— Выходит, вы каждый шаг его контролировали? — подала голос Столичная Штучка.

— Ну, не то чтобы так, но пилила, конечно. Он у меня хороший мальчик вырос, уважительный. Но вот взрослеть стал — и я вроде как лишняя оказалась. А мне-то обидно! Мне ж хотелось ему всегда нужной быть. А он все «сам» да «сам».

— И что, что вы сделали? — живо заинтересовалась Штучка.

— Решила, что надо быть еще нужнее! Появилась у него жена — я стала и ее опекать. Все время им подсказывала, что лучше, да как надо. Ох, и надоела я им, наверное, со своими советами! Они со мной совсем недолго пожили — стали квартиру снимать. А я и туда — то еду, то звоню! Если не знаю, где они сейчас и что делают, — так на сердце неспокойно.

— Да, я вас понимаю, — сочувственно сказал охранник. — Если у вас сын как свет в окошке, так без него вроде и темно, да?

— Ой, правду говоришь! — обрадовалась женщина. — А как в глазах потемнеет — я сразу болеть начинаю. И звоню ему: приезжай, мол, спасай старуху-мать. Он все бросит, приедет — мне сразу и лучше.

— Неужели вот так все сразу бросал? — восхитилась Штучка.

— Бросал… Пока его самого молодая жена не бросила. «Извини, — говорит, — но ты женат на своей маме, и мне с ней не тягаться». В общем, разошлись. Я, конечно, переживала, но не понимала тогда, что здесь и моей вины чуть не половина… Не дала я им семью крепкую создать, все время клином вбивалась.

— А что потом было? — спросил охранник.

— А потом он с другой девушкой познакомился. Ну, я обрадовалась: внуков-то ой как хотелось! И опять кинулась их семью по своему понятию строить, порядки устанавливать. О-о-о-ох… не могу…

— И тогда ваш сын ушел в Убежище? — помог ей охранник.

— Ушел… Все ушли. И внуков увели. Одна я осталась, совсем одна.

— Ох и обиделись, наверное?! — предположила Столичная Штучка.

— Поначалу — да, а как же… Очень обиделась! Прямо-таки смертельно. А потом думаю — ну помру я, и никто обо мне не вспомнит, и на могилку не прилет. Что толку помирать? Может, лучше все-таки подумать — что я не так делала? Почему сыну пришлось Убежище искать?

— И что, додумались?

— Додумалась. И люди добрые помогли. Теперь я знаю, что даже мать родная может захватчиком стать, если границы постоянно нарушает. Чужая семья — государство суверенное. Надо уважать.

— Но он же сын вам! Он вам по гроб жизни обязан! — возмутилась Штучка.

— Нет, милая. Не хочу никаких «гробов жизни» — ни ему, ни себе. Пусть просто жизнь будет! У них — своя, у меня — своя, а встречаться будем, когда сердце попросит, и по обоюдному согласию.

— Правильно решили, мамаша, — снова одобрил охранник. — Когда по зову сердца — оно ведь всем в радость.

— А про то, что обязан… Он же меня не просил его рожать, я сама так решила — для радости, для счастья! Чем же он мне обязан, скажите на милость? Нет уж, я за радость и счастье, что в жизни получила, плату требовать не намерена. Хоть и пыталась. Но теперь — ни за что не стану. Вот решила пойти, повиниться. Может, поймут.

— Обязательно поймут, мамаша! — горячо пообещал охранник. — Вот увидите! Пойдем-те, я вам метлу дам.

— А зачем метлу-то?

— А как по лесу пойдете, вы перед собой ею метите. Она все преграды сметет и мысли плохие как поганой метлой выметет. Не заметите, как до Убежища доберетесь.

— А мне чего метлу сразу не дал? — обиделась первая мамаша.

— Так вы ж от инструкций отказались! — удивился охранник. — Кто ж вам виноват?

— А я возьму чего ж от возможностей отказываться? — рассудила вторая мамаша.

