Изменить стиль страницы

— А теперь поглядим на него, — Тарас кивнул на Владимира, — и подумаем, как с ним быть?

Думали недолго: за мальчишество и самовольство, за попытку скрыть содеянное решили отстранить от работы до проведения эксперимента.

— Все, Володенька, — объявил Тарас, — ты свободен. Дайте ему дорогу.

Друг мой как-то сразу обмяк, побледнел. Худшего наказания он и представить себе не мог, и понуро поплелся к выходу.

— Минуточку, — остановил его Тарас, — но обратился ко мне. — Я слышал о таинственном бегемоте, живущем у тебя. Объясни, пожалуйста.

Я рассказал о появлении бегемота.

— Поразительно, — удивился Тарас. — Какие вы щедрые на сюрпризы. Может, еще что в запасе есть?

Мне представился удобный случай рассказать о своем появлении, но было много народу, и я не осмелился.

— А что думает о бегемоте Володя? — спросил Тарас.

— Пока одни догадки. Может даже он из КА-спирали.

— Смело! Ладно, иди отдыхай.

Мне стало жалко Владимира — такой у него был потерянный, несчастный вид. К выходу шел не человек — шло само горе.

— Заберите у меня бегемота, — попросил я. — Житья никакого.

— Что-нибудь придумаем, — пообещал Тарас.

Я заранее поблагодарил и выскочил вслед за Владимиром. Но его уже нигде не было.

Глава 4

На утро следующего дня к моему дому подлетел грузовой планколет и завис над балконом. Забавная машина. Ни самолет, ни вертолет — просто приплюснутый сфероид и тихо-тихо жужжит. Специально сделанные эластичные захваты, словно клещами, обхватили туловище бегемота и он, подергивая короткими лапами, поплыл по воздуху.

Избавился от животины — хорошо. И странно, жалко мне стало толстокожего, будто что-то потерял. И Владимир «спасибо» не скажет. Но куда он мог запропаститься? Без него мне в лаборатории делать нечего. Меня, конечно, не прогонят, но быстро поймут, какой я чудовищный болван. Чего ни коснись — не знаю, не понимаю, не разбираюсь. А как хотелось принять участие в подготовке эксперимента. Во всяком случае, идти в институт без Владимира я не решился, даже побаивался — не вызвали бы, все-таки я был единственным свидетелем исчезновения и «воскрешения» Владимира, как говорится «химичил» с ним, к тому же я был еще и консультантом. Долго я ждал его. Не вытерпев, стал вызывать по видофону. Ответа не было. Я жалел друга и злился на него — ушел, оставив меня черт знает в каком положении. Вызвал по видофону Току и спросил, где можно найти Владимира?

— Можно в Антарктиде, можно на Луне. Но успокойся, Александр, он жив и здоров. Попрыгает, покусает локти от горя, и вернется. Трагедию надо пережить, надо прочувствовать свою вину.

Вот как! Значит, временно е отстранение от работы для Владимира — это целая трагедия. Тогда ему, наверное, сейчас не до меня.

— Не знаю, что делать, — пожаловался я.

— Признайся нашим, кто ты есть. Я подтвержу.

— Доказательств нет, Тока. Это ты да Володя поверили на слово.

— Я-то ладно. А у Владимира веские соображения на этот счет имеются. Как у вас говорили — он голова. Потому его и держат в институте. Наказать-то накажут, но не выгонят. Он человек в науке оч-чень серьезный. А я человек маленький, несерьезный, всем верю на слово. А тебе плохо, да? Ты хандришь? Что бы для тебя приятное такое сделать? Хочешь слетать на луну?

— У вас это так просто?

— Не совсем. Но у меня есть два билета, а моя Серафима всегда занята. Я летать в космос не люблю, но ради тебя — хоть куда! Я не знал, надо ли подготовиться в эту необычную экскурсию, а у Токи от радости не спросил.

Мелодично запел сигнал видофона. По индексу я понял, что это из института. Так и есть. Добрыня с немым укором смотрел на меня. Потом улыбнулся, спросил о самочувствии и поинтересовался, забрали ли бегемота? Приходил ли ко мне Владимир? И, вообще, почему я такой бука? Я на все ответил, кроме «буки». Тогда он деловито сказал:

— Мы ждем тебя, Александр. Проконсультироваться надо. Скажи, вы с Володей считаете, что при трансприденции… — и он такое наговорил, такую выдал шифровочку, что я зажмурился.

