Голубые струйки закручивались и шипели.

– А теперь слушайте, – продолжал Донни. – Наступили Тяжелые Времена. Черт знает, какие тяжелые. Но мы должны простить своих родителей за то, что они нас бросили. И мы должны их оплакать. Каждый из нас думает о своих папе и маме и каждый плачет о них. Думайте о них сейчас, вспомните своих родных. Вы их любили, а может быть, ненавидели, или сами не знаете, как к ним относились, подумайте о них, простите их и позвольте им уйти!

– Я не могу! – сказала одна девочка, губы ее дрожали.

– Ты должна, – решительно ответил Донни. Общий вздох взлетел и превратился в стон.

Адэр закрыла глаза и стала думать о своих родных. Как они приезжали к ней в летний лагерь, когда она была маленькой. Как отец учил ее плавать. Как мама настаивала, чтобы Адэр не позволяла ей выигрывать в шахматы. Как отец работал на своем катере, как она им гордилась. Тогда она не понимала, что это было за чувство, но сейчас знала – гордость.

Она вспомнила, как родители спорили друг с другом и как они помирились, когда заметили, что она их слышит. Помирились тут же, не сходя с места, из-за нее, Адэр.

– Мы прощаемся со всеми, кого потеряли! И мы отпускаем их! – кричал Донни. – Отпускаем всех!

И она вспомнила Кола. Своего старшего брата. Как он пытался сдерживаться и не слишком наезжать на нее, когда она падала на скейт-борде. Как он помог ей создавать простой веб-сайт. Как на Рождество притворялся безразличным, глядя на ее счастливое лицо, когда дарил ей жакет, который она хотела получить. Как пытался самостоятельно заработать денег.

Прощай, Кол!

А Донни продолжал. Сейчас он уже не кричал, но его голос все равно долетал до каждого.

– А теперь скажите себе: мои родители умерли, они ушли. Я тоже скажу это, мы скажем вместе. Мои родители ушли.

На лицах отражались сполохи огня, мечущегося по чернеющим трупам. Вместе с Донни дети прокричали: Мои родители ушли!

Адэр упала на колени и повторяла эти слова в прижатые к лицу ладони.

– Они никогда не вернутся. Они никогда не вернутся.

– Мы теперь взрослые. Мы теперь взрослые.

Этого Адэр не смогла произнести, но она кивнула.

Засунув выключенный фонарик между грудями, Лэси почти катилась по металлической лестнице вниз. Она так спешила, что в конце все же упала на гравии и подвернула щиколотку.

– Вот сволочь! – Она вытащила из прорези блузки фонарик и пробежала лучом по машине. – Сукин сын! Хочет сбежать!

Она и сама побежала – чуть не воя от дикой боли в щиколотке – к багажнику «шевроле», где Берт засовывал в открытую заднюю дверь ящик из-под пакетов молока со всякой электронной мелочевкой.

– Берт! Ты предатель!

Он обернулся к ней, неумело имитируя полную невинность.

– Ты что? Я собирался… гм…

– Ах ты, черт побери!

Стэннер и Гарольд обменялись понимающими взглядами и двинулись к передним дверям автомобиля.

Берт вздохнул, сунул ящик в «шевроле» и захлопнул дверцу.

– О'кей. Я не хочу, чтобы ты ехала.

– Вот как? Значит, мужчины «делай что должен, и будь что будет», а женщины «сиди дома и не рыпайся»?

– Чем меньше народу поедет, тем лучше. Какой от тебя толк? Ну, то есть… я имею в виду это дело…

– У меня хватит ума и находчивости. И я могу вас подстраховать, слышишь, шовинист!

Берт потянулся к ней, но Лэси отстранилась, губы ее дрожали.

– Черт возьми! Я только-только нашла тебя… – И она позволила себя обнять.

– Я знаю, – тихонько сказал он ей в самое ухо. – Я тоже. Но мне надо чувствовать, что… что я делаю это для тебя. Для тебя. Может, это старомодно. Черт подери, это древнее чувство. Мне нужно тебя защищать. Лэси, позволь мне это сделать. – Он откинул голову и посмотрел ей в глаза. – Позволь мне защищать тебя.

– О'кей, ковбой. Я останусь и буду ждать. Но, мать твою, ты должен вернуться.

– Берт! – крикнул Стэннер. – Мы уезжаем!

