Для нас, погруженных в события и переживания «посюстороннего» мира, с его злоупотреблениями и извращениями идеи равенства (под которой Джефферсон подразумевал общность биологического вида, сотворенного деистским Богом, а также юридическое равноправие, но уж никак не сегодняшнюю крикливо-самодовольную идиотскую уравниловку), становится яснее ясного, что человечество имеет свою иерархию и делится на благородных и подлых, красивых и уродливых, гениальных и глупых, утонченных и грубых, выдающихся и примитивных, «ангелоподобных» и «звероподобных» по физическим, психологическим и духовным признакам, если использовать традиционную характеристику. На основании самых ранних исторических источников социальные антропологи утверждают, что человечество делилось на три уровня: работники, воины, жрецы. В знаменитом постиндоевропейском гимне Ригведы «Пуруша-сукта» говорится о расчленении Космического Человека на отдельных людей: Макрочеловек был разделен на три основных микрокосмических типа земной социальной иерархии, отражающей устройство космоса (уже на этом древнейшем этапе прослеживается «Великое разделение» между Востоком и Западом, по выражению одного ученого XIX века). Затем было трехуровневое государство Платона и западное, тяготевшее к гностицизму, учение апостола Павла о человеческом теле (греч. σῶμα), душе (греч. ψυχή) и духе (греч. πνεῦμα), а в сравнительно недавнем прошлом — три короля (плюс один) в «Сказке» Гете и неудавшаяся попытка Рудольфа Штейнера разделить общество на три автономные сферы. Здесь я вынужден высказать «антиамериканскую» мысль: пассивное большинство человечества неизменно пребывает в двух низших группах — воины и гораздо более многочисленные работники. Эта древняя, устаревшая социальная структура, подобная полузабытой мечте в современном, стремительно меняющемся, технологически глобализированном мире (не в «глобальной деревне», хотя большинство людей имеют деревенское сознание, а скорее в «глобальном мегаполисе») еще сохранилась в виде остатков «священных» монархических династий в некоторых странах Европы. В Японии тоже сохранился священный император, восходящий на престол с древними таинственно-оккультными церемониями, совершенно непонятными большинству современных просвещенных людей. Русский царь теоретически представлял собой фигуру, чьи духовные и исторические особенности восходят к тем древнейшим преданиям и идеям о Первом человеке и Первом царе, которые признаются частью человеческой истории даже самыми упрямыми учеными. Кстати, я склонен согласиться с Гете, что первые революции произошли по вине тех правителей, которые, не обладая достаточной мудростью, не смогли или не захотели гибко измениться и пойти в ногу со временем, «умереть и возродиться» (нем. Stirb und werde) — в результате их золотые дворцы и роскошные поместья превратились в ненавистные символы тирании. Тут я мог бы подвести итог и закончить это эссе таким утверждением: если после упадка и разложения как внешней, так и внутренней древней «священной» структуры общества каждый из нас индивидуально возродит на своем микрокосмическом уровне то, что социально должно было быть воплощено в фигуре идеального царя или короля (корона, щит, держава/меч — совершенные ум, сердце и воля) — то уже тогда появятся те самые благородные граждане «Града на холме», и мы не будем испытывать такого отчаяния, презрения и растерянности, ежедневно наблюдая проблемы и бедствия человеческой цивилизации. Пускай меня считают полоумным ницшеанцем, но я убежден, что без этого «Града на холме» человечество не может быть душевно здоровым, разве что будет благополучно спасено в конце времен.

Мои серьезные и тщательно обдуманные слова ободрения адресованы тем, кто, по выражению Вацлава Гавела, «прежде всего думает о мире и вечности, в отличие от тех, кто думает только о себе и о сегодняшнем дне», независимо от того, течет ли в их жилах древняя «голубая» аристократическая кровь, или сколько званий, наград и ученых степеней они имеют или не имеют.

Однако, нужно отметить еще одну отличительную особенность тех немногих людей из более чем пятимиллиардного населения земли, к которым обращены мои искренние, хотя и недостаточные, слова. Сонмы ангелов, традиционно и незримо (а для большинства из нас чисто гипотетически) расположены над нами; животные, растения и минералы (с «фундаментальными кварками») — под нами; три уровня человечества, наивысший из которых посвящен уму, Богу, истине и наставничеству, обязанный нести мудрость и свет двум другим уровням. Но здесь, как особенно ясно видно в наше время, даже среди немногих по-настоящему образованных, эрудированных и т. п. людей надо признать более глубокое разделение, часто проходящее через сердце, ум и душу каждого из нас. Лично я (немного произвольно, хотя довольно эффективно) определил бы это разделение как разницу между «интеллигенцией» (в ее оригинальном польском и русском значениях) и «интеллектуалами». Насколько мне известно, последний термин более распространен на Западе, но не вполне точен, поскольку иногда носит уничижительный оттенок. Итак, позвольте мне подробно объяснить значение этих терминов, чтобы ясно и понятно прозвучал мой горестный призыв вместе с правдивым диагнозом и рецептом исцеления нашей глубоко больной цивилизации. При этом не следует забывать, что на двух других уровнях человеческого общества всегда будет процветать так называемая массовая культура; что за последние века эта часть человечества научилась сама себя просвещать и наставлять, и результаты этого очевидны — утрата ясных ориентиров и морали, особенно после провозглашенной «Смерти Бога».