— А если ваш сын с вами и разговаривать не захочет? — засомневалась Столичная Штучка. — Все ж таки столько времени прошло, столько обид…

— И такое может быть, — спокойно ответила ей женщина. — Только я готова. Если надо будет, еще приду и еще. Объяснюсь, повинюсь. А если не захочет — ну что ж, значит, так тому и быть: Лишь бы он был счастлив!

— Ну, пойдемте, а то скоро вечер, а вам еще по лесу идти, — поторопил охранник. — А вы, дамочка, еще к Убежищу пойдете? Может, и вам метлу дать?

— Нет. Если только улететь на ней, — неуверенно улыбнулась Штучка. — Я домой пойду. Кое-что поняла, надо обдумать. Рано мне к Убежищу, я так полагаю…

…Охранник провожал взглядом двух женщин — одну попроще, постарше, с метлой наперевес, отважно идущую исправлять свои ошибки. Другую — Столичную Штучку, у которой лоску и амбиций заметно поубавилось, зато задумчивость в глазах появилась, а это — хороший знак…

А в Убежище тем временем дежурный кричал:

— Эй, народ! Вы там Витьке перелайте! К нему маманя идет! С метлой! По чистой дороге!

И все радовались, потому что даже в Убежище все, каждый час и каждую минутку, втайне ждут, что однажды придут родители, и наконец-то они сумеют поговорить и понять друг друга, и можно будет обнять и сказать заветные слова: «Мама, нам тебя так не хватало!»

ЧУДО ШЕСТНАДЦАТОЕ

Сказка про Убежище заставила меня крепко призадуматься.

Действительно, оставлять ребенка без внимания нельзя, иначе он начнет болезнями или разными выходками его вымогать, но и вмешиваться без нужды не следует — а то ребенок будет отгораживаться и заборы возводить. Стало быть, опять надо искать золотую серединку. Ой, недаром Сказочный Доктор все время повторяет, что умный родитель детей не воспитывает, а взращивает.

— Не дрессировщик, а садовник! — это он так определяет роль родителя. — Первый вынуждает к определенным действиям политикой кнута и пряника, а второй — тщательным уходом и заботой. Конечно, садовнику приходится результатов дольше ждать, но ради такой благородной цели, как взращивание, стоит и потерпеть.

Да, и мне садовницей как-то больше нравится быть, чем дрессировщицей. Видела я таких «дрессированных» детишек. С виду — сама благопристойность, но бывают с ними такие всплески, что как с цепи сорвались. Да что там «как»? Получается, действительно — с цепи… А если родители ребенком манипулировали, стало быть, и он такой же способ поведения усвоит и потом будет родителями манипулировать, мало не покажется. Дети, они же всегда родительское наследство приумножают, так что и тут — не исключение.

Кстати, сестрица моя… Вот уж манипуляторша! Она и в семье всеми крутить умудрялась, всегда своего добивалась, я так не могла. А теперь бывшим мужем крутит, только шум стоит. Но в эту интригу и сынишка их включен, вот что плохо… Он у них как заложник, ей-богу!

Подумала я про своего племянника малолетнего, и сразу настроение у меня испортилось. Вроде вся ситуация как на ладошке, а чем помочь — не знаю. Ну, тут я вспомнила, что я теперь вроде как сказочницей заделалась, чего бы не написать сказку? Изложу-ка я всю их ситуацию, как мне она видится, а счастливая концовка сама собой напишется. Но, против ожиданий, получилось у меня вот что…

ГРАНИЦА НА ЗАМКЕ

утник стоял и озадаченно рассматривал представшую перед ним контрольно-следовую полосу, ряд столбиков, уходящих влево и вправо, и колючую проволоку, натянутую между ними. Было очень похоже на границу, хотя никаких границ в этом месте вроде не предполагалось. Путник двинулся было вперед, но далеко не ушел.

— Стой! Кто идет? — грозно окликнул его мужественный голос из-за ближайшего пышного куста сирени.

— Свои, — осторожно отозвался Путник, приостановившись.