению, больше о воспитании будущего царя нам ничего не известно. Мы можем только догадываться, каким образом простой школьник, которого по-отечески старшие шлёпали по спине, через пятнадцать лет появляется на страницах истории уже вполне зрелым полководцем, дипломатом, строгим правителем, имеющим обширные связи с влиятельными римскими чиновниками, благодаря чему осмеливающимся противостоять Иерусалимскому Синедриону.

Но такими судьбоносными эти годы оказались для всего средиземноморского мира, что, конечно, непосредственно сказалось на Иудее. Включение Хасмонейского государства в систему Римской державы было неизбежным в силу его стратегического положения как страны, расположенной на пути между уже завоёванной римлянами Сирией и житницей тогдашнего мира Египтом. Помимо этого, огромное значение имела её территория как важный оплот в борьбе против другой мощной агрессивной державы Востока — Парфии и отличная база для расширения Римской державы в сторону Аравии. С экономической точки зрения эта страна не казалась Помпею особенно важной. Хотя через неё проходили некоторые важные торговые пути, там не было столь обширных плодородных земель для поселения римских ветеранов, как в западных землях будущей империи, на огромном пространстве от Средиземного моря до могучих рек Рейн и Дунай. Нельзя было также рассчитывать и на обильные поставки зерна и других продуктов земледелия, источником которых стал Египет. Человеческий ресурс в виде рабов и наёмных солдат также был весьма невелик. Населявший эту землю сравнительно немногочисленный иудейский народ был в своей основной массе весьма беден и непригляден, как и все азиатские крестьяне.

Римлян удивляли также рассказы местных греков о странном невидимом боге иудеев, которому они поклонялись в его Доме в Иерусалиме. Поражали и забавляли их то самомнение, с которым иудеи отвергали всех других богов, и то высокомерие, с которым этот малый и не сумевший существовать без внутренних раздоров народ полагал свою веру выше верований других народов. При этом яростные философские споры о правильном понимании этих законов вели не образованные ученые и поэты, как в Греции и Риме, а многочисленное простонародье, даже обычные крестьяне и одетые в лохмотья нищие отшельники. В качестве рабов или наёмных солдат иудеи считались мало пригодными из-за своих странных пищевых запретов и преданности своей вере, в частности, соблюдения субботы, чего они придерживались даже ценою жизни. Вместе с тем, среди высших аристократов, чиновников и членов царствующего дома, особенно в столице царства Иерусалиме, римляне встречали достаточно высокообразованных в эллинистическом смысле людей, с которыми вполне можно было иметь дело.

Более того, население царства включало в себя не только иудеев, его царям подчинялось и много городов-полисов с эллинизированным греко-сирийским населением, завоёванных прежними вождями иудеев, от Иуды Маккавея до царя Александра Янная. Надо сказать, что основание для их подчинения власти иудейских царей сформулировал ещё брат Иуды Маккавея Симон: «Мы ни чужой земли не брали, ни господствовали над чужим, но владеем наследием отцов, которое враги наши в одно время неправедно присвоили себе»^{64}. В основном эти торговые города были расположены вдоль Средиземноморского побережья и на востоке страны, главным образом в Заиорданье. Как было уже отмечено ранее, завоевание иудейскими царями упорно сопротивляющихся городов нередко сопровождалось кровавыми эксцессами и даже насильственной иудаизацией населения. Однако с жителями добровольно покорившихся полисов сами сильно эллинизированные Хасмонеи сумели, видимо, наладить мирные отношения. Скорей всего, они довольствовались только доходами от торговли более развитых в экономическом отношении, чем крестьянская Иудея, эллинистических городских центров, предоставляя их жителям внутреннюю автономию. Об этом может свидетельствовать хотя бы быстрое восстановление их в качестве автономных эллинистических полисов после отделения Помпеем этих городов от этнического ядра Иудеи.

Автор капитального труда об царе Ироде А. Шалит подробно исследует причины решений римского полководца. Он совершенно справедливо полагает, что в данном случае этот трезвый государственный деятель руководствовался прежде всего интересами римской державы, а не какими-либо личными пристрастиями. Включение Хасмонейского царства в мир римских интересов было, конечно, неизбежно, но его формы могли быть самыми разнообразными. Надо отметить, что Помпей не был предвзято настроен по отношению к иудеями и иудейскому царству. Как было уже сказано, он вполне мог согласиться признать послушным «царём-клиентом» Рима более авторитетного и энергичного Аристобулом, уже доказавшего свою энергию и таланты воина. Как замечает А. Шалит, если бы Аристобул и поддерживавшие его воинственные аристократические слои иудейского общества заняли более реалистическую линию, то, естественно ожидать, что римский аристократ Помпей предпочёл бы иметь дело с ним, а не с его братом — оппонентом Гирканом и стоявшим за ним человеком более низкого происхождения Антипатром. В таком случае, «иудейский народ, возможно, нашёл бы свой “Modus vivendi” в Римской империи и обрел атмосферу взаимной терпимости, которая существовала в персидский период. И, может быть, было бы возможно избежать окончательного разрыва между Римом и Иерусалимом в 70 г. н.э.»^{65}. Таким образом, по мнению маститого исследователя, ход мировой истории мог бы быть иным.