– А Робин Гуд? – рассмеялся Браун-Смит.

– Думаю, и он тоже.

– Рад слышать. Мы немного отвлеклись – и это даже хорошо. Итак, что вы скажете о прочитанном?

Инспектор немного помолчал и ответил:

– Мастерская работа.

– Бесспорно, – подтвердил библиотекарь. – И?

– Если вынести за скобки, что полицию вновь оставили в дураках, мне не ясен только один момент. Насколько я понимаю, орангутаны не отличаются какой-то особой свирепостью. То ли дело гориллы… во всяком случае, по Баллантайну[65]. Почему уважаемый Эдгар не выбрал героем своей истории гориллу? Тогда даже у меня не осталось бы вопросов, и я, как любой человек, в детстве читавший «Охотников на горилл», с радостью признал бы: такой случай вполне мог бы произойти!

– Верно! – с улыбкой воскликнул библиотекарь, по достоинству оценив непроницаемое выражение лица своего друга. – Замечание блестящее. Я тоже долго ломал себе голову, покуда не понял, что мистер По остановился на орангутане по трем причинам. Во-первых, удивительная сообразительность этой обезьяны. Я не могу полностью довериться замечательной теории Дарвина, ибо Он, надо полагать, все-таки есть. – Грегори указал пальцем в потолок. – Но думается мне, что именно из орангутана произошел бы неплохой представитель человеческого общества!

Чарльз Ледоу засмеялся.

– Право слово, разве не так?

Инспектор кивнул в знак согласия.

– Второе. На мой взгляд, более важное, чем предыдущее. Размах рук и поразительная гибкость пальцев. Многие исследователи говорят о руках орангутана как о самых длинных конечностях среди представителей обезьяньего рода. Если уж описывать самое невозможное, а затем доказывать обратное, то такие крайности как раз к месту. Никто не может дотянуться до подоконника с громоотвода. Да! И – нет, если вести разговор о самых длинных руках в мире! Руках огромного орангутана. Браво, мистер По!

Чарльз Ледоу зааплодировал вслед за Браун-Смитом. Его все больше увлекала эта игра. По всему выходило – Грегори сейчас вновь постарается его удивить. Но чем? И что же он сам упустил в тексте, заслуживающего внимания?

– И третье. Рыжие волоски, так напугавшие свидетелей и поставившие в тупик следователей. Нечеловеческие, невозможные, демонические… Как бы не так! Об обезьяне никто и не думал, вот в чем дело. Вот и все, мой друг, ничего сверхъестественного. Именно эти три причины заставили отказаться от шимпанзе, своими телесными параметрами не способного поразить читателя. А уж грубая, тяжелая горилла тут совершенно не подходит. Пусть Уоллес занимается ими!

– Кто?

– Тоже весьма интересный, к тому же современный натуралист… и писатель, поверьте. Но наш, вернее ваш, сегодняшний интерес в другом. Итак, на арену выступает орангутан. Так похожий и не похожий на человека. Быстрый, гибкий, ужасный, как мы узнаем непосредственно от Эдгара По. И… – Браун-Смит сделал драматическую паузу, – абсолютно не подходящий для описанной роли. Уж очень эти животные добродушны и неторопливы. Да-да, вы были абсолютно правы: орангутан – самый неподходящий герой для событий убийства на улице Морг. И знаете почему?

– Мне кажется, вы уже назвали несколько причин. Есть что-то еще?

– Увы нашему писателю. Мистер По прокололся еще и в том, что, как бы это сказать точнее… с медицинской точки зрения руки обезьян действительно очень сильные, но совершенно не приспособлены для манипуляций с такими предметами, как бритва. Понимаете? Вот посмотрите. – Библиотекарь достал толстый том, раскрыл его и положил на колени инспектора. – Это лучший на сегодняшний день анатомический труд, сам Джозеф Листер… Вот рука человека, пальцы, приспособленные абсолютно для любого захвата. Отставленный большой палец. Видите? И вот рука орангутана, я позволил себе срисовать с другого атласа, чтобы не смущать вас его весом. Рисую я так себе, но основные моменты сумел передать. Видите, как расположен его большой палец? Совершенно не как у нас с вами! Орангутан не смог бы так крепко и уверенно держать бритву в руке, чтобы одним взмахом отделить голову старухи. Его пальцы прекрасно хватают лианы, плоды, самка может буквально «взять в горсть» собственного малолетнего детеныша. Но вот сжать в этой руке бритву и нанести смертельный удар… Нет, помилуйте, этого ни Бог, ни сам Чарльз Дарвин орангутану не дали!

