В вечер перед отбытием ренегат вооруженных сил России Павлик смотался в магазин за водкой, преступив закон еще раз. Интересна технология курсантской самоволки. Одевается спортивный костюм, поверх него форма. После пересечения территории части, форсирования полосы препятствий в виде кирпичного забора, зарослей репейника и можжевелового кустарника, производится частичный стриптиз: форма снимается и прячется в лопухах, а потенциальный клиент гауптвахты отправляется на «гражданку» в партикулярном наряде. После проведения мероприятий, ради которых солдат самовольно покинул свое локальное место жительства, служительства и работальства, происходит возвращение объекта в исходную точку, облачение в военную форму и проникновение (незаметное) обратно в родные казарменные пенаты.

По этой схеме я и действовал. Бутылка была одна, а ртов много, поэтому каждому по капле досталось. Ночевали мы уже на голых матрасах, потому что белье было сдано. Уезжали под вечер, предварительно приведя казармы в божеский вид. Настроение было приподнятое. На солдатиков лучше было не смотреть. Они выглядели как бездомные шавки, как дети, потерявшие родителей, наблюдающие пикник счастливого семейства. Их красноречивые взгляды демонстрировали всю уебищность такого социального института, как армия. Казалось, что они телепатировали нам: «Возьмите нас с собой, не оставляйте нас в этой дыре».

– Летом здесь кайфого, а вот зимой, наверное, вешаться хочется, – произнес я, не обращаясь ни к кому конкретно. Автобусы тронулись, мы заорали как полоумные и всю дорогу пели песни.

После окончания института, я произвел все нужные движения и получил звание лейтенанта. Можно было устроиться в ФАПСИ, ныне, насколько мне известно, упраздненную. Но любая ФСБэшная структура вызывала логичное чувство тревоги.

Долгое время дяди в погонах не интересовались персоной Павлика. Моя военная профессия была не шибко востребованной. Потом возникла надобность в загранпаспорте. Я направился в военкомат за справкой, где выяснилось, что без Павлика армия ну никак не может обойтись.

– А-а-а, дорогой дружочек, – произнес из-за стола местный полковничий хрен, – через месяцок можешь собираться в путь-дорогу.

Рядом с ним сидел гражданин в штатском и изображал на своем лице сосредоточенность.

– И очень не рекомендую тебе делать загранпаспорт через турфирму, – продолжал вещать офицер всем пример, – очень не рекомендую!

Я вышел из кабинета с чувством, что система меня поимела. На кой ляд корячиться на военной кафедре, проходить гребаные сборы, чтобы в итоге все равно отдать два года портянкам. Хотя, не портянкам, мне предстояло офицерствовать, но хрен редьки не слаще. Офицерским носкам.

Сзади послышался топот. Это меня догонял гражданин в штатском, сосредоточенный еще больше.

– А зачем тебе загранпаспорт? – спросил он.

«Еще бы спросил, зачем мне яйца», – подумал я.

– За границу собрался?

– Собрался.

– А зачем?

– Поработать, – он начал меня утомлять.

– Что, хорошая работа?

– Слушайте, – не выдержал я. – Вы себе представляете зарплату в три тысячи долларов? В месяц.

– Представляю.

– А я нет!

– Ну хорошо, – сказал он после непродолжительной паузы, во время которой я все пытался угадать, к чему весь этот содержательный диалог. – А треть этой суммы у тебя есть?

«В харю бы тебе прямо сейчас дать».

Это я так подумал. И еще я много чего такого подумал. Вот, гондон. Тысяча грин! До офицерства тысяча, и после офицерства тысяча! Такса постоянна, как курс советского рубля по отношению к монгольской валюте. Нет, ну на кой ляд я сборы проходил?

У меня в руках был книга с рассказами Шукшина, я ее прихватил, чтоб было куда глаза деть в метро.

– Значит так, – затараторил гражданин в штатском, оказавшийся на деле злостным вымогателем, – если деньги появятся, позвони мне. Только мне, и никому другому. Пиши телефон.

– Я запомню.

– Нет пиши.

Он вырвал книгу из рук так же, как вырвал у меня из рук автомат сдрейфивший лейтенант.

– Сам запишу. А то еще потеряешь.

