– А может и бессмертия! – съязвил Роман Григорьевич и смешался, когда общество, включая президента, обернулось к нему в ожидании продолжения речи.

– Ну, уж! – буркнул Роман Григорьевич и поспешно ретировался за кулисы, где томился, сидя в гримерке, профессор Колесников.

– Прямо – артист! – восхитился Роман Григорьевич, наблюдая, как гримеры ловко накладывают на загорелые после похода щеки профессора тоны грима.

– Чтобы не блестели, – оправдывался профессор, – там телевидение будет снимать!

– Поговори мне, – пожурил профессора Роман Григорьевич и спустился в зрительный зал.

Анатолий Сергеевич проводил его задумчивым взглядом. Роман Григорьевич, а попросту Ромка, был старым товарищем Колесникова. Они вместе учились в школе, сидели за одной партой, беспрестанно соревновались в учебе и получении отличных отметок. Вместе, наперекор родным, пошли в армию и вместе поступили после службы в технический институт. Тогда и повелось называть друг друга на «вы» и исключительно по имени и отчеству, это был стиль, их собственная фишка. Оба, почти одновременно женились на сокурсницах и оба народили детей, только у Романа Григорьевича дитя не прожив и недели, скончалась, следом за дочерью ушла и супруга. Роман озлобился, замкнулся в себе, а с обрушением Советов запил, опустился, ходил по дворам, собирал бутылки, сдавал, на эти копейки и жил. С большим трудом вернул его к жизни Анатолий Сергеевич и теперь наблюдал, как добрым ангелом-хранителем следует по пятам за его другом умершая жена, вся в белом. Маленькой дочери Романа Григорьевича не наблюдалось, по всей видимости, у младенцев был другой путь.

– Их путь – есть царствие небесное! – пробормотал Анатолий Сергеевич.

– Что, простите? – наклонилась к нему гримерша.

– Нет, ничего, это я не вам, – рассеянно произнес Анатолий Сергеевич.

Постепенно, к виду призраков, повсюду преследующих живых, он привык. Но все же, испытал состояние шока, когда увидел переполненный зал, где было не столько живущих на этом свете людей, сколько уже отживших. Мертвые едва только на головах у живых не сидели.

– Так вы его друг? – вкрадчиво проговорила женщина из окружения президента.

– С чего это вы взяли? – неприязненно покосившись в сторону женщины, ответил Роман Григорьевич.

– Мне все известно! – категорическим тоном заявила она.

– Что, именно, позвольте узнать?

– Все! – загадочно ответила женщина и провела длинным пальцем по руке ученого, от чего он мгновенно покрылся мурашками отвращения.

– Выкрадите для меня эликсир молодости! – выдохнула она ему в лицо. – И я вся ваша!

Роман Григорьевич замахал руками, вскочил, чихая, ринулся прочь из зала. Женщина попыталась было схватить ученого за рукав пиджака, но промахнулась, и Роман Григорьевич проворно скрылся за спинами чиновников, обсуждавших перспективы использования, а главное, перспективы возможностей, естественно, прежде всего, собственных возможностей исцеления от старости, о нуждах народа можно было подумать, но потом.

– Ну, знаешь, дорого же мне далась твоя презентация! – заявил он, влетев в гримерку и плотно прикрыв двери за собой.

– Что такое, Рома, слезы на глазах? – иронически улыбнулся Колесников.

– Слезы умиления! – действительно вытирая слезы, скорчился Роман Григорьевич. – Просто поклонница твоего эликсира едва-едва меня запахом мятной жвачки не задушила!

– Ну, во-первых, эликсир, отнюдь не мой, – начал Анатолий Сергеевич.

– Отстань! – отмахнулся Роман Григорьевич. – Знаю – это изобретение твоих протеже. Но, все же, твоих протеже!

Поднял он палец кверху, значительно посмотрев на друга.

– И я не одобряю! – ворчливо проговорил Роман Григорьевич. – Что испытания предварительно не провели, хотя бы на обезьянах!

– Обезьян было жалко! – сообщил Анатолий Сергеевич.

– А тебя не жалко?

– Я умирал! – возразил Колесников и махнул. – Оставь ты этот вопрос, Рома. Я отлично себя чувствую, состояние вроде бы стабильное!

– А побочные эффекты?

