Братья Жаркеловы, поняв затею Жазыбека с объездкой двухлетка, нашли эту игру взрослого с мальчишкой достойной. Не только Назкен, но и сами оказались в ловушке озорника.

Они подошли к Жазыбеку и похлопали его с двух сторон, пожали руку, удивляясь изобретательности джигита. Куат вспомнил вслух, что у него двое пареньков дома, но ни разу они не катались на лошади. Не пришлось вывезти в аул, а верховая езда, по-видимому, настоящая радость для подростка.

Возле дома их, подуставших на выездке, встретила Меруерт. Она еще не видела, чтобы сын без посторонней помощи восседал на коне.

— Напрасно волнуетесь, женеше! — заявил ей деверь. — Сын ваш будто родился в седле. Что ни говори, кровь степняка.

— Далеко ездил? Один?

В разговор вступили братья Жаркеловы.

— Все было отлично! — заверили женщину. — Жазыбек показал сначала. Между нами говоря, ваш деверь — отличный парень. Чувствуем, он в нашем деле пособит. Имейте это в виду.

Меруерт промолчала. Ей надоело выслушивать от всех наставления. Как-то получилось, что она среди них самая несмышленая и вечно нуждающаяся в подсказках. Даже мужниного брата, которого помнит мальчишкой, должна воспринимать не своим умом.

А старик продолжал оставаться непреклонным. Еще один день потерян в ожиданиях. Домашние объявили ему негласный бойкот. Ходили будто немые: молча и даже с излишним старанием всяк выполнял свою работу, а слова цедили сквозь зубы, как больные или переживающие внезапную беду. Никто не знал, чем эта необъявленная война главе семьи окончится.

С утра следующего дня произошло такое, чего никто не мог предвидеть. Было время утреннего чая. Каждый пододвинул к себе наполненную руками хозяйки пиалу, тихонько прихлебывал, чтобы не обжечься, и ждал, что скажет самый смелый. Находчивее других оказывался Жазыбек, но его всякий раз останавливал насупленный взгляд отца. Тот не любил, когда разговаривали намеками, а Жазыбек не мог без выдумки и подначек. Внезапно дверь с крыльца распахнулась, вбежал сын почтальона.

— Добрая весть, ата! Телеграмма на ваше имя! Не забудьте о суюнши!

Казтай едва удержал пиалу в дрогнувших руках. Кайша-апа вскочила на ноги, шепча молитву. Меруерт сидела ближе всех к двери, она и приняла от посыльного долгожданное послание.

— Э-э, женеше, вы не очень-то доверяйте этому сорванцу! — предупредил Жазыбек, вглядываясь в лицо мальчика. — Вчера он мне такое наговорил…

Но Меруерт уже не слушала его.

— Нет, чует мое сердце… Казыбек уже в Москве… Видите, что написано: «Сегодня прилетел, на днях буду в Алма-Ате»… Наконец-то дождались!

Женщина металась по комнате, хватая вещи, будто собиралась тут же бежать навстречу мужу. Они смешно натыкались друг на друга со старухой, которая тоже не находила места от радости.

— Жеребеночек мой, первенький… Гусеночек волохатенький… Неужто я скоро обниму тебя?

Кайша-апа рылась в складках юбки, отыскивая карман, где у нее были деньги. Она хотела одарить мальчишку, принесшего в дом добрую весть с утра.

Жазыбек опередил мать, сунув юному почтальону десятку. Потрепал его за вихры:

— Молодец, Кадуан! Привет отцу! Похоже, зря я на тебя накричал вчера. В другой раз молодую лошадку будем объезжать с тобой.

Закрыв за мальчиком дверь, взял из рук Меруерт телеграмму, перечитал ее еще раз. Лицо его вытянулось от удивления.

— А ведь и впрямь мальчонка продувной оказался! Ну и почта у нас! Телеграмму-то когда братец отправил? Еще девятнадцатого. А сегодня? Это сколько же времени прошло? Ты, женеше, тоже хороша, читаешь, будто грамоту забыла. Да ведь он уже третий день в Москве! А встречать когда? Мы здесь танцуем около ржавой «железки», а Казыбек небось стучится в закрытые двери родного дома?

Синий листок телеграммы пошел по рукам. Наконец им завладел глава семьи. Прочел текст по слогам, как первоклассник, спотыкаясь на описках телеграфистки. Проверил дату отправления. Затем сложил бланк вдвое, чтобы удобнее было затолкать в карман пиджака.

