– Мой брат, – говорила она громко и сурово, – отказывает в поддержке нашему движению против вивисекции[15]. Инквизитор и палач – вот что я на это говорю! А каковы ваши взгляды на этот вопрос?

– Они не отличаются от ваших, мадам, – мягко улыбался подлый маленький лицемер. – Но ведь, несмотря ни на что, вы добились успеха?

– Местная ветвь нашего движения, смею заявить, уже в течение ближайших недель сможет претендовать на то, чтобы стать образцом для всей Англии, – ответствовала та.

– Тетушка просто рехнулась на этой вивисекции, – шепнула Эмили. – Так что будьте поосторожнее, если она и вас начнет пытать.

Я рассмеялся и сменил тему.

Когда дамы нас покинули, Корэн поведал нам свою печальную биографию.

Оказывается, семейство его обитало на Севере, так что вести о том самом прискорбном событии до них не дошли, оставшись только в единственной газете. А вскоре и сам Корэн уехал в Шеффилд и только через десять лет, получив несколько тысяч наследства, смог выкупить пай в своем нынешнем деле, которое привел к процветанию.

С горечью он повествовал нам про Томаса Эпплтона, неподходящего молодого человека и главного подозреваемого, когда инспектор выскользнул из кресла и, отдернув штору, внимательно уставился в окно.

Увы, мне было видно только пустую лужайку да темнеющую за ней изгородь, слабо различимую в серых летних сумерках.

– Прекрасный вечер, не так ли? – обернулся к нам инспектор.

Мы недоуменно уставились на него, а он, как ни в чем не бывало, опустил штору и вернулся на место, по дороге успев погладить лежавшего на коврике у окна фокстерьера.

– Что-то случилось? – наконец вопросил мистер Корэн.

– Ничего особенного. Но если вы хотите держать наше дело в секрете, говорите тише.

– О чем вы?

– Кто-то из вашей семьи подслушивал под окном.

– Хотите сказать, что моя же кровь за мною шпионит?! Да как вы могли подумать!

– Собака, – просто ответил инспектор.

– Чушь!

– Вовсе нет. Штора не была опущена до конца, и собака заметила, как кто-то подошел к окну. Она вздернула уши, показав это. Затем она завиляла хвостом: значит, за окном был кто-то, хорошо ей знакомый и даже приятный, – на незнакомца она бы залаяла. Вот и все. Довольно очевидно, мне кажется.

– Вы видели, кто это был? – Мистер Корэн вмиг позабыл свой праведный гнев.

– Нет. Но в любом случае я полагаю неразумным продолжать разговор. Не лучше ли нам присоединиться к дамам?

Тем вечером мой друг был воистину душой компании.

Бедняжка Эмили, с печалью во взоре смотревшая в сгущавшиеся за окном тени, была усажена за фортепьяно и принуждена облекать мечты о возлюбленном в немудреные импровизации. Мисс Ребекку инспектор Пис вовлек в спор о местных питейных заведениях, и почтенная леди продемонстрировала нам незаурядное ораторское дарование. Даже наш мрачный хозяин – и тот оживился, делясь своими мыслями о современных методах водоснабжения.

В общем, когда пробило десять и суровая мисс увлекла девушек за собою собираться ко сну – в Брэндоне ложатся рано, – я не мог не пожать Пису руку и не выразить своего восхищения. Тот не ответил, зато увлек нас в уголок, где быстрым шепотом раздал распоряжения:

– Мистер Корэн, без четверти одиннадцать вы покинете дом через двери гостиной и, пройдя в летний домик, оставите там сверток, как было условлено. Вернувшись, не закрывайте щеколды – дверь может мне понадобиться. Поднимитесь к себе и постарайтесь уснуть. Мистер Филлипс! Вы останетесь на страже в своей спальне. Если пожелаете наблюдать за садом – а вы, несомненно, пожелаете! – потрудитесь сделать это так, чтобы вас было незаметно снаружи. Когда мистер Корэн покинет дом, слушайте, не отправится ли кто-то следом за ним. Если отправится – вы должны узнать, кто это. Ясно?

– Да. А вы?

– А я постараюсь найти место, откуда можно незаметно понаблюдать за летним домиком. Доброй ночи!

