Быстрый душ, попытка пожрать закончилась выпитым сырым яйцом и новой сигаретой. Кажется, сегодня я опять не усну...

Ян

      - Темник, на выход! - раздается от двери и я, скрипя зубами, слыша эту проклятую фамилию, все же иду куда послали. Задерживаться здесь больше нет смысла.

      Руки свободно висят вдоль тела, когда прохожу по последнему коридору, ведущему к выходу, и как же радует отсутствие порядком остопиздевших наручников.

      Ни с кем не прощаясь, никому не оставляя координат, тупо ухожу. Нет у меня здесь друзей и не надо. Мне вообще никто не нужен, уж это, за два года проведенные за бетонной стеной, я понял хорошо.

      В небольшой комнате переодеваюсь в вещи, притащенные Андрюхой. Да, дружище был один из всех, кому я позволял приходить и сам ждал его появления. Он не бросил меня, передачки какие-то таскал, но не в этом была вся прелесть. Через него я мог узнать, как дела у наших, что нового происходит в мире, чувствовал свободу и знал, что Я это Я, вот он, разговариваю с ним, что я не пропал, не исчез, не забыт и не брошен. От этих переживаний делалось тошно временами, я не выходил к нему неделями, потом получал конечно, но, переболев, вновь мог ему улыбаться.

      Темные джинсы немного великоваты, зато свободно и не жмет нигде. Лехина старая толстовка как раз впору, все же за два года немного стал шире в плечах, окреп, хотя... так и остался прежним.

За окном давно весна. Сулит ли она мне хоть что-то хорошее?

      Выйдя из-за тюремной клетки, стоило только отъехать железным воротам, понимаю, что нихуя хорошего мне ни светит. Эти два "подарка судьбы", чтоб их черти на сувениры разорвали, стоят красавцы, хуле: один на одной стороне дороги, как всегда идеальный до тошноты, в темном костюме и очках, скрывающих бесстыжие глаза, прижимается спиной к двери дорогой иномарки, делая вид, что он тут вообще случайно мимо проезжал; и второй... ну это как всегда: помятый, небритый, будто бухал неделю, в сером спортивном костюме и закатанными рукавами толстовки - точно гопник перезрелый. Этот вообще жопой на капот старенького джипа уселся и сидит себе, чуть ли не пальцем капот ковыряет. Ну что за еб твою мать, а? Ну хотел же нормально выйти... и уйти, куда подальше, чтобы эти рожи не видеть. И на тебе, Ян, получи, распишись, подарок свыше.

      Вскидываю голову кверху, мысленно застонав, и, психанув, иду в противоположную от них сторону. Ну на хуй такие встречи, лучше тюрягу обойду, там пару километров и остановка будет.

      Солнце нещадно припекает, становится жарко или это у меня внутри что-то горит? Все неправильно и неверно, хочется закрыться челкой, но в виду установленного законодательством порядка я почти лысый и это, увы, невозможно.

      Черт! Когда я оказался здесь, точнее еще в изоляторе, а потом и в санке, где мне уже сообщили, что я начал отбывать срок еще лежа на больничной койке, я твердо решил терпеть. Это не на вечно, в конце концов. Но услышав срок... внутри меня что-то оборвалось. Возможно, в тот момент и пришло осознание, какой я долбоеб. Семь. Семь долгих лет заточения лишь за то, что хотел заработать, причем не убил даже никого, а жаль. Хоть не так обидно бы было.

      Первое время было тяжко. Я сразу поставил себя неправильно, за что и поплатился. Не зная здешних законов и порядков, я жил по своим, но когда мне надоел этот цирк, примерно минут через сорок после поступления на территорию тюрьмы, пошли конфликты. Не могу сказать, что здесь много хуже, чем на улице. Те же пацаны, те же разборки. Я и на улице мог в морду дать, что уж говорить о здешних жителях. Адаптация давалась тяжело. Не умею я сидеть в четырех стенах, это сильнее меня. Мне нужен свежий воздух, возможность повернуть в любую сторону и идти не разбирая дороги, без цели, без смысла, стирая ноги в кровь, один... в этом заключалась сложность. Я разучился подчиняться старшим (в данном случае ментам), отвык жить по системе, спать когда велено, жрать когда велено и что положено. Это дикость для моего восприятия. Эти мысли возвращают меня в прошлое, когда я еще был кому-то что-то должен. Сейчас же я не должен ровным счетом ничего и никому. Я свободен. Теперь уже во всех смыслах. В кармане паспорт и еще парочка документов, которые помогут мне встать на ноги. Я не собираюсь возвращаться в подвал, хотя, признаться честно, иногда скучаю по своему чердаку, государство выделило мне комнату в общаге за символическую плату, чему я несказанно рад, собственно, туда я и направляюсь. В кармане есть кое-какая наличность, заработанная честным трудом, на первое время, думаю, хватит... Но эти двое никак не ввязываются в мою новую жизнь, больше того, видеть их сейчас для меня сродни смерти. Мало того, что я их ненавижу, так я еще и соскучиться умудрился, а в скопе с чувством вины перед ними, собирается совсем уж безобразный букет, которым хочется надавать им по роже и поделив напополам, уложить на могилки.

От автора

      Двое так и продолжали стоять на месте, переглядываясь между собой, неосознанно ища поддержки друг в друге и одновременно ненавидя тело напротив. Ну да, ни один не пришел.

      Когда Ян только вышел из ворот, оба мужчины стушевались, не зная, как на это отреагирует пацан и свою-то реакцию было предугадать сложно, все же их сейчас было трое, а это уже проблема. Но когда удалось рассмотреть реакцию Яна на их появление и явный протест ко всему, что связано с их появлением... вот, по логике, они должны были расстроиться, а еще лучше свалить куда подальше, как только заметили полное к себе пренебрежении, но что в одном, что в другом загорелась обжигающая душу искра, вернулся тот азарт, тот едва заметный трепет в груди, все те чувства, непонятые ими самими еще ТОГДА, они вновь возвращались, толчками, скачками, заставляя разум сходить с ума, в незнании, как поступить дальше, а риск вытворить очередное безумие рос с каждой секундой, с каждым четким уверенным шагом Яна в противоположную от них сторону.

      Клим, хмыкнув своим мыслям и сделав для себя определенные выводы, грациозно скатился с капота, не спеша обошел тачку, сел в салон и, заведя мотор, уверенно тронулся с места, оставляя Сета в недоумении и легком шоке. И все? Уехал что ли? Верилось с трудом и можно было бы подумать, что поехал он вслед за Яном, да направление движения говорило об обратном. Ян не обернулся, услышав шелест шин, не смог этого сделать, но признать можно, сделалось ему более чем тошно.

      Сет же, выматерившись, причем не только про себя, оттолкнулся лопатками от дверцы машины и направился вслед за пацаном, понимая, каким идиотом сейчас выглядит, как каждым сделанным шагом в направлении парня кричит о своей слабости, но в раздирающей душу никчемности, от которой делалось самому тошно, ощущалась в теле удивительная легкость.

      - Ян! - позвал парня, оказавшись в паре метров от него.

      Ян хоть и вздрогнул, не веря ни своим ушам, ни мыслям, совершенно не понимая, какого хера Сет все еще здесь, почему не уехал и что ему может понадобиться от того, у кого вновь ничего нет: ни денег, ни долгов, не за что ухватиться.