Изменить стиль страницы

Потом пути их разошлись, семья Тютюнниковых оказалась в Израиле, а с Жоркой он встретился однажды в Германии. Там в пабе, за кружкой пива, Игорь рассказал ему, уже толстому и лысому, о своей первой любви и об украденной фотографии. И тогда же узнал, что Соня несколько лет назад умерла от рака, оставив Игорю на память фотку и имя, которые пригодились в его нелепом плане пробудить беспробудное…

Все эти мысли пронеслись в голове профессора Соломатина за несколько минут, пока он держал Янины руки в своих. Но миловидная официантка в кимоно подошла принять заказ, и лопнули мыльными пузырями воспоминания, Яна забрала свои руки и сложила их на коленях. И не потому, что ей было неприятно, а просто стало неудобно перед юной официанткой лет двадцати, которая спрятала в уголках губ улыбку и нарисовала на лице высшую степень внимания к клиенту.

Так подумал Игорь, заказывая еду и кофе, хотя ему было уже безразлично, кто и что о нем подумает. Сердце его трепетало и билось, как в молодости от мыслей о Соне или позже об Антонине, которая казалась ему недостижимо далекой от его научного мира. И как он тогда решился объясниться? И зачем она согласилась?

Воспоминание о жене поскребло где-то в груди, словно пенопластом по стеклу, и Игорь ощутил физический дискомфорт, но улыбнулся Яне и протянул к ней одну руку ладонью вверх. Яна положила на нее свою.

Время отодвинулось за стеклянные пределы заведения японской кухни, люди за соседними столиками тоже будто растворились и перестали для них существовать, а странная пара сидела в ожидании своего заказа и разговаривала, казалось бы, ни о чем. И им было хорошо.

Потом Игорь учил Яну есть суп мисо: сначала выбирать палочками все, что можно выловить из пиалы, а затем выпивать солоноватый, с запахом йода и кунжутного масла бульон. Рассказывал, что в Японии громко хлебать считается хорошим тоном – так ты демонстрируешь благодарность хозяевам за вкусный обед. Сказал также, что ждет приглашения на научную конференцию в Осаку с посещением атомной станции возле городка Фукусима. И добавил, что мечтает поехать туда вместе с ней.

Палочки замерли в воздухе, не донеся до Яниного рта комочек зеленых водорослей, выловленных в пиале с супом.

– Не шутите так. Вы живете в мире иллюзий, – сдержанно сказала она.

– Я не шучу. Если вы скажете мне, что согласны изменить вашу жизнь, я… я поговорю с Тоней, мы взрослые люди, уже вырастили сына, что еще нас удерживает друг возле друга? Мы сможем культурно попрощаться. – Игорь уставился на круглый красный бумажный фонарик, висевший у окна. – Я так думаю.

– Не знаю, – отозвалась Яна.

– Не знаете, сможем ли мы с женой поставить точку, или не считаете меня достойным быть рядом с вами?

Щеки Яны запылали. «Ну и узел! Это тебе не слушать часами о чужих проблемах и выводить пациента на путь их решения… Теперь ты, дорогуша, нырнула в чужую жизнь, вывозилась в ней по самые уши, да еще и задело тебя за живое! Вот и попробуй теперь рассуждать беспристрастно, трезво, будто ты не внутри всего этого, а снаружи! Хочешь быть с ним? Сможешь пройти через все, что этому предшествует? Сможешь уважать себя, так поступив со своей клиенткой? То-то же! Но вот он рядом, такой надежный, мне с ним спокойно и безопасно, как в детстве. Это плохо? Да, это плохо…» – пронеслось у нее в голове, и Яна потупила глаза.

Она разглядывала что-то на дне той тарелки с японским супом, ее ресницы дрожали, и хотелось ей плакать от тревоги и счастья, от стыда и от желания и самой наконец почувствовать давно забытое или неведомое доселе ощущение СВОЕГО человека рядом.

Профессор Соломатин замер в ожидании ответа, чувствуя себя, как на натянутом над манежем канате или на тропе на краю пропасти. Сердце его трепетало под джемпером, а пальцы вдруг стали холодными.

– Дайте мне два дня, – вдруг выдохнула Яна.

– Два дня? – удивился Игорь.

– Да, два дня. Разве я много прошу?