– Лэси, мы скоро увидимся, – сказал Берт. Если хоть кто-нибудь из нас это переживет.

Он поцеловал ее и полез в машину, а она стояла и смотрела ей вслед.

– Сукин сын. Эх, мужчины!

Спрэг – то, что когда-то было Спрэгом – был отправлен патрулировать периметр кладбища. Сейчас он всматривался в тень, поднимающуюся из канавы, которую они выкопали. В основном она была нужна, чтобы поглотить взрывную волну.

По его мнению, пускатель сеялки походил на проектор, который он видел в планетарии. Когда закончат юстировку и запустят его… Когда снаряд достигнет высоты в одну милю…

Будут выпущены планирующие контейнеры. Тысячи семян нанотехнической жизни попадут в воздушные потоки, и в мире начнется следующая стадия реорганизации, которая распространит истину от «Всех Нас».

Вдруг он заметил на холмах огонь. Мерцающее пятно разрасталось и словно бы превратилось в горящий глаз самого холма. Спрэг увидел там и другие огни: тонкие лучи фонарей вокруг светового пятна были направлены вертикально вверх. Он понял, что они находятся на крыше главного городского резервуара. Там, где собирались на встречу дети. Спрэг надеялся, что Винни тоже сумел добраться туда.

Потом зазвучал гром. Грохот хэви метал. Низкий рокот единственной гитарной струны. Открытое «ми», звучащее снова и снова оттуда, сверху. Злое, почти немузыкальное, неудержимым потоком вливающееся в уши. Совершенное.

Гундерстон сообщил им о встрече, но без подробностей, а потому туда послали всего дюжину единиц колонии. Теперь становилось ясно, что надо посылать подкрепление.

Послать могли любого, кроме нескольких стражей вокруг кластера.

Спрэг – то, что когда-то было Спрэгом – поднял тревогу. Он сообщил (в системе их общих символов), что «данные его экспертной системы», сохранившаяся память о функциях помощника шерифа предоставили ему информацию, что на водяном резервуаре имеет место крупное Разрушительное Воздействие на Орг.

Все, кто может, должны двигаться в том направлении. Немедленно.

Кластер запросил у него подтверждение.

Спрэг дрогнул от энергии запроса. Ему потребовалось мобилизовать всю свою глубинную мощь, чтобы дать ответ которого требовала его душа, – соврать им ради тайной надежды.

Надежность данных 96, 9999999999! В случае отсутствия конвергенции – беда.

Тогда кластер распорядился, что «Все Мы», кроме постов 7, 3, 53, и 99, должны сходиться у огня и струны «ми» и уничтожить все, что будет там обнаружено, так как осеменение ждет, юстировка закончена, в пускателе растет давление. Через тринадцать минут и семь секунд мир изменится, утопия, наконец, осуществится.

23.

14 декабря, ночь

Дрожа от ночного холода, Стэннер еще раз попробовал сотовый телефон, хотя и знал, что тот не действует. Надеялся дозвониться до кого-нибудь в Пентагоне, сказать им, чтобы подождали. Не начинайте бомбардировку! Есть другой путь! В трубке звучал лишь хаос помех. Он покачал головой Берту и Гарольду: нет.

– Теперь они уже создали непроходимый барьер.

Все трое прятались за остатками изгороди вокруг кладбища. Стэннер готовился проникнуть на главную базу ползунов. Гарольд все еще возился с излучателем. Берт с дробовиком в руках прикрывал тылы.

– Может, мы спороли глупость? – размышлял вслух Гарольд, дрожащей рукой закрепляя последний болт. – Может, следовало послать людей напрямик через лес? Дать им шанс спастись и вызвать подмогу. Попытаться остановить бомбардировку. Нет уверенности, что эта штука сработает.

Стэннер почувствовал внезапную симпатию к Гарольду, который взвалил на свои совсем не широкие плечи такой груз и так внезапно. В то же время ему захотелось крикнуть во весь голос: Черт возьми! Ты сам сказал, что она сработает. Берт покачал головой:

– Им пришлось бы убеждать власти в том, что здесь происходит. Слишком долго.

Стэннер не стал говорить им, что знакомый низкий звук, который он прямо сейчас слышал в небе, скорее всего шел от бомбардировщика «Стелс». Скоро должны полететь бомбы.