Я вернулся в комнату, снял халат и, устроив стул так, чтоб луна не выдала меня кому-нибудь там, в лаврах, принялся ждать чего-нибудь интересного.

То была летняя ночь – мягкая, теплая, ленивая, истинно английская. Душноватый воздух полнился цветочным ароматом, в залитом лунным светом саду не трепетал ни единый листочек.

Часы прозвонили три четверти; еще не затих звук последнего удара, как на лужайке показался мистер Корэн и направился к летнему домику, очертания которого смутно угадывались в тенях среди деревьев.

Как мне и было сказано, я прильнул к приоткрытой двери, вслушиваясь в тишину.

Минута утекала за минутой, но ни звука не было во всем доме. И почему медлил Корэн? Я непременно услышал бы, как он поднимается по лестнице. Нехорошо нарушать указания инспектора. Но это не мое дело.

Я вернулся на свой стул. Пробило полночь.

Часы звонили где-то внизу. Я очнулся от своей полудремы и подумал, что еще полчаса – и я иду спать: в конце концов, дело-то пустячное, глупый шантаж.

Становилось по-настоящему скучно. И не закурить даже!

Я был уверен: Пис непременно заметит огонек и не преминет завтра пройтись по этому поводу.

Десять минут первого. Четверть первого…

Стоп! Что это там показалось на дорожке?

Человек. Двое.

Я наклонился вперед, весь внимание, сна ни в одном глазу.

Их разделял добрый десяток шагов и один преследовал другого осторожной, крадущейся походкой – так приличные люди других приличных людей не преследуют.

Первый свернул к летнему домику, но пошел не по гравию дорожки, а по мягкому торфу. Второй поступил точно так же, идя след в след.

Странное то было зрелище: неясные тени, медленно скользящие по саду, то скрываясь среди лавров, то возникая черными силуэтами в ясном лунном свете.

Вот первый нырнул в темноту у домика; второй пробежал несколько шагов, замер, пригнулся и вдруг ринулся вперед. Я не слышал криков, но отчетливо разобрал звук удара и глухой стук упавшего тела.

Мне, конечно, было велено оставаться в доме. Так. Но Пис точно не ожидал, что негодяев будет двое. Так что я спустился, вышел через дверь в гостиной и, пробежав прямо по газону… увидел престранную компанию. Трое стояли, сгрудившись, и перешептывались.

В одном я узнал инспектора Писа, другой был мне совсем не знаком, а третий… а третьим, к моему удивлению, оказался не кто иной, как старина Корэн.

– Так, мистер Филипс, а вам чего понадобилось? – едко поинтересовался инспектор.

– Ну… я подумал…

– И вы туда же! Этот молодой человек подумал, что неплохо бы ему совершить экскурсию в этот восхитительно банальный летний домик; мистер Корэн подумал, что неплохо бы помочь мне, шныряя по саду, вместо того чтобы тихо лежать в постельке; теперь еще и вы решили подумать бог знает о чем и тоже заявились сюда! Неужели так сложно просто делать то, что вам говорят?

– Но… – я совсем смутился, – там было два человека, я решил, что может понадобиться моя помощь. Откуда мне знать, что это просто мистер Корэн решил поступить по-своему?

– Вам, конечно, очень весело, – упомянутый Корэн буквально дрожал от ярости, – но, между прочим, я тут поймал мерзавца, вздумавшего пробраться на мой участок со всем нам известной целью. Инспектор Аддингтон Пис, я обвиняю Томаса Эпплтона в шантаже!

– Мистер Эпплтон, не могли бы вы объясниться? – мягко спросил инспектор.

Молодой человек, надо сказать, не выглядел преступником; он спокойно стоял и с интересом наблюдал за нами.

– Ну, несомненно, я незаконно проник на чужую территорию; но это никак не объясняет, ни почему здесь ждет готовый арестовать меня за шантаж полицейский, ни почему мистер Корэн напал на меня и повалил на землю.

– Так я и думал! Наглость и хамское поведение – метка, неизменно выдающая преступников. Инспектор, окажите любезность, передайте мне наручники!

– На пару слов, мистер Корэн, – ответил тот и отвел его в сторонку, оставив меня наедине с мистером Эпплтоном.