Я бы определил различие между «интеллектуалом» и «интеллигентом» не только в том, имеет ли он благородное сердце, или искренне сочувствует людям, или ведет высоконравственную жизнь, но скорее по другому чрезвычайно важному признаку: использует ли он свой развитый интеллект и годами накопленные знания sub specie aeternitatis (лат. — с точки зрения вечности), для стремления к мировой и человеческой истине, или только для того, чтобы покрасоваться перед интеллектуалами равного или более низкого уровня (не говоря уже о двух других уровнях общества). И я настаиваю на таком разделении, хотя в каждом из нас обычно сочетаются и святость, и пошлость, и гордыня. Другими словами, вопрос в том, для чего предназначены наши знания, годы учения (а также возможное признание, награды, титулы) и труды всей нашей жизни — чтобы честолюбиво выставлять себя напоказ или чтобы исполнять свой долг перед людьми и миром, на нашем уровне Великой цепи бытия и перед лицом Бога, на существование которого мы все надеемся (по крайней мере, в минуты наибольшего отчаяния). Считает ли себя земной человек существом духовным, рассматривает ли свою деятельность как духовную работу и стремление к знанию, истине и пониманию, как попытку глубоко осмыслить место человечества во вселенной — того человечества, которое потерялось между пропавшим Всемогущим Богом и недавно обнаруженными неуловимыми «кварками»? Здесь я не ищу согласия и взаимопонимания с теми многочисленными «интеллектуалами», которые рассматривают свою деятельность главным образом как карьеру, как путь к признанию и должностям в «слишком человеческой» иерархии тщеславия и профессиональных интересов. Мои слова обращены к тем из нас, кто видит свою жизнь и деятельность sub specie aeternitatis — как духовную работу в наше бездуховное время.

Итак, ангелы (надо надеяться, гораздо более просвещенные и осведомленные, чем мы, в том числе и о деталях Сюжета) — вверху; создания от животных до минералов (предположительно, менее просвещенные) — внизу. (Заменила ли при этом физика Бога как источник наивысшей истины: материология вместо теологии?) Если Макдоналдс и Голливуд символизируют пошлость, приземленность, материализм и развлечения, «хлеб и зрелища» для двух низших уровней общества, порождают невежество и низкие страсти; если политическая элита в Вашингтоне создает «демократические» декорации, прикрывающие плутократию и экономические интересы; если традиционные религии и церкви (с их «слишком человеческими» иерархиями, политико-социальными институтами, политикой и планами) символизируют массовый народный «опиум», совершенно неприемлемый для ума современного скептика, интеллектуала или интеллигента — то все это не может решить «проклятые вопросы» бытия. Тогда «Град на холме» мог бы состоять из одиноких и объединившихся, знаменитых и неизвестных персонажей человеческой истории, которых я бы определил как граждан этого вечного, неизменного Града, и среди которых каждый из нас выбирает своих героев, наставников и примеры для подражания — сообщество тех, кто всем сердцем и умом стремится познать этот мир, служить человечеству и Богу, поручившему им эту работу на земле. Все это не имеет ничего общего ни с навязчиво-кричащей голливудской рекламой, ни с помпезными политическими церемониями в мировых столицах, ни с отшельническим уходом в какую-либо религиозную доктрину, претендующую на абсолютную святость и полученную из некоего древнего откровения (а что, к примеру, говорит православная доктрина «Божественного домостроительства» о ядерной реакции?) — «Град на холме», даже если его граждане никогда лично не встречались, олицетворяет свободное человеческое сердце и независимый ум тех, кто в этом падшем преходящем мире стремится выполнять миссию благородной «жреческой» части человечества. Родственные идеи можно проследить в российской «интеллигенции», у американских трансценденталистов с их Конкордской философской школой и в концепции Рудольфа Штейнера „Freies Geistesleben“ (нем. — свободная духовная жизнь). В наш постнаучный век древние религии как минимум пытаются дать ответы на главные вопросы, хотя сомнительно, что их многомиллионные последователи готовы зрело рассуждать о «проклятых вопросах» бытия; что касается Голливуда, то это одновременно и симптом, и болезнь измельчавшего, приземленного человечества — разновидность того же «опиума». Жители «Града на холме» не могут удовлетвориться ни библейскими доктринами, ни советами гуру, ни научными открытиями ископаемого «недостающего звена», мозговых хромосом, пределов вселенной или фундаментальных «кварков» — им обязательно нужно попытаться охватить все многообразие человеческого опыта. Они не цепляются (лат. religare) за религии прошлого, но учатся у них, хотя и научные теории не могут принять как евангельскую истину, ибо в науке столько же нераскрытых тайн, сколько их до сих пор осталось в религии. Если свободный и независимый человеческий дух в сегодняшнем безбожном, варварском и беспорядочном мире не сможет провозгласить новое живое духовное евангелие — добрую весть о смысле, цели и надежде — то нам придется покориться и довольствоваться научными теориями и изобретениями, а также древними донаучными религиозными преданиями о жизни и мире. Непостижимым образом объяв необъятное, восстановив разорванное верхнее звено в Великой цепи бытия (хотя бы только в благородном и жертвенном стремлении), они должны попытаться стать (хотя бы в личной жизни и делах) образцами человечества, пребывающего между премудрыми ангелами (добрыми или злыми) и низшим природным миром. Для этого нужно жить и работать так, словно мы нужны Богу и ангелам в нашей земной жизни, и от нас зависит окончательное духовное восстановление (греч. апокатастасис) низшего природного царства.