Помимо машины Антон обладал небывалым обаянием, высоким ростом и широкими плечами. Полный набор из серии "девичьи мечтания". На самом деле себя я тоже хлюпиком не назову, нормальный парень, всего в меру. Только рядом с этим засранцем всегда чувствовал себя бледной тенью.
Короче комплекс неполноценности стремительно разрастался.
Проще всего было бы, конечно, обвинить Анну.
В конце концов, это была ее идея притащить Антона ко мне в гости.
Они пришли под вечер в пятницу. Принесли гору всякой вкуснятины, несколько фильмов и огромную пушистую елку. А я и забыл, что Новый год.
— Пашка, ты ненормальный! Уж на что я дура, но забыть про самый лучший праздник! На такое даже я не способна! — Ежик металась по моей комнате, стараясь придать ей божеский вид. За те две недели после ее последнего визита я начисто похерил всякие мысли об уборке, — чем ты тут занимался все это время? Валялся в глубокой депрессии и пил пиво? А ходил под себя же? — в чем-то она была недалека от истины.
Пока Анна предпринимала попытки облучшить мое холостяцкое жилье, ее ненаглядный растерянно стоял у порога, не решаясь сказать хоть слово или поставить на пол многочисленные пакеты со снедью. Мне даже стало его немного жалко. Бедолага Антон еще плохо знал Анну и не всегда понимал, как себя вести рядом с ней, и как воспринимать ее собственное поведение. А ведь он еще не видел, как она купается в фонтанах или достает официантов.
Странный это был вечер…
На самом деле я слишком хорошо понимал Анну. Я понимал, почему она влюбилась в Антона. Я бы и сам, наверное, в него влюбился, если бы родился женщиной.
Он был славный. Добрый и простой. С таким человеком одинаково приятно говорить и о компьютерах, и о религии, и о юношеских эротических фантазиях. К тому же он был просто умен, да еще и не кичился этим. Как выразился бы один мой старый знакомый: "Где таких берут? Скажите, я еще возьму"…
Интересно, он знал какие у нас с Ежиком отношения? Наверное, догадывался. А скорее всего, она сама вдохновенно рассказала ему о том, какой я есть и с чем меня есть. Ну и ладно. Все равно я не мог на нее обижаться.
Да и на Антона не мог…
Не знаю почему.
Они так хорошо смотрелись. И Ежик была такая счастливая…
Елку наряжать доверили мне. Я собрал несколько пустых сигаретных пачек и, не мудрствуя лукаво, нацепил их на ветки. Железные банки из под пива, которое я действительно не переставая хлебал все это время, тоже не плохо смотрелись. Ежик сказала, что другого и не ожидала то меня. Впрочем, насколько я мог судить, ей понравилось.
Ужин готовил Антон. Он быстро освоился у меня на кухне и во всю громыхал посудой.
Реальность расплывалась. Мне казалось, что это я пришел в гости и должен думать только о хороших манерах. Которыми, кстати совершенно не обладал.
К полуночи все было готово. Анна даже заставила меня побриться. "Не позорься. Пашка! У тебя и так видуха — полный финиш". В шкафу я отыскал чистую рубашку. Правда она была пляжная, цветастая как у цыгана, но Анька сказала, что мне идет. Сама она в честь такого дела даже помыла голову и сменила свитер на чистую футболку.
М-да… Все-таки мы с ней ужасно похожи.
В двенадцать часов Антон ловко открыл шампанское, разлил его по бокалам, и мы чокнувшись, выпили. Я безнадежно загадал давно уже заготовленное желание, угадайте какое?
Анна без конца шутила. Антон скромно помалкивал и улыбался. Я чувствовал себя лишним. Возникло желание грубо спошлить по поводу постели втроем. Ночь неслась в утро. По ящику без конца гнали какую-то дурь. Вслед за шампанским мы очень скоро открыли водку. Откуда она взялась — не представляю, Ежик никогда не пила эту дрянь, я тоже не жаловал. Но пошла хорошо. Теледурь постепенно стала приобретать смысл, чем дальше — тем смешнее казались нам шутки и мудрее песни. Потом я увидел, что Ежик лезет на стол и пытается там танцевать. К счастью, Антон вовремя ее поймал, и обошлось без травм. Потом мне захотелось свежего воздуха, я пошел на балкон, запнулся о старые ящики и полетел носом вниз. Не с балкона, конечно. Просто пол стремительно приблизился к лицу. Увы, поймать меня никто не успел. Я треснулся головой о какой-то неопределенный хлам и на некоторое время выбыл из реальности. В себя пришел уже на диване. Пьяная и невообразимо прекрасная Ежик прижимала к моему лбу холодное мокрое полотенце и кажется, что-то говорила. Я не понял. Было больно, но не очень, и меня так тронула ее нежная забота, что я ни за что бы не отказался от этой шишки на макушке.
