Утром во дворе Долгановский проводил инструктаж.

— Несмотря на современное многообразие отделочных работ, — бесстрастно говорил он, — штукатурные работы не потеряли своего назначения…

— Как по учебнику шпарит.

— Слово в слово, — поддержал Антон. Группа разместилась с солнечной стороны строительного вагончика. Рабочие уже приступили к делу, и кроме пэтэушников да завуча с мастером во дворе никого не было.

— Штукатурные работы в многоэтажных зданиях начинаются с верхних этажей, — продолжал Долгановский. — Ваш мастер расписался в специальном журнале стройки за соблюдение вами техники безопасности. Мусор, доски, кирпич из здания спускайте только по закрытым желобам и ни в коем разе не сбрасывайте…

— Нам уже говорили…

Долгановский пропустил замечание.

— Дранку теперь используют редко из-за ее трудоемкости. А в новых домах не применяют вообще. Но здесь вам придется поработать дедовским методом. Желаю успеха!

Мастеру тоже нашлось о чем порассуждать:

— Перед работой осмотрите свои места. Все лишнее, особенно доски с торчащими гвоздями, уберите.

«Откуда там доски с гвоздями? — подумалось Игорю. — Нарочно, что ли, оставил…»

— Если доски тяжелые и нельзя убрать, загните гвозди, чтоб не было травм, — продолжал Щербаков. — Рекомендую также, в порядке пожелания, покрыть олифой ручки молотков, терок и полутерок. Не будут намокать, и раствор не пристанет.

— А где взять олифу?

— У старосты группы.

— Главное, не терять инструмент, — напомнил еще раз Долгановский, перед тем как разойтись.

По словам Евгения Григорьевича, за утерянный инструмент могли вычесть из причитавшихся за работу денег.

Здесь будет первая получка за практику. В прежней жизни каждый ограничивался той мелочью, которая перепадала от родителей. Этой мелочи знали цену. Теперь же они сами должны были получить кое-что. Будет о чем поговорить родителям.

Игорь размешивал в ящике раствор, бросал его мастерком на стенку и по звуку определял, удачен ли шлепок. Он воображал, каких после практики наберет покупок — отцу и матери, всерьез начнет помогать родителям. А каким непохожим приедет сам он в родную деревню, явится вечером в клуб. На стройке они заприметили уже многих рабочих. Больше других понравился крепкий, высокий парень, он приезжал на работу каждое утро на собственном мотоцикле. Парень, как выяснилось, окончил то же училище. Ребята завидовали ему. Со временем и они приобретут такие же мотоциклы. Игорь даже прикидывал втайне, как будет возить на своем мотоцикле Милу.

Оштукатуренные стены приобретали ухоженность. Работа преображала их. Труднее давались углы, где линия должна получаться четкой и ровной. Сделать ее такой с одного раза часто не удавалось. Доводить угол считалось не простым делом.

Больше часа пытался Игорь забросать стену раствором и разровнять. Ту самую стену, где набивали они с Антоном мазутную дранку. Сколько ни водил он в том месте теркой, сколько ни ровнял — раствор не держался. Одно время казалось, что он застыл, и ребята начали было уже переносить ящик с раствором к другой стенке. Но не успели и двух метров пройти, как за спиной чавкающе упал огромный шлепок.

Опустили ящик, оглянулись — да так и застыли: на стене оголенно зияла дранка. Хоть плачь. Зияла там, где они набивали последний куль. Раствор на глазах сдвигался, полз с шорохом вниз, подобно скользящему по крыше отсыревшему снегу, потом отваливался, оголяя немалый участок дранки. Оба смотрели то на стенку, то друг на друга. Просто не верилось, что так скоро и с такой легкостью рушилась их работа.

Антон взялся лепить угол снова. Но свежая штукатурка сползала еще быстрее. И тогда решили насыпать в ящик побольше вяжущего алебастрового порошка.

Мигом размешав, выметнули раствор и, не давая сползти, разровняли, загладили место.

Раствор вначале как будто замер, утихомирился. А чуть спустя штукатурка ожила заново, нависла наплывом и отвалилась знакомым шлепком.

После Антона попробовал Игорь. Он лихо и хлестко метнул несколько раз, но получилось то же самое. Вот тебе и заработок… Да так и на еду-то не хватит!

