Глеб не мог уснуть, сон полностью пропал, так же как и аппетит. Тошнота не отпускала ни на минуту, и все труднее было усидеть на месте. Топтание по комнате лишь раздражало, но оставаться неподвижным не было ни сил, ни возможности. Учащенное дыхание стало нормой, неконтролируемые слезы и обильный пот - верные спутники адской головной боли, пульс бешено трепещет где-то в горле, отдаваясь в виски. Когда же это закончится?! Просто нестерпимо хочется прекратить все это.
Суставы выворачивает, кончики пальцев немеют, судорогою сводит мышцы, дико зудит кожа, хочется стянуть, сцарапать, содрать ее к чертовой матери, чтобы дать воздуху остудить пожар внутри. И из последних сил он сдерживается, чтобы не начать стонать в голос. Безуспешные попытки растереть мышцы не отзываются результатом. И выть хочется, стонать, простить, умолять прекратить эти мучения. Так хочется забыться, раствориться, исчезнуть. Когда сон, больше похожий на бред, все-таки забирает в свой плен, удается отключиться на пару минут. Перед глазами встает образ улыбчивого мальчишки, забравшегося в самое сердце и растопившего многолетнюю боль. Но стоит распахнуть глаза, как все возвращается на круги своя, усиливаясь в несколько раз.
Глеб, свернувшись калачиком, забившись в дальний угол комнаты, кусает себе руки, пытаясь заглушить рвущиеся всхлипы, надеясь минутной острой болью перекрыть агонию внутри. Он тихо скулит, сипло дышит и медленно сходит с ума, радуясь, что в этот момент он один.
Когда открывается дверь в комнату, не слышит шагов, а лишь легкий сквозняк, тянущий по полу, неприятно прошедший по оголившейся пояснице. Сильнее сжимается в маленький комочек, тихо подвывает и хочет умереть, вот сейчас. В эту минуту. Но вместо облегчения, его поднимают на руки и несут на кровать. Глаза открыть получается не с первого раз, но вид потерянного и отстраненного Юрия настораживает, даже через выворачивающую боль.
- Пусти… - хрип вместо крика, срываясь на кашель, отчаянно старается восстановить дыхание, что удается с трудом.
Юрий смотрит на него пару минут, наблюдает, как его корежит и выгибает на постели, и умирает вместе с ним. Не такой судьбы он желал этому парню, не такой…
Бережно прижимает к себе, чувствуя отторжение, отрешенность, направленную на него, и еще крепче сжимает руки. После несет в душ, силой раздевает и силком заталкивает под воду. Не получается отвести взгляда от старых шрамов, за которые столько раз было стыдно, от стройного тела, изученного до мелочей и упущенного безвозвратно.
После вытирает и помогает надеть принесенные пижамные штаны и футболку. Глеба трясет, он уже мало что соображает и держится исключительно из гордости и нежелания подчиняться, смириться – значит умереть. Хотя он и так умирает, телом, но не душой.
Юрий достает две таблетки, такие знакомые парню и, повертев их у него перед носом, успевает убрать руку в сторону, пока парень с поистине нечеловеческой скоростью не вцепился в них. Серые глаза потянуты пьяной дымкой, Глеб выглядит неадекватными, и со стороны просто ужасающе.
- Просто попроси, - тихо говорит Юрий, скользя широкой ладонью по пояснице и пробираясь под футболку, оглаживая разгоряченную кожу.
Парня трясет, пытается отстраниться, уйти от прикосновения, даже сейчас, почти не владея собственным телом, избежать контакта. Но упрямо молчит, отвернувшись к тошнотворно-зеленого цвета стене.
- Просто попроси, - повторяет Юрий, сам не понимая, зачем так близко наклоняется к шее и целует в плечо.
- Убирайся, - слишком громко брошенное слово отразилось эхом от стен и вернулось приглушенным, прорываясь насквозь через душу.
Вырвавшись, падает на пол и отползает к стене, упирается в нее спиною и, прижав к себе ноги, утыкается лбом в колени, медленно раскачиваясь из стороны в сторону.
Юрий тяжело встает, не чувствуя собственных ног, и дело вовсе не в алкоголе, он почти трезв, просто видеть сейчас парня таким реально невыносимо, неприятно, до безобразия непривычно. Лучше бы он кричал, орал, вырывался, но не сидел подобно сумасшедшему, покачиваясь, словно тростинка на ветру. Его колотит, все тело пронзает крупная дрожь и хочется кричать от безысходности, а еще гнева, на него, на себя, на всех.
- Просто попроси, - раздается слишком близко над ухом.
- Уйди, дай мне сдохнуть одному, одному…одному… - повторяет как заговоренный, не поднимая головы.
Как бы ему не хотелось облегчить свои страдания, даже сейчас, пройдя через многое, он лучше сдохнет, чем возьмет у этого человека хоть что-то.
Юрий, ни долго думая, добавляет к двум таблеткам еще одну, совершенно другую, с неожиданным эффектом, и, оторвав голову парня за волосы, силой заставляет взять таблетки в рот. Глеб сопротивляется, мычит, пытается выплюнуть, но силы до смешного не равны, Юрию хватает одной руки, чтобы удержать ослабевшего парня, а второй закрыть ему рот. Осталось только подождать…
Спустя минут пятнадцать наступило затишье, Глеб ослаб, сполз на пол и устало прикрыл глаза. Его дыхание нормализовалось, на бледных щеках появился легкий румянец, а тело перестало так неестественно трясти.
Юрий выдохнул с облегчением и сожалением одновременно. Все это время он считал, что это шутка, бред, плод его больного воображения, а не жуткая реальность. Но в жизни вообще не бывает чудес.
Подняв, ставшее сейчас таким хрупким, тело на руки, осторожно опустил его на постель, убрал мокрые от пота прилипшие ко лбу пряди волос в сторону, прошелся кончиками пальцев по скулам, очертил сухие искусанные губы и едва ощутимо, почти робко, словно в первый раз, прижался к подрагивающим в наркотическом сне губам. Спустя мгновение шокировано распахнул глаза, когда ему ответили на поцелуй и невнятно замычали в ответ. Это был ступор, хотя он и сам дал Глебу таблетку возбудителя, что в комплекте с наркотой, и так повышающей сексуальное влечение, дает убийственный эффект. И это не Глеб вовсе, он там, далеко в своем выдуманном мире, греется в лучах теплого солнца, полностью отключившись от реальности, но тело… Тело недвузначно реагирует на каждое прикосновение.
Это низко, грязно и отвратительно, все именно так, как и привык Юрий. Но сейчас, у него словно поехала крыша. Глеб сам подавался к нему на встречу, стараясь углубить поцелуй, взгляд этот пьяный полуприкрытых глаз, тихие стоны, такие непривычно-искренние, и возбуждение, красноречиво упирающееся мужчине в бедро.
Юрий слетел с катушек, от открытости, искренности и желания, пускай и искусственно созданного. Скользнув губами по шее, полностью улегся на парня, слыша его хриплый выдох. Ладони вовсю скользят по телу, то оглаживая, то до боли сжимая ставшую нестерпимо чувствительной кожу: бедра, живот, грудь, сдавить затвердевшие соски и снова по кругу, пока тело в твоих руках не начнется метаться, скуля и прося большего.
Вещи в хаотичном беспорядке летят на пол, раскидавшись причудливым узором. Дыхание сбитое, почти сорванное, так сложно удержать грань дозволенного, не переступить через нее, не открыться навстречу.