Хьюс смутился, но затем его лицо прояснилось:

— А-а, я понял, что вы хотите сказать. Конечно, со временем они могут докопаться до решения задачи сами. Но в таком случае, джентльмены, позвольте налить вам еще по одной, и давайте выпьем за крушение их надежд. Не стоит волноваться о том, что может произойти через двадцать лет. При нынешнем сумасшедшем движении на дорогах ни один из нас, вероятно, столько не протянет.

Мэнсфилд удивленно поднял брови.

— А почему именно двадцать лет, Пэдди?

— Ну… Кажется, я читал что-то в газетах. Так говорил тот генерал… как его? Главный босс во всем этом ядерном бизнесе.

Мэнсфилд небрежным взмахом руки послал генерала подальше.

— Чушь! Его оценка совершенно безосновательна. Типичное патриотическое бахвальство. Времени почти не осталось.

— Что значит — почти? — спросил Хьюс. Мэнсфилд пожал плечами.

— А что бы ты сделал, Пэдди, — с любопытством поинтересовался Уорнер, если бы узнал, что какая-то страна уже изготовила атомную бомбу? И что эта страна как раз из тех, кому мы не нравимся?

По стойке прошелся кот — любимец бара. Хьюс задумчиво скормил ему ломтик сыра и ответил:

— У меня нет вашего образования, джентльмены, но Пэдди Хьюс не дурак. Если кто-нибудь пустит в ход эти дьявольские штучки, то Нью-Йорк можно считать обреченным. Америка держит марку чемпиона, и, если какой-нибудь новый задира претендует на победу, ему придется сокрушить ее, а значит, Нью-Йорк будет тем самым местом, куда он пальнет в первую очередь. Но даже у Растяпы… — он ткнул пальцем в пухлого кота, — хватит ума удрать из горящего дома.

— Все верно, но что бы ты сам придумал в такой ситуации?

— Мне не надо думать, я и так знаю. Я бы сделал то же самое, что и раньше. Еще в молодости, когда парни в коричневых гимнастерках дышали мне в затылок, я сел на пароход и даже не подумал обернуться… и любой при желании мог забрать все мое барахло — ну и черт с ним!

Уорнер тихо рассмеялся.

— Да, ты парень что надо, Пэдди. Но я не верю, что ты повторишь это еще раз: не тот возраст. Ты по голову врос в свой быт, и он тебе нравится — как и мне, и еще шести миллионам человек в этом городе. Вот почему бегство не спасет — оно невозможно.

Хьюс кивнул.

— Да, это будет тяжело.

Он-то знал, как будет тяжело. После стольких лет бросить уютный гриль-бар старого Шрайбера, уйти и знать, что сам Шрайбер не сможет справиться с работой и растеряет всех постоянных клиентов. Тяжело терять друзей по церковной скамье, тяжело расставаться с домом, где прямо за углом могила Молли. И если города будут разрушены, людям придется вернуться к сельскому хозяйству. А он, уезжая в новую страну, обещал себе, что никогда, никогда, никогда больше не возьмется за надрывный труд пахаря. Но, возможно, если погибнут города, то землевладельцев тоже больше не останется? Пусть даже придется пахать, но по крайней мере не на хозяина. Конечно, все равно будет трудно… и могила Молли останется где-то под грудами щебня.

— Но я бы ушел.

— Значит, думаешь, тебе это удастся?

— Я даже не вернусь в Бруклин, чтобы поменять рубашку. А выручка за неделю у меня здесь. — Он похлопал по карману жилета. — Схвачу шляпу и пойду. Бармен повернулся к Мэнсфилду. — Скажите правду, доктор… если не через двадцать лет, то когда?

Мэнсфилд достал листок бумаги и начал что-то вычислять. Уорнер хотел вставить слово, но Хьюс остановил его.

— Не сейчас, пусть он закончит!

— Только не давай ему задурить себе голову, Пэдди, — с иронией проворчал Уорнер. — После Хиросимы он даже по ночам работает над этим вопросом.

Мэнсфилд поднял голову.

— Все верно. Я постоянно надеюсь получить другой ответ. Но никак не удается.

— Так какой же ответ? — настаивал Хьюс.