Антон в это время пытался вызвать «скорую», но линия была уже перегружена, и по счастью, он не успел дозвониться. Шатаясь, я подошел к нему и сказал: "Отбой!". Антон послушно положил трубку, и мы дружненько пошли смотреть телевизор. Однако уже через минуту Ежик заявила, что это слишком просто, и нужно придумать что-нибудь поинтересней. Я силился выдать сколько-нибудь умную и свежую мысль, но безрезультатно. И тут Антон предложил поехать в развлекательный центр. Сначала Ежик обрадовалась, бурно засобиралась, а потом вдруг передумала, что весьма характерно для нее. Вместо того чтоб отправиться на славные подвиги, она неожиданно завалилась на мою кровать, и, не обращая внимания на вопли телевизора, в один момент отключилась.
Сначала мы с Антоном опешили, а потом махнули на все рукой и пошли на кухню.
В холодильнике обнаружилась еще одна бутылка, на сей раз вина. Думать о последствиях столь дикой смеси алкоголя я был уже не в силах. Почему-то идея напиться казалась очень хорошей и единственно подходящей.
Что было дальше, я помню плохо. Судя по всему, мы с Антоном всю ночь говорили за жизнь, плакались друг другу на тяжкую судьбину и рассуждали о женском коварстве. А потом уснули в обнимку на полу под столом, очень довольные состоявшейся беседой.
— О, боже! Какая сволочь придумала это пойло?! Ооо…Господи… — Ежик со стоном пробиралась к ванной. Там она на ощупь до упора открутила кран с холодной водой и, не переставая бормотать проклятья, засунула голову под студеную струю. Надо же, какая мужественная!.. Сам-то я пришел в себя двумя часами ранее, едва успел добежать до унитаза и, обнявшись с фарфоровым другом, выпростать все съеденное и выпитое. Что интересно, Антон очухался сразу вслед за мной, и ему унитаза уже не хватило. Бедолага воспользовался моей раковиной. Когда я увидел, как ее стенки покрываются ровным слоем чего-то недопереваренного, меня опять скрутило, да так, что потемнело в глазах. Ужас. Просто ужас. Я не то что зарекся, я на библии готов был дать клятву никогда в жизни больше не прикасаться к этой дряни. Только бы прошла невыносимая головная боль. Господь, видать, мои молитвы услышал, потому что Антон сходил в зал и принес оттуда изумительные таблеточки. Уж не знаю, где он их достал, но уже через пять минут после приема вовнутрь этого живительного снадобья я почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение.
Еженька проснулась позже всех. Вышла из ванны бледная, с запавшими в тень глазами, волосы — во все стоны. Она молча рухнула на диван, где мы с Антоном отпаивались кефиром.
— Я думала, что умру.
Видок у нее действительно был тот еще…
— Три раза за ночь блевать ходила… — она шмыгнула носом и заглянула ко мне в чашку, — а что это тут у тебя?
Я отдал ей свой кефир. Ежик понюхала и скривилась так, что я испугался, как бы ее снова не стошнило.
— Отравители… Сначала напоили бедную невинную девушку, потом еще издеваются… Пашка! Ну ты-то ведь знаешь, я эти молочные продукты на дух не выношу!
И правда, как это я забыл?
Антон предложил сходить за пивом, но Ежик лишь вяло отмахнулась. У меня сердце сжималось от жалости. Такая она была бледненькая, покачивалась от слабости и даже не курила.
Про таблетки мы вспомнили только через полчаса, когда она вдруг спросила себя вслух, не стоит ли еще раз пойти поблевать. Антон хлопнул себя по лбу, немедленно извлек для Ежики это чудо фармакологии и сказал, что засунуть два пальца в рот она всегда успеет. Ежик подозрительно понюхала упаковку, с глубоким сомнением на лице изучила надписи на ней и наконец решилась.