— Вы в этом уверены? — услышал я наконец нормальные слова и оторопело брякнул «да».

Спрашивается, кто меня за язык тянул? Чего бы проще сказать «не знаю». Теперь Добрыня не отстанет.

— Очень любопытно, Саша. Мы ждем тебя.

Нет, в институт мне ни в коем случае идти нельзя. Подумал я так, и…как дурачок отправился в институт. Меня там ждут. И про Луну даже забыл.

В лаборатории работали без шума и суеты. Возле «Аленушки» появились какие-то оранжевые груши. С потолка свисало некое подобие люстры, от которой тянулись нити к черному ящику, тоже закрепленному на потолке. Два неразлучных друга — Захар и Архип — стоя на высоком постаменте, копались в черном ящике. Они приветствовали меня, подняв ладони вверх. Юлия манипулировала клавишами мезонного компьютера и записывала цифры. Супруги Марковы демонтировали панель и — редкое явление — не спорили. Как по команде, поздоровались со мной в один голос. Было много и незнакомых людей. Каждый что-то крутил, собирал, устанавливал.

— Александр! — обрадовался Добрыня. — Жду-не дождусь, — и взяв меня под локоть, подвел к своему столу. — Значит, вы с Володей уверены, что…, - он повторил ранее сказанную шифровочку и развернул карточки, исписанные такими многоэтажными заковыристыми формулами, что мне стало дурно. Он ткнул в одну из формул острием карандаша и спросил, почему так получается. Что ж, пора разоблачаться. Но все-таки я попробовал вывернуться:

— Владимир уверен, а я пока нет. Поэтому ничего не скажу.

Добрыня обиженно поджал губы:

— Понятно, и, между прочим, тоже любопытно. Володенька успел научить?

В лабораторию ворвался Тока:

— Александр. Я всюду ищу тебя. Мы же договорились лететь на Луну.

— Вы собрались на Луну, — опешил Добрыня. — Ну, это уже подозрительно. Счастливого пути!

— Луна подождет, Тока. У меня есть желание поработать.

— Правильно, самое милое дело — это хорошенько поработать.

С покаянным видом я вежливо попросил Добрыню дать мне самую грязную черновую работу. Тот выразительно хмыкнул, немного подумал, и поручил мне спаивать вольфрамом термостойкие провода.

Копаясь в проводах, я немного нервничал и старался не смотреть на Юлию — я чувствовал на себе ее взгляд. Она сидела неподалеку и все также нажимала на клавиши. Честно признаться, я всегда стеснялся девчонок и, зная, что внешность моя обыкновенная, а физиономия самая простецкая, не спешил заводить с ними знакомства. А уж о своих редких зубах я помалкиваю. Просто стыдно перед людьми. Но голова моя невольно поворачивалась в сторону Юлии и мы с ней встречались взглядом. Ох, и глаза! Гипноз, током бьет. Сделав едва уловимое движение изогнутой бровью, она улыбнулась мне:

— Саша, можно тебя на минуточку?

Чувствуя, как от смущения пылают щеки, я подошел к девушке. При мысли, что она попросит помочь ей разобраться в цифрах, меня сразу прошиб холодный пот. Но она заговорила о другом:

— Саша, я давно хотела тебя спросить. У тебя хорошие ровные зубы. Но они такие редкие. Тебе это нравится?

Боже, как можно такое женщине спрашивать!

— Мне все равно, — растерянно пробормотал я.

— Не верю. Ты разве не знаешь, где устраняются врожденные дефекты зубов? Я подскажу, — она черкнула адрес. — Вот, обязательно зайди туда. Каждый мужчина следит за своими зубами, а тебе все равно. И откуда ты такой интересный взялся? Где ты жил?

Я сказал, что жил в Чите и обещал зайти по указанному адресу. При этом я с остервенением принялся кусать провода. Потом убавил темп, спешить не надо, а то ведь завтра и послезавтра придется опять просить черновую работу. Конечно, я в любое время мог встать и уйти, но что-то сдерживало. Уже лаборатория опустела, а я продолжал возиться с проводами. Добрыня напомнил мне, что пора бы и отдохнуть.

— Где можно найти Владимира? — спросил я. — Неужели никого не волнует, куда он пропал и что с ним. А может, несчастье?