Дзебу приказал лжемонахам выстроиться в линию. Подойдя вплотную к Юкио, он прошептал:

– Он мог видеть тебя раньше! Опусти голову вниз!

Он стоял у подножия скалы, с которой Шинохата смотрел, как монахи в оборванных одеждах устало проходили мимо.

– Пусть они снимут свои шляпы! – сказал Шинохата.

Дзебу отдал приказ, и те, у кого были конические соломенные шляпы, защищавшие от стихии, обнажили свои головы. Юкио, согнувшись под переносным алтарем, шёл, пошатываясь, в хвосте процессии.

– Вы заставили самого невысокого монаха нести огромный тяжелый алтарь! – заметил Шинохата.

– Он не монах, – сказал Дзебу. – А всего лишь мирской брат, носильщик.

Как раз когда Юкио, который остался далеко позади всех, поравнялся с Шинохатой, он наступил на камень, лежавший на тропе, и упал. Алтарь с гулким треском повалился на бок. Юкио, вставая с четырех точек, взглянул прямо в лицо Шинохате. Дзебу услышал, как Шинохата поперхнулся. Он увидел в изумленных глазах самурайского командира, что тот, кажется, узнал Юкио.

В этот момент Господь надоумил Дзебу. Он бросился к Юкио, размахивая своим посохом. Одна половина его рассудка заставила палку опуститься на спину Юкио.

– Неповоротливая обезьяна! – закричал он. – Как осмелился ты позволить алтарю Великого Будды упасть на землю! Немощь! Ты постоянно задерживаешь нас, а теперь еще уронил святой алтарь! Встань и подними алтарь, а не то переломаю все твои хрупкие рёбра!

Он с силой стукнул Юкио палкой, когда тот подполз к упавшему алтарю и подставил под него спину. Пожирая взглядами Дзебу, два человека Юкио подошли помочь ему возложить груз на плечи.

– Назад! – заорал Дзебу, размахивая своей палкой. – Простой носильщик не имеет права на помощь монахов!

В конце концов Юкио взгромоздил этот ящик на четырех ножках на свою спину и обвязался для безопасности. Согнувшись вдвойне, он снова побрел вперед. Шинохата выглядел потрясенным.

– Я на миг подумал… – он запнулся. – Но ни один самурай не ударит своего господина так, как ты дал этому носильщику. Даже спасая его жизнь.

Он сердито оглядел своих людей, как бы вызывая их разрешить его подозрения. Солдаты стояли молча, удивленные приступом бешенства у огромного монаха, ударившего маленького носильщика. Так же молчаливо, грозными взглядами окидывая Дзебу, стояли остальные лжеямабуси. Сензо Тотоми, уже на некотором расстоянии от границы, казался почти сумасшедшим от ярости.

Шинохата оглянулся на Дзебу.

– Вы замечательный человек, священник Маконго! Я сожалею, что мы угрожали вам и задержали вас. В виде извинения я пошлю вдогонку за вами гонца с несколькими кувшинами саке.

– Монахи не пьют саке, – напомнил ему Дзебу.

– Конечно, нет! Но даже при этом вам будет прощена капля, выпитая, дабы сберечься от простуды на открытом горном воздухе. – Он взглянул вниз на дорогу, на маленькую фигуру, согнувшуюся под алтарем, и Дзебу увидел слёзы, стоящие в его глазах. – Горы так обширны и утомительны, а человек так мал и хрупок!

Завеса солнечного света поднялась из-за черных пиков на западе и позолотила горы на востоке. Укрепление скрылось за склоном, покрытым сосновыми рощами. Дзебу бросился на землю перед Юкио, который освободил плечи от алтаря. Слёзы полились по щекам Дзебу.

– Прости меня, Юкио-сан! – рыдал он. – Не знаю, как я мог сделать это! Накажи меня, если считаешь нужным!

Тотоми выпрыгнул вперёд:

– Дай мне убить его, господин! За то что он ударил вас, он заслуживает смерти!

Юкио рассмеялся:

– Что ты будешь делать, Тотоми, вышибешь его мозги камнем? Ты забыл, что этот монах Дзебу мудро приказал нам выбросить оружие? Будто бы знал, что мы собираемся сделать что-то возмутительное. Дзебу, ты, наверное, ждал долгие годы, чтобы дать мне хорошего тумака палкой между лопатками?

