Изменить стиль страницы

Когда священника-криминолога, которого, как выяснилось, звали Браун, наконец удалось оторвать от детей (хотя лопатку он так и не выпустил из рук), по мнению Магглтона, он стал вести себя еще хуже. Он прошелся, кажется, по всем идиотским аттракционам на пляже, беспечно болтая на самые разные темы, потом надолго прилип к рядам игровых автоматов, обычно выставляемых в таких местах, с важным видом тратя пенни за пенни на то, чтобы поиграть в ненастоящий гольф, футбол или крикет механическими фигурками, пока наконец не увлекся миниатюрной беговой дорожкой, по которой бежали наперегонки крошечные железные фигурки. Впрочем, все это время он очень внимательно прислушивался к истории, излагаемой ему осрамившимся детективом. И все же его увлеченность игрой, очень сильно раздражала сыщика.

– Давайте отойдем, посидим где-нибудь? – начиная сердиться, предложил Магглтон. – У меня с собой письмо, и я хотел бы вам его показать, если вы все-таки собираетесь заняться этим делом.

Вздохнув, отец Браун оторвался от прыгающих фигурок, и они вместе уселись на железную скамеечку на берегу. Его спутник достал письмо, развернул и молча протянул священнику.

Письмо было коротким и не отличалось изысканностью слога. Отец Браун задумался. Он знал, что миллионеры нередко бывают грубоваты в обхождении, особенно с такими людьми, как сыщики, но в письме том чувствовалось нечто большее, чем обычная невоспитанность.

«Дорогой Магглтон!

Никогда я не думал, что мне понадобится помощь подобного рода, но мое терпение уже почти иссякло. Последние два года то, что происходит, становится все более и более невыносимым. Я думаю, вам достаточно знать следующее. К моему огромному сожалению, у меня есть двоюродный брат, и он – грязный мошенник. Он занимался махинациями на скачках, он бродяжничал, он выдавал себя за врача, за актера и так далее. У него даже хватает наглости использовать нашу фамилию и называть себя Бертраном Брюсом. Я думаю, сейчас он пристал к какому-нибудь местному театру или собирается это сделать, но, можете поверить, эта работа – не истинное его занятие. На самом деле он занят тем, что преследует меня с единственной целью – расправиться со мной. Это давняя история и никого кроме нас не касается. Когда-то мы начинали вместе, соревновались в успехах и шли ноздря в ноздрю, не только в делах, но и в любви. Виноват ли я в том, что он был подлецом, а мне сопутствовал успех? Но этот грязный дьявол все еще уверен, что и ему улыбнется удача, что ему удастся пристрелить меня и сбежать с моим… Впрочем, вас это не касается. Мне кажется, он просто-напросто сошел с ума, но дело в том, что в очень скором времени он готовит убийство. Если вы сегодня вечером встретитесь со мной на пирсе сразу после закрытия, в будке на самом его конце, и возьметесь за работу, которую я собираюсь предложить, за ее выполнение я готов платить вам пять фунтов в неделю. Если где-то еще осталось безопасное место, то только там.

Дж. Брэм Брюс».

– Да, – сочувственно протянул отец Браун. – Да. Писалось это, как видно, второпях.

Магглтон кивнул и, собравшись с мыслями, приступил к собственному рассказу. Достоин упоминания и тот факт, что правильная и неторопливая речь сыщика как-то не сочеталась с его грубоватой внешностью. Священнику было хорошо известно о том, что многие представители низшего и среднего классов стараются быть очень культурными людьми, но даже его удивило, как точно он подбирал слова. Вот только говорил он нарочито правильно, что называется, книжным языком.

– Я пришел к будке в конце пирса до того, как там появился мой знатный клиент. Я открыл дверь и вошел внутрь, думая, что ему, как и мне, не захочется привлекать к себе внимание, хотя особой необходимости в этом не было, поскольку пирс очень длинный и с пляжа или с набережной нас все равно никто бы не смог рассмотреть. Взглянув на часы, я увидел, что к этому времени вход на пирс уже должен быть закрыт. Мне льстило, что он захотел встретиться со мной наедине, я подумал, что, наверное, он в самом деле рассчитывает на мою помощь или защиту. Как бы то ни было, это он назначил здесь встречу, поэтому я спокойно вошел в будку. Внутри небольшого круглого павильона (уж не знаю, как это сооружение правильно называется) стояли два стула, и я просто сел и стал ждать. Долго ждать не пришлось – он ведь славился пунктуальностью, – и, подняв глаза на одно из маленьких круглых окошек, я увидел его. Он медленно шел по пирсу, как будто предварительно осматривал место.