Начиркал цифры на внутренней обложке, отдал книгу и отвалил.

Я вышел из военкомата и больше там не появлялся. Когда мне исполнилось 27 лет, отдал все документы в турфирму и мне за месяц сделали загранпаспорт. «Поцелуй ты меня в ж, 28 мне уже», – это из творчества веселых и находчивых. 28 для рифмы вставлено. А 22 – это про автомат. А 5 нарядов – это наказание. Оказавшись в тисках армейской скуки, я попробовал вспомнить былое наркоманское прошлое. Вспомнил и забыл тут же. Это был последний раз, когда у меня во рту, потрескивая сгорающими зернами, сидела беломорина с конопляным фаршем. Я дал себе зарок больше никогда, never ever, не употреблять листьев растения Каннабис. И зарок этот до сих пор для меня актуален.

Отрезок двенадцатый

«Велосипед – транспортное средство, кроме инвалидных колясок, имеющее два колеса или более, и приводимое в движение мускульной силой людей, находящихся на нем»

(Правила дорожного движения Российской Федерации).

«Мне кажется, что единственное обстоятельство, которое может помешать сесть на велосипед, – это отсутствие ног», – пошутил однажды Грег Ле Монд, трехкратный победитель гонки «Тур де Франс». А мне кажется, что у Грега Ле Монда не стоит, зато замечательно висит. Езда на велосипеде в большом количестве небезопасна для мужчины с точки зрения стояка. Седло трет тросик простаты, пролегающий в мужской промежности. Совершая каждодневные заезды на сто-двести километров, можно в итоге начать спать в обнимку с велосипедной рамой, потому что она не станет предъявлять претензий о сексуальной неудовлетворенности. Профессиональный спорт в данном случае является ударом по мужскому самолюбию и продолжению рода. С одной стороны велосипед – лучшее средство укрепить сердце, о чем в один голос лопочут все медики, с другой – нужно знать меру.

Цепь крутится, одаривая обод заднего колеса мелкими кусочками грунта. Шестеренки похрапывают в такт движения педалей, их сонный режим не нарушают даже редкие спуски с горок. Двигатель примостился на сидении, укрепился руками за руль, выставил два коленвала в кроссовках. В животе процессы внутреннего сгорания, коробка передач в мозгу.

На Невском проспекте самоходки о четырех колесах приминают шинами дорожное покрытие, пытаясь сдержать тормозной системой скрытый под капотом табун лошадей. Стекла бокового вида торчат кольями из припаркованных машин. Маршрутные такси резки и непредсказуемы, бросаются в правый ряд, как только на тротуаре появится податель проездной платы с вытянутой рукой. Украшаешь воздух матом, нажимая курки тормозов на руле, пытаясь не впилиться в задний борт маршрутки.

– Вы, велосипедисты, все пидарасы, – сказал мне один музыкант-автолюбитель. Потом, подумав, добавил, – правда, среди водил пидарасов еще больше.

В романе Алессандро Барикко «City» присутствует доцент Мартенс, преподававший главному герою Гульду квантовую механику. У доцента было сильнейшее пристрастие к велосипедам, с которых он часто падал. Я с них тоже часто падал, несмотря на то, что квантовая механика является для меня космической дырой.

Я стоял у входа в клуб, облокотившись на велосипед, разговаривал с приятелем. Из клуба выбежала знакомая манекенщица и, обдав нас парами парфюма, скрылась за углом.

– Если бы у тебя между ног вместо велосипеда был «Харлей», она бы тебя заметила, – прокомментировал приятель.

Когда у меня под подбородком вырастет лестница жира, а размер пуза будет эквивалентен моему бюджету, тогда я буду разъезжать по городу на тарахтящем символе Америки, завернутый в черную кожу с характерной фактурой. Есть загадка про слово с шестью ы. Вылысыпыдысты. Я из этих. Стал предметом раздражения для шоферов транспортных средств и зависти для пенсионеров. Час езды со скоростью 16 км/час нейтрализует два больших куска торта. Каждую минуту, крутя педали, я сжигаю 12 калорий. Съеденное в кафе пирожное улетучивается через пятнадцать минут. Женщины, которым за тридцать, могли бы таким образом почувствовать, как сбываются мечты.