Долгожданная служба по Генеральному штабу началась для него только после двухгодичного цензового командования пехотной ротой. 26 ноября 1910 года он получает назначение обер-офицером для поручений при штабе Приамурского военного округа и убывает из Варшавы на Дальний Восток, к новому месту службы.
Штабс-капитан пробыл на берегах Амура год, или, как говорится, день в день. Но больше всего времени ему довелось провести в китайском Харбине. Такое случайностью не было. По договоренности с Пекином Россия держала для охраны Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) Отдельный корпус пограничной стражи, носивший название Заамурского.
Заамурский корпус пограничной стражи состоял из отдельных пехотных и конных полков, нескольких артиллерийских батарей. И хотя стражниками служили не вчерашние новобранцы, а добровольцы — «охотники», порядки в корпусе были армейские, как и сама служба по охране КВЖД. Поэтому офицеры штаба Приамурского военного округа постоянно командировались в Харбин. Среди них порой велись такие разговоры.
— Опять в Китай приказано убывать. Но там же роты и сотни стражников ничем не хуже армейских. Там люди служат постарше.
— Хорошо, что постарше. Быть большой войне в Европе, заамурцы первыми пополнят полевые войска.
— Воевать в Европе? С кем?
— С немцами, вестимо. Знаешь же по газетам, что на Балканах вот-вот может война пыхнуть.
— Если пыхнет, то нам берегов Амура больше не видать…
Полученный в академии кругозор военного человека, прочные знания и желание работать сослужили хорошую службу. 26 ноября 1911 года следует перевод старшим адъютантом в штаб Варшавского военного округа. То есть карьерный рост был несомненен. Одновременно с назначением следует производство в капитаны со старшинством со 2 мая 1908 года.
Люди, хорошо знавшие Дроздовского по совместной предвоенной службе, заметят, что ему очень помогал солидный багаж академических знаний, помноженный на личностные качества Сам же он помнил напутственные слова преподавателя тактики генерал-майора Николая Александровича Данилова по прозвищу Данилов-рыжий: «Для вас., настоящая учеба начнется после окончания Академии, и тот, кто остановится на тех знаниях, которые он вынес из Академии, безвозвратно отстанет».
Отставать же от требований времени и развития военного дела молодой генштабист определенно не желал. Он продолжает заниматься самообразованием, весь отдаваясь службе. Простой она не была, поскольку округ относился к разряду приграничных. Помогало то, что офицерский коллектив штаба Варшавского округа традиционно отличался большой спайкой: «…Офицеры Генерального штаба в Варшавском военном округе жили сплоченной семьей. Этому способствовало наличие единственного в армии особого собрания офицеров Генерального штаба, где происходили доклады, военные игры, товарищеские ужины и обеды. Здесь генерал по-дружески говорил с капитаном и обменивался взглядами по военным вопросам…»
Можно сказать, что капитан Дроздовский сразу вошел в собрание генштабистов-варшавян и скоро проникся их корпоративным духом. Исполняя обязанности помощника начальника отчетного отделения, он закрепил за собой репутацию энергичного и делового работника, начальство отмечало его не раз.
Плодом трудов стал третий орден — Святой Анны 3-й степени. Высочайший указ о награждении последовал 6 декабря 1911 года.
Столь скорое награждение (по времени перевода генштабиста в Варшаву) объяснялось достаточно просто. К тому времени уже сложился блок Центральных держав в лице кайзеровской Германии и Австро-Венгерской империи. Ни Берлин, ни Вена особо теплыми отношениями с соседней Россией не отличались. Поэтому в штабе Варшавского военного округа особых мирных иллюзий на недалекое будущее не строили.
Дроздовский понимал, что для русской армии опыта уже далекой Японской войны откровенно недостаточно. Да и к тому это была война не в Европе, а на Востоке. Поэтому, когда началась Первая Балканская война против Турции, он подал рапорт с просьбой отправить его военным агентом (представителем) в сербскую или болгарскую армию. Или, наконец, разрешить ему сражаться в одной из этих армий волонтером.
