— Вы шутите.

— Вовсе нет. Нам не дано понять, о чем думают животные и думают ли вообще. Так и в нашей ситуации. Икс вряд ли считает нас разумными существами.

Подумав немного, Билл спросил:

— Но откуда взялись эти пришельцы? С Марса? Или вообще из другой солнечной системы?

— Не обязательно. И даже весьма маловероятно. Скорее всего, они с нашей планеты.

— Но, док…

— Да-да. И нечего так смотреть на меня. Я хоть и нездоров, но пока еще в своем уме. На сотворение мира ушло восемь дней.

— А?

— Я использую язык Библии. «И благословил их Бог, и сказал им Бог: Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле»[14]

Так и произошло. Но в Библии ничего не сказано о стратосфере.

— Док, вы хорошо себя чувствуете?

— Черт возьми, да бросьте вы свой психоанализ! Это всего лишь аллегория. Я хотел сказать, что мы не последняя ступень эволюции. Жизнь зародилась в океане, потом началось развитие: от рыб к земноводным и далее от животных до человека. Но разве эволюция на этом закончилась? Думаю, нет. Для рыб воздух — глубокий вакуум. В свою очередь, мы считаем вакуумом верхние слои атмосферы. Однако там все же есть кислород и солнечная энергия. Так почему бы не развиться разумной жизни? Человечество ничего об этом не знает — оно само существует для этого недостаточно долго. Когда наши пращуры еще раскачивались на деревьях, там уже существовала цивилизация.

Айзенберг глубоко вздохнул.

— Подождите, доктор. Я не отрицаю теоретической возможности того, о чем вы говорите, но почему эта цивилизация никак не проявляет себя? Почему мы не видели их?

— А разве муравей видит человека?

— Но люди — не муравьи. Их зрение более совершенно.

— Смотря для чего. Более совершенно для человеческих надобностей. Предположим, существа Икс находятся слишком высоко, или движутся слишком быстро, или имеют прозрачную структуру. Даже столь заметная и материальная вещь, как самолет, поднявшись достаточно высоко, становится недоступна человеческому взгляду. Если наши марсиане хотя бы полупрозрачны, их просто невозможно увидеть. Хотя описаны случаи, когда на фоне луны появлялись какие-то странные тени.

Айзенберг поднялся и принялся прохаживаться взад-вперед.

— Вы хотите сказать, что прозрачные существа, живущие почти в полном вакууме, могут построить сооружения типа Столбов?

— А как люди построили Эмпайр Стейт Билдинг?

Билл покачал головой.

— Нет, это выше моего понимания.

— Вы и не пытаетесь понять. — Грейвз взял шарик с водой. — Я считаю, что жизнь на планете развивалась в трех независимых направлениях, которые почти не соприкасались друг с другом. Океанская культура, земная культура и так называемая стратокультура. Возможно, существует еще одна форма жизни — под землей. Нам известно кое-что о жизни в океане. Но знают ли обитатели глубин о нашем существовании? Несколько десятков погружений в батисферах не означают массового вторжения. Какая-нибудь рыба, увидев подводный аппарат, скорее всего отправится домой и ляжет спать с головной болью, но никому не расскажет об увиденном. Ей просто не поверят. Вели же целая стая рыб заявит то же самое, вызовут рыбу-психолога, которая объяснит все массовой галлюцинацией. Нет, отдельные проявления непонятных сил не способны разрушить ортодоксальные представления о жизни на Земле. Для этого нужно что-нибудь типа Гавайских Столбов.

Айзенберг с трудом сдерживал эмоции.

— Нет, я не могу в это поверить! — сказал он, будто желая убедить себя самого.

— Во что?

— В вашу теорию. Ведь если вы правы, это означает нашу полную несостоятельность и беспомощность.

— Не думаю, что существа Икс захотят воспользоваться этим. Во всяком случае, до сих пор они такой попытки не делали.

— Дело не только в этом. Мы всегда гордились своей принадлежностью к человечеству. Мы стремились к прогрессу и многого достигли. Даже если нас постигали неудачи, оставалось горькое утешение от сознания, что как бы то ни было, мы — самая высокоразвитая форма жизни на Земле. Мы верили в се6я и свои достижения в будущем. Но если мы стоим на низкой ступени развития, к чему все эти достижения? Могу ли я заниматься наукой, если я всего лишь рыба, притаившаяся на дне? Моя работа бессмысленна.