– Призраков и до приема эликсира видел! – не согласился с другом, профессор.

– Не хватало только дьявола увидеть! – проворчал Роман Григорьевич.

– Лучше ответь мне, ты сам не желаешь омолодиться?

– Я?! – взвился Роман Григорьевич. – Желаю состариться и умереть! У меня и место на кладбище уже есть! Договорился с батюшкой!

– С батюшкой? – переспросил Анатолий Сергеевич.

– В деревне, – пустился в объяснения Роман Григорьевич, – где у нас с женой дом есть. Ты помнишь, там тесть у церкви похоронен, дочка моя и жена. Кладбище закрыто, но я повадился мед батюшке поставлять.

– Неужели, пасека еще жива?

– Двадцать ульев! – загордился Роман Григорьевич и продолжил. – Священник обещал схоронить меня возле родных.

– Зачем ты мне это говоришь? – передернулся Анатолий Сергеевич.

– Ты меня старше! – напомнил Роман Григорьевич. – Стало быть, ответственнее.

– Всего на пару месяцев старше! – подытожил Колесников, выглядевший лет на двадцать пять, в то время как Роман Григорьевич оставался стариком с седой бородой.

10

Дождевые капли медленно ползли по оконным стеклам и Колесников провожал их, тыкая пальцем в каждую. Некоторые его слушались и срывались вниз, в мокрую траву, другие нипочем не слушались, а застыв, чего-то ждали, как-то прислушивались и тут падали, пропадая в сырой темноте.

– Толенька, ты покушал? – вошла в двери, Вера.

– Отвяжись! – сказал Анатолий Сергеевич, с ненавистью поглядев в сторону дочери. – Я тебе не сын, а отец!

– А выглядишь, как сын! – умиленно глядя на отца, заявила дочь.

– Это побочный эффект эликсира молодости! – выкрикнул, обиженно выпятив губы, профессор.

В двери квартиры позвонили и еще раз, и еще.

– Звонят, ты не слышишь, что ли?! – закричал, топая ногами, Колесников.

– Бегу, бегу, Толенька, только не нервничай! – засуетилась Вера и поспешила открывать.

– Представь себе, – ворвался в квартиру, Роман Григорьевич, – эта дура из президентского окружения все-таки выкрала две колбы эликсира, выпила и помолодела!

– Насколько помолодела? – презрительно сощурился Анатолий Сергеевич.

Роман Григорьевич помрачнел и уселся на диван:

– Анатолий Сергеевич, ты знаешь, мое отношение к этому эксперименту. И твои ученые, где они? Где Ванечка, Коленька, Сашенька?

– Они заходят! – отмахнулся Колесников. – Берут кровь на анализ!

– И как?

– Все анализы в норме!

– В норме? – не поверил Роман Григорьевич, пристально рассматривая пятнадцатилетнего подростка.

– В норме для юношеского возраста!

– Помню тебя подростком, – усмехнулся Роман Григорьевич, – ты был неуправляем!

– В каком это смысле? – сердился Анатолий Сергеевич.

– Фантастически неуправляем! – настаивал Роман Григорьевич. – Только я и мог с тобой справиться!

– И я! – добавила Вера, глядя на Колесникова с печальной любовью.

– Вот что с ней делать! – забегал по комнате, профессор. – Я превратился в мальчика, и она рада по уши, сделаюсь младенцем, так она меня в пеленки замотает и будет рада баюкать!

– Ах, если бы и Роман Григорьевич стал маленьким! – мечтательно произнесла, Вера.

– Еще чего! – фыркнул Роман Григорьевич.

– Ничего не понимает, – закатил глаза кверху, Колесников, – ведь, если так дальше пойдет, я исчезну, растворюсь в воздухе, будто и не был никогда!

– Тоже хорошо, – оптимистично заявил Роман Григорьевич, – место на кладбище заказывать не надо!

– Я, между прочим, переживаю! – закричал профессор вне себя от раздражения.

– Тебе-то что, вот женщине из окружения президента уже шесть месяцев!

– Шесть месяцев? – переспросил Колесников, останавливаясь.

– Две дозы эликсира – не шутки! – заметил Роман Григорьевич.

– А рост? – сварливо осведомился профессор.

– Уменьшилась до состояния нормального полугодовалого ребенка! – делая ударение на слово «нормального», высказался Роман Григорьевич.