Но тогда, в событиях сначала Первой, а затем Второй Балканских войн, Россия старалась официально придерживаться нейтральной позиции. Поэтому офицерам русской армии действительной службы командование неизменно отказывало в подобных рапортах: «В вашем пребывании на Балканах, как строевого офицера, сегодня нет надобности…»
Но, получив такой отказ, капитан Дроздовский не успокоился. Он сел писать «большой труд по стратегии, о будущей русско-германской войне». Михаил Гордеевич, как и многие тогда реалистически мыслящие военные люди, предвидел, что в самом скором времени Российская империя столкнется в Европе с империей Германской. Логика европейских событий склонялась именно к такой развязке ситуации на континенте. И здесь он, как и большинство его сослуживцев, не ошибся.
Работа была окончена и получила высокое одобрение сослуживцев. Но опубликовать ее автор не сумел по многим причинам Одной из них стало то, что окружное командование не рискнуло издать в Варшаве книгу, в которой «заблаговременно» назывался главный противник России в скорой большой войне на Европейском континенте. Когда эта война началась, Дроздовского спросят:
— Михаил Гордеевич, где ваша рукопись, которая наделала столько шуму в штабе Варшавского округа?
— Затерялась.
— А если ее попробовать отыскать?
— Зачем? Война, о которой я писал, уже идет.
— Но там же ваши обдуманные мысли. Им же ценность есть.
— Мысли сегодня обдумываются в окопах…
Те, кто знал его с академической скамьи, вспоминали, что Дроздовский отличался приверженностью к «машинной технике». Он «преувеличивал» значение в будущей континентальной войне аэропланов и аэростатов, автомобилей (грузовых и легковых) и бронемашин, пушечных и пулеметных, бронепоездов с их маневренностью и силой артиллерийского огня.
На занятиях в штабе округа, штабных играх на оперативных картах приграничья с Германией и Австро-Венгрией, особенно с Восточной Пруссией и Галицией, часто происходили настоящие баталии во взглядах на характер будущей войны и на ее техническую сторону.
Оппонентов у твердо стоявшего на своем Дроздовского всегда хватало. Особенно трудно приходилось ему при обсуждении возможностей нарождавшегося воздушного военного флота, или, говоря иначе, армейской авиации.
— Ныне кавалерия, даже легкоконные и скорые на подъем казаки, не смогут добывать требуемые разведданные. Я в этом убежден.
— Почему вы так считаете, Михаил Гордеевич? Вспомните историю войн в той же матушке Европе, и вы потеряете в том убежденность.
— Автомобили, обилие пулеметов, скорострельная артиллерия умалили сегодня роль конницы в разведке. Это реалии нашего времени.
— А что вы предлагаете в разведке взамен испытанной в таком деле конницы?
— Аэропланы и аэростаты.
— Но их же так мало в войсках.
— Будет больше, посмотрите. Взгляните на техническое состояние прежде всего германской армии, и вам все станет ясно, куда она идет и к чему в технике стремится.
— Если вы так убежденно стоите за аэропланы и аэростаты, то на чем основана ваша такая уверенность?
— Я исхожу из опыта Японской войны, на которой имел честь сражаться в 34-м Восточно-Сибирском полку.
— И что лично вам, Михаил Гордеевич, дал этот опыт?
— При штабе Маньчжурской армии был воздухоплавательный отряд. Он несколько раз удачно сработал на артиллерийскую разведку.
— Но это же была просто проба нового технического средства?! Да и к тому же аэростат сам по себе неподвижен. Он привязан к земле.
— Если для разведки этого будет мало, то тогда в воздух надо поднимать аэропланы.
— А что дадут они армейской, корпусной и, наконец, дивизионной разведке?
— Дадут дальность обзора летчиком-наблюдателем, скорость выхода на разведку и возвращения домой. Аэроплану страшна только непогода, ему не надо прорываться через вражеские позиции и заслоны, как кавалерийским партиям.