Сначала робко, потом громко, как будто бы облегчение дохнуло на них, люди рассмеялись. Даже Тотоми присоединился ко всем. Никто не хочет в действительности умереть, даже Дзебу. Пасть в бою – это одно, и совсем другое по-настоящему желать смерти.

Топот бегущих ног эхом отозвался в тишине гор. Три солдата в сумерках спешили по тропе. Зябкая мысль, что Шинохата послал вслед за ними войска, чтобы задержать их, шевельнулась в голове Дзебу. Затем он увидел, что люди были безоружны и что большие кувшины с саке прыгали на их спинах.

– Привет от господина Шинохаты вашему святейшеству! – выдохнул один из них, когда они преподнесли вино отряду Дзебу. Кто-то из людей Дзебу развёл огонь, и Дзебу пригласил трёх солдат отведать с ними вина. К сожалению, солдаты согласились остаться, и поэтому беглецы не могли свободно праздновать свой побег, а продолжали притворяться монахами.

Юкио, оставаясь в роли носильщика, прислуживал во время ужина, состоявшего из сушеной рыбы и рисовых пирогов. Дзебу почувствовал, что вино разгорячило его, как матроса красный фонарь. Он наслаждался тем, что удалось выпутаться в испытании на заставе, и был несчастным оттого, что ударил Юкио. Противоречивые чувства разрывали его на куски, подобно тому как у монголов лошади разрывают пополам закоренелого преступника. Он больше не мог сидеть спокойно. Он вспрыгнул на ноги, подхватив свой посох, и держал его горизонтально перед собой. Он пустился в пляс, гордо вышагивая влево, затем быстро перепрыгивал вправо, потом делал оборот. Это был танец молодого человека, который он узнал в монастыре Вотерфоул год назад. Его спутники смотрели, разинув рот, но солдаты смеялись от души и хлопали в ладоши в такт поступи Дзебу. Юкио сделал барабан тайко и отбил сложный ритм. Танец Дзебу становился всё более зажигательным и диким, по мере того как он изливал в нём всё, что чувствовал: горе падения Юкио, злость на Хидейори и его приспешников, страсть к Танико, радость оттого, что он жив, горе оттого, что жизнь кончается. Он поразил зрителей серией воздушных акробатических трюков и закончил тем же медленным и величественным боковым шагом, как и начал.

Подняв фонарь, чтобы осветить путь, солдаты неохотно попрощались с этой удивительно весёлой группой монахов. Когда они ушли, Дзебу снова бросился на землю перед Юкио, ударив лбом перед босыми ногами вождя.

– Мой господин Юкио! Можешь ли ты и впрямь простить меня?

Юкио печально улыбнулся.

– Я могу простить, что ты бил меня, – сказал он спокойно. – Это ничто. В чём я не уверен, так это в том, что смогу простить твое вечное желание спасать мою жизнь. Когда я упал, встретился глазами с командиром этого укрепления и понял, что он узнал меня, я почувствовал огромное облегчение. Зачем ты спас меня? Ты не можешь представить, Дзебу-сан, как мало мне хочется цепляться за эту жизнь! – Он повернулся и пошёл в темноту.

Держа в руке Камень Жизни и Смерти так, что свет гаснущего костра отражался красным в глубинах кристалла, Дзебу сел там же, где стоял, и заплакал.

Глава 22

Как и все здания в Стране Восходящего Солнца, дворец сегуна зимой был холодным и продувался сквозняками. Танико, Хидейори, Бокуден и Риуичи, уединённо обедая в опочивальнях Хидейори, надевали много слоев одежды и держали свои ноги у разведенного на углях огня, горевшего в котацу, квадратной яме в полу, покрываемой низким столом.

– Танико-сан, – сказал Хидейори, – ты провела много лет среди монгольских варваров. Я только что получил известие, что послы от императора Монголии высадились в Накате, при Кюсю.

Сердце Танико остановилось на мгновенье, а затем начало испуганно трепетать. Она закрыла глаза, касаясь кончиками пальцев лба, и увидела перед собой лицо Кублай-хана: огромный, раздающий приказы, круглый и медный, как летнее солнце, он предстал перед ней так живо, как будто она покинула его дворец только вчера. Когда она открыла глаза, то увидела, что Хидейори устремил на нее проницательный взгляд, удивительно похожий на взгляд Кублай-хана.

– Я никогда не видел тебя в таком страхе, Танико-сан, – сказал он спокойно, с любопытством.