Раньше мне с ним встречаться не приходилось, я видел его только на фотографиях, да и то достаточно давно, поэтому неудивительно, что он показался мне старше, чем я ожидал, но ошибки быть не могло, это был он. Профиль, который прошел за окном, был таким, который называют орлиным, по сходству формы носа с клювом орла, но напоминал он старого, убеленного сединами орла, орла, ушедшего на покой, орла, который уже давно сложил крылья. И все же у него был такой вид, который ни с чем нельзя спутать: властный, преисполненный достоинства – вид человека, привыкшего командовать. Так выглядят люди, которые, подобно ему, создали огромную систему и успешно руководят ею. Насколько я успел заметить, одет он был не броско, особенно в сравнении с отдыхающими и туристами, на которых я насмотрелся за день. Мне только показалось, что на нем было очень элегантное легкое пальто, из тех, что шьют на заказ, точно по фигуре, с каракулевыми отворотами. Чтобы все это увидеть, мне, разумеется, хватило одного взгляда, потому что я сразу встал и направился к двери. Но, взявшись за ручку, я испытал первое потрясение из тех, что мне пришлось пережить в тот ужасный вечер. Дверь была заперта. Кто-то закрыл меня внутри.

Какое-то время я постоял, собираясь с мыслями, по-прежнему глядя на круглое окошко, где, понятно, никого уже не было видно, и вдруг моему взору предстало объяснение того, что произошло. Еще один профиль, похожий на идущую по следу ищейку, мелькнул в окне, как в круглом зеркале. Едва увидев его, я сразу понял, кто это. Это был Мститель, убийца или тот, кто собирался им стать, человек, который так долго преследовал старого миллионера на суше и на море и наконец загнал в тупик, на этот железный пирс, висящий между морем и землей. Конечно же, я сразу подумал, что дверь запер убийца.

Человек, которого я увидел первым, был высок, но второй оказался еще выше. Разницу в росте скрадывало только то, что он очень сильно сутулился, и голова и плечи его были выставлены вперед, как у хищника, преследующего добычу. Из-за такого сочетания он производил впечатление огромного горбуна, и все же в двух мелькнувших за окном профилях нельзя было не заметить родового сходства. Этот головорез и его знаменитый родственник были очень похожи. Нос преследователя тоже сильно напоминал птичий клюв, только не орлиный, а скорее клюв грифа. Он был небрит, щетина его уже почти превратилась в бороду, а сутулость, и без того заметную, подчеркивал старый грубый шерстяной шарф, намотанный на шею. Но все это мелочи, и они не могут передать всей той жуткой энергии, которую излучал его целеустремленный профиль, или ощущение мстительного рока, чувствовавшегося в этой горбатой хищной фигуре. Вы когда-нибудь видели рисунок Уильяма Блейка, который иногда легкомысленно называют «Призрак блохи», но чаще более ярко – «Образ кровавой вины» или что-то наподобие этого? Там изображен кошмарный сгорбленный крадущийся гигант с ножом и чашей в руках. Ничего такого в руках у этого человека не было, но, когда он показался за окном во второй раз, я совершенно отчетливо увидел, как он вынул из складок шарфа револьвер и крепко сжал в ладони. Глаза его страшно блеснули в свете луны, когда он вдруг то ли закатил их, то ли стал вращать ими, и, знаете, это выглядело по-настоящему жутко, так, словно он мог выдвинуть их из орбит, как это делают некоторые пресмыкающиеся.

Три раза преследуемый и преследователь проходили друг за другом мимо окна, обходя вокруг будки, прежде чем я пришел в себя и понял, что нужно что-то делать, хотя еще и не понимал, что именно. Я стал с силой дергать дверь, когда в очередной раз показался профиль ничего не подозревающей жертвы, я бросился к окну и стал стучать, потом попытался выбить стекло. Но это было двойное окно с очень толстыми стеклами, к тому же проем был таким глубоким, что я засомневался, смогу ли я вообще достать до внешнего стекла. Мой гордый клиент почему-то не замечал моих сигналов и не слышал криков, и эти роковые маски продолжали ходить вокруг будки в безмолвной пантомиме, отчего у меня чуть не закружилась голова. И вдруг движение прекратилось. Подождав, я почувствовал, что они больше не появятся. Я понял: сейчас случится страшное.