— Возможна, так оно и есть.

— А возможно, и нет! Я не сдамся. Не знаю, откуда явились эти икс-существа, но они представляют угрозу для человечества. Значит, мы должны выбраться отсюда и предупредить об опасности.

— Как?

Перед смертью Грейвз почти не приходил в сомнение. Билл не отходил от него, лишь изредка забываясь беспокойным сном. Он уже ничем не мог помочь своему другу, но его забота и участие скрашивали старику последние часы жизни.

Сквозь сон Айзенберг услышал, как Грейвз окликнул его по имени, и тут же проснулся.

— Да, док?

— Мне уже трудно говорить, сынок. Спасибо за заботу.

— Не стоит, док.

— Помните о своей миссии. Когда-нибудь ваше заточение кончится. Будьте готовы к этому и не упустите свой шанс. Людей нужно предупредить.

— Я сделаю это, док. Обещаю вам.

— Хороший мальчик, — и Грейвз добавил чуть слышно. — Спокойной ночи, сынок.

Айзенберг неподвижно сидел у тела Грейвза, пока оно не начало холодеть. Потом, обессиленный долгим дежурством, Айзенберг провалился в глубокий сон. Когда он проснулся, тела не было.

После смерти Грейвза Биллу так и не удалось обрести душевное равновесие. Как ни важна была стоящая перед ним задача — предупредить человечество о грозящей опасности, — порой ему казалось, что он начинает сходить с ума от унылого однообразия бесконечной череды дней, проведенных в одиночестве. Айзенберг не знал даже, сколько времени он находится в заточении. Он был лишен даже такого средства борьбы с монотонностью, которое доступно любому осужденному — отсчета дней, оставшихся до казни. Ведь его календарь — всего лишь результат подсчета периодов сна.

Большую часть времени теперь он был не в себе — вдвойне трагичном состоянии, когда рассудок убеждал его в собственной ненадежности. Периоды душевного подъема чередовались с глубокой депрессией: будь у него хоть какая-нибудь возможность, он бы покончил с собой. В моменты просветления надежда возвращалась к нему, и тогда он строил планы борьбы с существами Икс. Он лично возглавит «крестовый поход». Ракеты и атомные бомбы посыпятся на Столбы. Они будут преследовать чужаков по всей Земле и уничтожат их. Земля снова будет принадлежать людям.

Когда горькая ясность сознания возвращалась к нему, Билл начинал осознавать, что человечество беспомощно перед силой разума существ, сумевших построить Столбы и захвативших их с Грейвзом столь таинственным способом. Могут ли рыбы напасть на Бостон? Что толку обезьянам из джунглей Гватемалы строить планы уничтожения военно-морского флота?

Человечество бессильно что-либо предпринять. Оно достигло высочайшей ступени в своем развитии — и вдруг оказалось, что на Земле есть куда более могущественная цивилизация. Само по себе знание об этом означало конец, оно уничтожит человечество, как уничтожало сейчас Билла Айзенберга. Айзенберг Homo piscis.[15] Жалкая рыба!

Его изнемогающий рассудок искал возможности предупредить человечество. Ясно, что, если ничего не изменится, он не сможет вырваться отсюда. С этим он уже смирился и даже перестал метаться взад-вперед по своей камере. Но ведь тело Грейвза исчезло. Похоже, существа Икс сбрасывают предметы, не представляющие для них интереса, по Столбу Уахини. Значит, и его мертвое тело в конце концов тоже окажется внизу. Нужно этим воспользоваться. Но как? У него нет никаких средств, чтобы написать послание… И тут ему в голову пришла мысль использовать для этого собственное тело. Куском ногтя, которым он вел календарь, можно нанести татуировку. Если не позволять царапинам зарастать, обновляя их снова и снова, появятся устойчивые шрамы. Послание должно быть коротким, написанным крупными буквами. Будь он полностью в своем уме, может быть, ему и удалось бы составить вразумительное послание.