Место на стенке коварно держало их, они не могли из-за него двигаться дальше. И, чего доброго, рисковали оказаться в группе последними. На крайний случай можно бы обратиться к мастеру Щербакову: так, мол, и так, Юрий Владимирович, не получается что-то. Однако мастера на месте не оказалось. По правде говоря, неохотно и принимался он поправлять работу своих подопечных, предпочитая, чтобы доводили все сами. Мастеру предстояло к тому же писать на каждого отзывы, давать заключения, и неувязки могли быть потом упомянуты. Лучше уж с самого начала доделывать все самим, чтоб никто и не знал о твоем невезении, чтобы не послали вместо почетной стройки куда-нибудь к чертям на кулички.

Дело меж тем основательно застопорилось. На беду, заглянул еще Валька Павлихин и пуще взвинтил. Вальке, здоровенному, с коротким широким носом битюгу, надлежало сообщить, что принимать работу, возможно, придет сегодня сам завуч училища Долгановский. И надо, чтоб работа смотрелась как полагается.

Показывать плохую работу — Мало приятного. Начнут вникать, что да как, а там, глядишь, штукатурить свинарник отправят. Предупреждал ведь Долгановский перед практикой. А такая работа казалась штукатурам занятием самым что ни на есть обидным: этим можно заниматься и не оканчивая строительного училища.

Форма… Хранил Игорь Божков у себя фотографию, сделанную в день получения пэтэушной формы: касаясь рукой спинки стула, стоит он в отутюженной, аккуратной одежде. Стоит чуть строговатый от излишней внимательности и напряжения, уже не мальчишка, но и не юноша пока, а просто восторженно настроенный человек, готовый ко всему необычному в новой для него жизни. А тут дела не складываются. В группе наверняка отыщут козла отпущения, закивают на Божкова и Камышкина, как на бракоделов.

Удивительная штука — работа. Давно ли настрой был отличный, и о чем только не мечталось. И вдруг все пропало, потускнела радость.

И когда уже казалось, что нельзя ничего придумать, явилась вдруг обнадеживающая идея — залепить брешь вчистую одним алебастром, а поверх чуток потянуть раствором.

Оба хорошо знали свойства порошка — приставать к чему угодно. Не теряя времени, они развели алебастр, размешали и прямо пятерней принялись лепить угол. Масса мигом твердела, застывала почти на пальцах, но ребята не скупились, сыпали порошок из бумажного мешка в ящик, лили воду, мешали и лепили, лепили…

Брешь на глазах уменьшалась. Штукатуры, покрывая дранку, все еще боялись, что раствор сдвинется, поползет. Но ничего подобного не случилось: месиво в мгновение застывало. Поверху нанесли тонкий слой нормального раствора, и место на стене, как им казалось, перестало чем-либо выделяться…

Сунув вскоре в дверь голову, Павлихин предупредил их о появлении завуча. Вовремя же управились! Рядом слышались голоса, кто-то стучал по стенке соседней квартиры, пробуя на звук штукатурку, после чего, шаркая и переговариваясь, обходящие направились к ним. Проверяющих — трое: завуч Долгановский, разрумянившийся от ходьбы по переходам и лестницам, мастер Щербаков. Позади всех топтался Павлихин.

— Можно? — спросил завуч с излишней бодринкой в голосе, жестом приглашая и остальных за собой в комнату.

— Можно… — ответил Игорь. Они с Антоном стояли ни живы ни мертвы после тщательного обследования соседней квартиры. А вдруг и здесь начнут? И определят брак по стуку.

Долгановский, трогая бородку, окинул цепким взглядом комнату — от потолка до пола, как если бы выискивал в ней пыль или паутину. Игорь с Антоном затаенно следили за его вездесущим взглядом.

— Молодцы!.. — сказал он. — Ведь правда — молодцы, а?

По тону, каким спросил Долгановский, чувствовалось, что доволен он не столько ими, сколько тем, как поставлено в училище трудовое дело. Похвала завуча явилась такой неожиданностью, что и Игорь и Антон, оставшись одни, едва не закричали и не запрыгали от радости. Завуч с мастером заглянули не случайно — готовился разбор. И напарники не ошиблись.