Все эти действия комментировал неугомонный Жазыбек:

— Сейчас уйдет во двор и станет читать еще раз… Ну, а мы чего рты разинули? Надо действовать, догонять упущенное.

Братья Жаркеловы, пришедшие на утренний дастархан, догадались, что настал их час. Они наперебой поздравляли каждого члена семьи.

Напомнила о себе Кайша-апа:

— Родненькие, не молчите! Подскажите, с чего начинать? Куда подевался мой старик?

Казтай возник на пороге.

К нему тут же шагнул Жазыбек:

— Отец, пусть я в твоем представлении пустозвон, хочу все же вякнуть. Мне думается, хватит тебе дуться на всех нас. Смири гордыню, Казтай-мугалим… Отдай хорошим людям в такой радостный день надоевшего тебе железного «тулпара»… Бог с ним! Рука дающего не оскудеет… А я побегу «москвичонка» в дорогу готовить.

— Умница! — поддержала сына Кайша-апа. — Вот сейчас говоришь то, что надо… Ягненочек…

Внезапно она переменилась в лице, воинственно поставила руки на бедра и заколыхалась в гневе, глядя на мужа:

— Смирись, старый! Не с бедой, а с радостью смирись!.. Люди ждут от тебя доброго слова.

Казтай-ага и сам в эти минуты был готов на жертву.

— Шут с вами! — произнес он, махнув рукой. — Ради приезда сына — берите. Эх, слаб я стал воевать с вами… Одолели! Оседлали бывшего скакуна!

Смех и возгласы ликования заглушили его слова. Все воздавали хвалу мудрости старого учителя.

Кайша-апа сложила ладони у груди, глядела на мужа умиленно:

— Аллаху слава! Не с дураком небось век свековала.

Через минуту в доме Казтугановых поднялась такая суматоха, будто каждого из домочадцев подхватил, закружил вихрь. От мала до велика все засобирались в путь.

4

Встреча с Казыбеком, хотя и не прошла по сценарию Меруерт, все же получилась памятной для обоих. Чуть не испортили торжественного часа родители — расплакались оба, обнимая своего старшего, долго не могли унять слез. Дети, не дождавшись, пока отец успокоит родителей, повисли на усталых плечах путешественника, выкрикивали каждый свое. Раньше Казыбек поднимал их на руках сразу троих, теперь две девчонки, набросившись слева и справа, едва не свалили с ног.

Меруерт выждала своего часа, подошла к мужу последней.

Неделю дверь в их квартиру не закрывалась. То и дело звонили, входили без стука друзья, сослуживцы. Не дожидаясь приглашения, явился с женой и детьми Елемес. Что и говорить: соскучились мужчины друг по другу, обнялись и долго стояли, не разнимаясь, постукивая один другого по плечу. Елемес тернул кулаком по глазу, промолвив нетерпеливо:

— Ну, бродяга, рассказывай.

К возвращению мужа Меруерт пошла в отпуск. Ей не хотелось оставлять его ни на час. И на улицу теперь не влекло. Прикупить чего-либо в гастрономе — на это было трое помощников. Мигом сбегают, принесут. Дети тоже будто на крыльях летали. Сама себе удивляясь, женщина могла глядеть на Казыбека часами. То он ей казался бесконечно родным и близким. В другой раз она видела в нем какие-то перемены, вроде подменили мужа. Осолиднел, каждое слово — на вес золота.

В середине недели, когда родственники поразъехались и в доме постепенно вселялся покой, словно с неба свалились братья Жаркеловы. Не просто так пожаловали разведать о дальнейших взаимоотношениях. Старший, помявшись у порога, шагнул к распахнутому балкону и показал рукой вниз. Там стояли с открытыми кузовами два грузовика с контейнерами.

Младший отнес две большие, тщательно упакованные сумки на кухню. В них было мясо свежего барашка и бутыль с кумысом.

Казыбека в тот час дома не было. Он с дочками отправился в зоопарк, и когда они втроем вернулись после обеда — не узнали своего жилья.

До этого пустующая, оттого и казавшаяся нежилой квартира преобразилась так, будто глава семьи попал в дом какого-то неслыханно богатого предпринимателя за рубежом. Впрочем, в Алжире Казыбек не встречал таких изящных шифоньеров с золотой обводкой по краям, столиков на колесах для доставки к обеденному столу всякой снеди.