- Издеваешься? - уточняет, выливая пузырящуюся жидкость в раковину.
- Я так старался, - пожимаю плечами и картинно лью слезы.
Странно, но настроение на редкость превосходное. Так всегда бывает, когда моя прекрасная задница влипает в нехилые приключения. Ну, а тошноту и легкий мандраж можно списать на недосып.
Да какой легкий мандраж? Меня трясет как алкоголика с похмелья, жесткого похмелья. В голове куча чепухи, попытка организма защититься от предстоящего стресса. И выть хочется, и шоколадку - ну что за ерунда?
- Вик, давай обдумаем все еще раз, - предлагает он.
Киваю.
- Ты понимаешь, что тебе придется оборвать любые отношения со своим отцом?
- Да пошел этот старых х…
- Вик! Он твой отец, - прикрикнул на меня Яр. Совесть показала ему средний палец и вместе со здравым смыслам удалились, дабы не видеть этого безобразия.
- Когда он трахал МОЕГО парня, отсылал меня в эту жопу и лез в мою жизнь, он не очень походил на идеального родителя, - начинаю злиться.
- Он любя, - Яр пытался скрыть улыбку, но уголки губ предательски дернулись, за что он и получил болезненный пинок под столом. – Мелочь пакостная, - прошипел мужчина, потирая пострадавшую конечность. – Ты не сможешь вернуться к прежней жизни…
- Переживу.
- Не сможешь общаться со старыми друзьями…
- Нет у меня друзей.
- Лишишься всех денег, возможностей, образования, наследства…
- Похуй! – почти радостно.
- Ты долбоеб?
- Частично да, - не могу не согласиться. – Яр, мы это уже миллион раз обсуждали, думаю пора переходить к решительным действиям. Деньги заработаю, образование получу. Да, будет сложно, да, непривычно, но я справлюсь. Ну или помру вместе с Глебом от голода под первым забором, зато вместе, романтика же, - нахально скалюсь в лицо медленно закипающего Яра.
- Скажу честно, я думал ты передумаешь. Пойми, мне нелегко это признавать, но ты молодец. Я бы так не смог, любой нормальный человек тоже, да и хоть немного разумное существо…
- Я понял, - перебиваю его пока меня не опустили ниже одноклеточных.
- Мне будет не хватать тебя, пацан, - печальная улыбка, как серпом по яйцам.
- Какой ты настоящий? Я никак не могу понять, зачем тебе все это нужно, почему ты с отцом, зачем помогаешь мне? Ты вообще псих, нет?
- Можно сказать и так, - загадочно улыбается и, поцеловав меня в висок, выходит за дверь. – Отцу звонить будешь?
- Позже… - дверь за нами закрылась, возвещая об окончании прежней жизни. Да и нет больше того Вика, распиздяя и балагура, коим я и являюсь. Он умер в тот момент, когда избитое, перепачканное грязью и собственной кровью нечто, с серыми пьяными глазами, протянуло мне руку, вырвав меня таким простым жестом в реальный, настоящий мир.
Пока Яр вышел из машины, образно матерясь и проклиная всех на свете, блокирую двери и набираю знакомый номер по памяти. Пара гудков и на том конце слышится такой знакомый, но вот уже не совсем родной голос.
- Я слушаю, - сердце сразу пропускает удар.
- Привет, пап… - воцарившаяся тишина нагнетает обстановку еще сильнее. – Не ждал?
- Ждал, просто не предполагал так скоро, - он собран и холоден, как и всегда, и это бесит.
- А ты думаешь, я позвонил помириться? – моему удивлению нет предела, и я даже не стараюсь его скрыть.
Внутри что-то болезненно начинает пульсировать и отдаваться тягучей болью в сердце. Не хочу так, просто не хочу, это тяжело, неебически сложно. Сжимаю крепче телефон в руке, стараясь прийти в себя.
- Вик, мы родственники, близкие и родные люди, нам нет причин ссориться, - немного устало начал он и я понял, что если сейчас его не заткну, то он не остановится, а ворошить все старое мне не хочется.
- Па, как там Глеб? - едва удается сохранить голос спокойным.
- Он у меня, с ним все хорошо, - не верю ни единому слову.
- Пап, а помнишь, когда мне было двенадцать лет мы с тобой в парке гуляли, я еще тогда с велика упал и идти не мог, а ты меня на руках нес?
- Помню, - его голос сел и стал едва слышным. Ему было тяжело, я это чувствовал, разделял его чувства, но не мог и не хотел смягчать удар.
- А потом на машине ехать не хотел и ты меня до дома на себе тащил, ругался, образно выражаясь и нес всякий бред, пытаясь маты заменять цензурными словами.
- Вик…
- А потом дома сам мне ногу обрабатывал и обещал, что все будет хорошо, что чтобы в моей жизни не случилось, я всегда смогу опереться на твое плечо и ты понесешь меня хоть на край света…
- Вик…
- А помнишь, как мы зимой на лыжах катались? Я еще равновесие потерял, и ты за мной летел, думал, я себе шею сломал. Я же видел, как ты испугался в тот день, за меня испугался.
- ВИК! – его крик звоном отозвался в ушах.
Убираю телефон и делаю несколько глубоких вдохов, быстро шарю глазами по сторонам, стараясь взять себя в руки.
- Пап, а на что ты готов ради меня? – вопрос, не дающий мне покоя вот уже скоро год.
- На многое, - мне было тяжело его слушать, неприкрытые эмоции прямо по оголенным нервам - это так жестоко.
- Но не на все, - усмехаюсь, понимая, что разговор зашел в тупик.
- Нет, не на все.
- Пап, я люблю тебя, честно. Несмотря ни на что. Но люблю того, который носил меня на руках, и дул на ранку, обещая всегда быть рядом. Того, кто всегда был рядом, кто желал мне добра, хотел защитить от целого мира… - голос дрогнул, чертовы слезы брызнули из глаз. - Ты умер для меня настоящий, такой отец мне больше не нужен, извини. Я буду помнить только хорошее, - из груди вырвался всхлип, это было низко и унизительно, но просто неизбежно, - только самые лучшие моменты, которые навсегда останутся в памяти. Так же как ты для меня, так же и я с этого момента умер для тебя. Прощай, пап…
Его взволнованное «Вик…» эхом отдалось в ушах и вбилось в память, как не самый лучший момент в моей жизни. Было трудно, вот так обрезать большую часть себя. Я любил своего отца, по-другому, не как Глеба, но я не соврал, когда сказал, что он для меня умер. Мне будет не хватать его тепла, очень… Все-таки мы были очень близки, вопреки всем правилам и стереотипам «нашего» мира. Это больно, терять любимых…