– Нет, конечно нет. Пусть будет так. Но… Но знайте, мне бы не хотелось вас терять. Я еще не верю, что нашел. Пусть и так странно… Простите меня за всю эту ерунду, и за Соню, и за Антонину, и за мои разговоры о ней – все это останется за чертой, за гранью…

– Не надо об этом. Я здесь и сама нахомутала. Не знаю, как теперь себя уважать…

– Вы все сделали правильно. Это жизнь. Должен вам признаться, что уже сделал один шаг к выяснению отношений с Тоней. Даже не дожидаясь вашего ответа. Я все равно больше не вижу никакого смысла в такой нашей жизни…

Яна не стала уточнять. Игорь не вдавался в детали. Что-то предпринял. Сделал какой-то шаг. Взрослый человек. Это его дела…

Сначала они попрощались на улице возле парковки. Яна не захотела, чтобы Игорь отвез ее домой. На метро ей было вполне удобно. Игорь пошел проводить ее до метро. На полпути к подземному переходу мигала зеленым крестом вывеска аптеки.

– Вы не подождете немного, я сейчас… – неожиданно остановил Игорь Яну и направился туда.

Уже не первый раз за сегодняшний день у него сдавило где-то за грудиной и опять онемела левая рука, но такое случалось и раньше. Теперь помимо этого пекло в груди и отдавало в левое плечо и даже в шею слева. Игорь ускорил шаг, взялся за холодную ручку двери аптеки, оглянулся на удивленную Яну, которая замерла на тротуаре, несколько раз вдохнул морозного воздуха и, словно собираясь нырнуть, вошел в помещение. Яна огляделась – район кипел людьми, гулявшими вечером выходного дня, машинами, которые, как муравьи, вечно двигались куда-то, каждая по своему маршруту, елочными огнями, гирляндами, которые без устали мелькали на витринах и змейками на деревьях, – город переживал праздничные дни, гулял и вообще не очень чувствовал разницу между Новым годом и Рождеством.

Вдруг словно тревожный гул колокола ударил Яне в грудь – взволнованные голоса донеслись до нее от двери аптеки. Она сорвалась с места и бросилась туда.

Игорь, бледный до голубизны, лежал на составленных в ряд стульях, а возле него суетились две сотрудницы аптеки в белых халатах.

– Игорь! Игорь! – начала трясти его за плечо Яна. – Да что же это такое?!

– Вы его знаете? Девушка! Не трогайте больного! Оставьте, слышите! Вы знаете его? – оттаскивала ее за руку худая строгая аптекарша в очках.

– Да, знаю. Что с ним?

– Это сердечный приступ, мы вызвали «скорую», здесь недалеко, может, пришлют инфарктную бригаду. Нужно позвонить родным.

– Да… – совсем растерялась Яна.

Она смотрела на бледного и недвижимого Игоря, и мобильный дрожал в ее руке. Антонина не отвечала. Телефона Вадима у Яны, конечно, не было. Александра! Точно! Вот кому надо позвонить! Она передаст Вадиму, а тот врач, еще и кардиолог! Он все уладит!

Через несколько минут Александра перезвонила, сказала, что Вадим сейчас на операции, ему передадут, как только он закончит.

Подъехала «скорая», больного на носилках перенесли в машину.

– Вы родственница?

– Да.

– Тогда садитесь.

Он держал ее за руку. И в машине, и в больнице, в приемном покое, пока его не увезли в реанимацию. Яну туда не пустили. Она еще раз набрала Антонину – та не ответила. Зато Александра сказала, что уже вызвала такси и скоро приедет и что сообщила Вадиму SMS’кой номер больницы и предупредила очередную медсестру, чтобы та рассказала ему, куда мчаться. Все же он опытный врач, еще и кардиолог, наверняка у него есть связи…

Яна опять сидела в больничном коридоре, только теперь она была не пациенткой, а «родственницей больного». Ощущение дежавю накрыло ее, и, когда заскрипел и со скрежетом остановился лифт, она готова была увидеть парочку журналистов, но из него вышла встревоженная Александра.

– Как он? Есть шансы?

– Не знаю. Никто ничего не говорит.

И вдруг она встала, обняла Александру и заплакала неудержимо, горько и искренне, как давно уже не плакала в своей взрослой жизни. Не плакала она так, даже когда хоронили мать. Тогда она просто в это не поверила. Играла с собой в игру – «мама куда-то уехала». Но теперь, когда, казалось, в ее жизни появился наконец человек, которому ничего от нее не было нужно, который, наоборот, сам хотел окружить ее вниманием и заботой, дарить любовь и радость, почему, почему, за что и зачем отнимать у нее это счастье?! Ее собственное, пусть и украденное счастье?