курса в гимназии.

На вечер собрались сливки омского «общества» из кру

гов военной и гражданской бюрократии, слегка разбавлен

ные представителями местной интеллигенции. Присутство

вали также гимназисты старших классов и большое коли

чество приглашенных гимназисток. Накануне вечера я?

200

внезапно и совсем некстати расхворался. Мать было хо

тела удержать меня дома, но я не мог этого допустить.

С повышенной температурой я отправился на вечер. Одна

ко в сутолоке и волнении окружающей обстановки я очень

скоро позабыл о своем нездоровье. Когда пришла моя

очередь, я, нервно одергивая свой синий гимназический

мундирчик, быстро поднялся на эстраду. Сотни глаз сразу

устремились на меня, но я уперся взглядом в узкий про

ход между стульями и, не обращая ни на кого внимания,

несколько глуховатым голосом начал свою поэму. Сначала

я испытывал легкое смущение, — впервые в жизни мне

приходилось выступать перед большой аудиторией, — но

скоро оно прошло. Чем дальше, тем спокойнее я становил

ся и закончил уже вполне уверенно.

Раздались рукоплескания. «Галерка», состоявшая из

гимназистов, совершенно неистовствовала и громко требо

вала: «бис»! Я быстро переглянулся с ней и решился

внять ее требованию. Я хотел продекламировать только

что написанное мной стихотворение «Мне снилась мрач

ная, глубокая долина», посвященное бурской войне. Но

как раз в этот момент из первого ряда на эстраду вско

чил седенький подслеповатый старичок с длинным носом,

украшенным очками, и, крепко пожимая мне руку на виду

у всего зала, визгливым голоском закричал:

— Поздравляю! Поздравляю! Земля наша не оскудева

ет талантами!

Оказалось, что это был редактор омской газеты «Степ

ной край», который счел своим долгом публично «поощ

рить» молодого поэта. Теперь я был действительно сму

щен и поспешил скрыться в прилегающей к залу гости

ной с чаем и фруктами. Меня там сразу окружили мои

одноклассники и тут же при громких криках «ура» стали

качать. Потом пришел Петров, стал жать мне руки и за

что-то благодарить. Потом явился Васильев и горячо

поздравлял меня с успехом. Потом новый, совсем не зна

комый мне учитель Малыгин похлопал меня по плечу и с

чувством сказал:

— Спасибо! Я очень рад, что пошел сегодня на вечер.

Пахнуло чем-то свежим, живым.

Вдруг, с силой расталкивая гимназистов, ко мне не по

дошел, а подбежал Михновский и восторженным шопотом

продышал:

201

— Пойдемте, пойдемте! С вами хочет познакомиться

ее превосходительство.

И Михновский, крепко схватив мою руку, потащил ме

ня к гадкой, противной старухе с черными зубами и жел

тым морщинистым лицом.

— Вот наш автор, ваше превосходительство, — подо

бострастно изгибаясь, проговорил Михновский.

— Ах, очень рада, очень рада, — задребезжала в ответ

жена губернатора, прикладывая золотой лорнет к глазу,—

Надеюсь, вы напишите мне свое произведение... Очень ми

ло, очень мило!.. И привезите его сами...

У «ее превосходительства» плохо пахло изо рта, и мне

стало совсем тошно. Я поспешил пробормотать что-то

среднее между «убирайся к чорту» и «с удовольствием» и

затем постарался скрыться в толпе. Конечно, к губерна

торше я не поехал и своего произведения ей не послал.

Под конец вечера меня поймал новый гимназический

священник отец Дионисий, недавно переведенный к нам

из другого города. Отец Дионисий производил впечатле

ние хитрой и замысловатой штучки. Одевался он в рясы

из прекрасной материи, крест на груди носил весьма ко

кетливо, бороду тщательно стриг и аккуратно расчесывал.

В походке, в манере держаться, во всех движениях и же

стах отца Дионисия было что-то вкрадчиво-коварное, что

то елейно-кошачье, сразу вызывавшее к нему недоверие.

Он с первого взгляда мне не понравился, и, как видно бу

дет из дальнейшего, моя инстинктивная антипатия к на

шему новому «духовному наставнику» оказалась слишком

хорошо обоснованной. Теперь, на вечере, он стал до небес

превозносить «Еретика» и просил дать ему экземпляр мо

его произведения, для того чтобы показать его... «пре

освященному» (то есть архиерею). Это меня окончательно

настроило против отца Дионисия. Я уклонился от каких-

либо определенных обещаний, а потом постарался забыть

о просьбе священника.

Итак, мой успех на вечере был несомненен. Я стал «ге

роем дня» и сделался «светилом гимназии». Мое имя на

чали часто упоминать в городе. Признаюсь, это мне было

приятно, но... вот что я писал Пичужке, подводя итоги

своему выступлению:

«Не знаю почему, но я плохо верю в искренность боль

шинства выпавших на мою долю похвал. И если я даже

и неправ в своих подозрениях, я не жалею, что они у ме-

202

ня есть: так меньше шансов сделаться самодовольной ско

тиной и перестать двигаться вперед. Нет, я буду вечно

недоволен собою и буду вечно двигаться вперед!»

19. СТУДЕНТЫ

Со времени демонстрации 8 февраля 1899 года в Омске

появилась совсем новая и необычная категория жите

лей — «высланные студенты». Студенческое движение в

столицах и в провинции в то время быстро крепло и рос

ло. То и дело в университетских городах происходили

студенческие сходки, студенческие забастовки, студенче

ские демонстрации. Требования академические все чаще

дополнялись требованиями политического характера. Цар

ское правительство отвечало на студенческие беспорядки

массовыми репрессиями. Вожаков арестовывали и ссылали

в административном порядке в «отдаленные места Россий

ской империи», то есть на север Европейской России и в

Сибирь. Более рядовых участников отправляли под над

зор полиции «в место жительства родителей». Так как в

связи с беспорядками высшие учебные заведения часто

закрывались на длительный срок, то множество студен

тов, получив неожиданные «каникулы», разъезжалось

просто по домам. В результате в нашем захолустном Ом

ске (ведь это был сибирский город!) создалась и система

тически поддерживалась сравнительно многочисленная

«студенческая колония», состоявшая из студентов всех

трех категорий. Само собой разумеется, она внесла в ом

скую общественную жизнь заметное оживление и стала

притягательным центром для всех радикально настроен

ных гимназистов и гимназисток.

Ближе всего я сошелся с «студенческим семейством»

Королевых. Состояло оно из трех человек — старшего

брата Сергея, его взрослой сестры Наташи и девочки-

подростка Мани, которую все почему-то называли «Па

рочка». По происхождению Королевы были омичи. Отец

их умер очень давно. Мать в последние годы сильно стра

дала от рака желудка, и в начале 1901 года вызвала стар

ших детей, учившихся в Петербурге, домой, чувствуя

приближение конца. Действительно, вскоре после их при

езда старухи Королевой не стало. Сергей и Наташа соби

рались было затем вернуться к учебе, но как раз в это

203

время в Петербурге произошли новые студенческие бес

порядки, в результате которых оказались закрытыми все

учебные заведения столицы. Королевы застряли, таким

образом, в Омске в ожидании лучших времен. Жили они

в большом деревянном доме, покосившемся и почернев

шем от времени, находившемся на окраине города, и гада

ли, что с ним делать: дом остался им в наследство от