— Пэдди, вы, конечно, понимаете, — нерешительно начал Мэнсфилд, — что проблема включает в себя множество факторов, не все из которых определены окончательно. Во-первых, для создания атомного оружия нам потребовалось четыре года. Но у нас более чем хватало денег и людей — такого не может себе позволить ни одна страна, кроме России. Так что по идее еще десяток-другой лет мы могли бы жить спокойно. Но это только по идее. На самом же деле все гораздо хуже. Военный департамент опубликовал отчет, отчет Смита — возможно, вы слышали? — в котором любой, кто умеет читать, найдет все принципы ядерного оружия, разве что за исключением окончательных формул. Так вот, обладая этим отчетом, компетентными людьми, урановой рудой и значительно меньшей суммой денег, чем затратили мы, любая страна может изготовить бомбу очень быстро.

Хьюс покачал головой.

— Мне не нужно объяснений, доктор. Я хочу услышать ваш ответ. Сколько осталось?

— Мне приходится объяснять ситуацию, потому что ответ остается неопределенным. Я думаю, от двух до четырех лет.

Бармен тихо присвистнул.

— Два года. Еще два года, а потом надо уходить. И начинать новую жизнь.

— Нет-нет, мистер Хьюс! — возразил Мэнсфилд. — Два года, но не с сегодняшнего дня, а с момента падения первой бомбы.

Хьюс нахмурился в отчаянной попытке понять.

— Позвольте, джентльмены, — запротестовал он, — так ведь с тех пор как упала первая бомба, прошло уже больше двух лет.

— В том-то и дело.

— Не ломай себе голову, Пэдди, — попытался успокоить его Уорнер. — Бомба сама по себе ничего не значит. Возможно, пройдет еще лет десять, прежде чем кто-то разработает ракетоноситель, который можно будет запускать через Северный полюс или из-за океана, нацеливая ядерный заряд на какой-то конкретный город. А пока что нам грозят лишь обычные бомбардировки с самолета, то есть бояться особенно нечего.

Мэйсфилд сердито засопел.

— Ты сам это начал, Дик. Так что же ты теперь льешь ему на уши успокоительный сиропчик? Наша страна открыта со всех сторон, и, чтобы превратить ее в Перл-Харбор, не нужны никакие управляемые ракеты. Бомбы можно тайно привезти сюда и взорвать с помощью телеуправления. Возможно, прямо сейчас какое-то грузовое судно бросает якорь в гавани Ист-ривер…

Уорнер уныло сгорбился.

— Конечно, ты прав. Хьюс отбросил полотенце.

— Вы хотите сказать, что Нью-Йорк может взлететь на воздух прямой сейчас или в любую минуту?

Мэнсфилд кивнул.

— Так оно и есть, — сказал он спокойно. Бармен перевел взгляд с одного посетителя на другого. Кот спрыгнул вниз, потерся о его лодыжку и замурлыкал. Хьюс отодвинул его ногой.

— Да вы меня просто разыгрываете! Брехня все это!

— Почему же?

— Потому! Если бы вы говорили всерьез, стали бы вы сидеть здесь и пьянствовать? Просто вам захотелось подурачиться и подшутить надо мной. Я, конечно, не найду ошибки в ваших рассуждениях, но вы же сами не верите в то, что говорите.

— Хотел бы я не верить, — прошептал Мэнсфилд.

— Мы верим, Пэдди, — сказал Уорнер. — И, честно говоря, я лично собираюсь слинять отсюда. Я уже разослал письма полудюжине коллег и только жду момента, когда закончится мой контракт. А док Мэнсфилд просто не может уехать. Здесь его лаборатория,

Хьюс задумался, а затем покачал головой.

— Нет, какая-то ерунда. Ни один человек в здравом уме не станет цепляться за работу, если при этом приходится сидеть на горячей сковородке и ждать, когда кто-то нажмет на кнопку. Вы водите меня за нос.

Мэнсфилд словно не заметил его слов.

— В любом случае, — сказал он Уорнеру, — политические факторы могут на какое-то время отсрочить нанесение удара.

Уорнер яростно вскинул голову.

— И кто теперь льет на уши сиропчик? Политические факторы лишь ускоряют события. Если какая-то страна задумает сокрушить нас, она обязательно сделает это быстро, с первого раза, чтобы мы не успели раскрыть ее планы и нанести упреждающий удар. Они будут спешить, пока мы не разработали настоящее оборонительное оружие — если это вообще возможно.

Мэнсфилд выглядел больным и усталым.

— Да, ты прав. Я просто сам себя подбадриваю. Мы так и не создали предупредительной системы; у нас нет никакой реальной обороны. От атомного взрыва можно спастись только одним способом: оказаться там, где его нет. Он повернулся к бармену. — Налей еще по одной, Пэдди.