– То есть вы хотите сказать: события книги абсолютно нереальны? Но ведь это и называется художественным вымыслом, разве не так? – возразил инспектор.

– Убийство абсолютно нереально. Если бы дело ограничилось только физическими возможностями обезьяны, я бы еще мог списать все на художественное допущение. Но факты – упрямая вещь, как говаривал так нелюбимый вами Холмс.

Сангума в этот самый момент вновь совершил тихий и быстрый перелет у них над головами.

– Волнуется… – улыбнулся библиотекарь. – Мы так увлеченно говорим, что совсем не соблюдаем тишину. А ведь она просто обязана обволакивать библиотечный зал. Итак, с чего же начать и чем продолжить… Видите ли, мой друг, не хочу огорчать вас, но и место действия рассказа, и его герои, а также практически каждый сюжетный поворот абсолютно неправдоподобны. И лишь благодаря особой технике построения рассказа легко сходят за правду в глазах обычного читателя.

– Я вам не верю, Грегори, – произнес инспектор с таким же непроницаемым видом, как когда он говорил о Баллантайне.

– А придется поверить. По очень талантливый писатель: всего несколькими страницами он обаял вас, увлек своими фантазиями и… обманул.

– Ну-ка, попробуйте доказать мне это.

– Начну я с того, что свой Париж великий Эдгар По просто выдумал: там никогда не было улицы с таким названием, и это вам докажет любой французский путеводитель. Видите ли, в чем дело… я скверно разбираюсь в архитектуре, но неплохо копаюсь в книгах… По американец, и потому, никогда не бывая в столице Франции, имел право не знать, что громоотводов, так же как и закрывающихся, «словно гильотина», окон, нет ни в одном из домов Парижа. Кроме административных зданий, которых можно пересчитать по пальцам одной руки. Понимаете? Просто нет. Во всяком случае, не было в ту пору. И к тому же задних комнат, как описывает их По, в таких домах тоже нет. Это особенность новых (по тем временам, конечно) американских построек, а не старинных европейских. Видите, как потихоньку рассыпается нарисованная писателем картина? Преступник невозможен, место действия – невозможно…

– Но я же поверил в окна и громоотвод, почему бы не верить и в остальное? Не вижу особенно злого умысла в столь незначительной детали. Пусть не громоотвод, пусть водосточная труба. Какая разница?

– Ладно, соглашусь с этим, пусть будет по-вашему, хотя качаться на цепи или висеть на жесткой трубе – разница существенная… Однако попробуйте представить себе матроса, которому надо вскарабкаться по качающейся цепи громоотвода, пускай даже по трубе, затем дотянуться до окна, расположенного в пяти с половиной футах в стороне… Да еще и удерживаться в таком положении…Невозможно! Ключевая сцена истории лишь кажется достоверной, на деле же она совершенно невыполнима. Теоретически орангутан мог совершить эдакий кульбит, а вот матрос однозначно не смог бы заглядывать в комнату, вися на громоотводе. Во-первых, расстояние до окна слишком велико. Расставьте руки в стороны – каково? Сумели бы, думаете, удержаться? Во-вторых, как матрос видит убийство: обзор ему должен был загораживать ставень, если только не предположить, что после прыжка обезьяны он сам собой вернулся в прежнее положение. Так ведь есть еще и спинка кровати, заслоняющая пружинный затвор и, соответственно, перекрывающая часть окна. Уж в любом случае тому, кто висит за окном в абсолютно неестественном положении, никак не может быть видна вся комната! А По прямо указывает, что матрос видел происходящее во всех подробностях! Обман? Или еще одно допущение? Неважно! Потому что все равно получается: места преступления у нас тоже нет!