Антонина закрылась в ванной. Щеки ее горели, несмотря на умывание холодной водой, руки тряслись, а сердце не успокаивалось. Ей было странно, что она, оказывается, так не хочет терять своего Игоря, того самого, за которого вышла когда-то, удивив всех подруг и поклонников столь странным шагом. Может, не его она боялась потерять, а уравновешенную, налаженную наконец жизнь, свой собственноручно устроенный мир, в котором Игорь, честно говоря, существовал формально, потому что слишком уж мало было у них общего. Разве что взрослый сын и отшлифованный за долгие годы секс, который, по ее мнению, и удержал мужа все эти годы в рамках семьи. Но почему бы жене не дать спутнику жизни то, что он хочет получить от любовницы?

Правда, при этом почему-то не было между ними тепла, взаимопонимания и искренности. В ее понимании это было своего рода работой, «должностными обязанностями», выполняя которые, Антонина взамен и получила вот это равновесие и уверенность в завтрашнем дне. И отсутствие той воспетой в стихах и мелодрамах душевной близости женщина вовсе не считала поводом ломать все, созданное за годы супружества, и с улыбкой отдавать мужа в руки той хитрой сучки в белом фартуке. Вдруг Антонина рассмеялась:

«Э-э! Да наша Соня, видимо, уже килограммов за сто перевалила, раз не решилась ни одной свежей фотки выложить! Старая кривоногая тумбочка! Но как же эта зараза подкатилась к моему гению? На чем сыграла? Как бы мне узнать?»

У нее разболелась голова, будто сдавленная обручем. Антонина улеглась в постель и попросила мужа дать ей таблетку какого-нибудь спазмолитика, тот принес еще и сладкого чаю, посидел на краю кровати и снова пошел за компьютер.

Антонина разрыдалась.

– Конечно, хоть умри тут, никто не расстроится! Высосали из меня все что могли, и гуляй! – ворчала она, всхлипывая. – Выросли! Всем мерси! Все свободны! Гады… Соня ему нужна… Романтик сраный!

Антонина заливалась слезами и не знала, что скажет мужу, если тот появится на пороге спальни, но Игорь не пришел. Работал за компьютером. Или беседовал с Соней? Женщина, истерзанная волнением и слезами, уснула, а утром не поднялась проводить мужа на работу. Полежав некоторое время после того, как щелкнул дверной замок, она бродила по квартире в халате, нерасчесанная, дезориентированная, в полном смятении. В полдень уселась за компьютер с целью завести и свою страничку на том же сайте, отыскать Соню и строго предупредить ее: руки прочь от чужого! Но вдруг заметила клочок бумаги, который выглядывал из-под клавиатуры. На нем было написано: «Пароль Вадик». Антонина замерла, Вадиком звали их сына. А пароль был если не от страницы Игоря на сайте одноклассников, то уж точно от его почтового ящика.

3

Женщина стояла у окна и докуривала уже третью сигарету, пуская дым в форточку. Сначала она рассказывала очень эмоционально, жестикулировала, вставала, ходила, снова садилась, обращалась к Яне за поддержкой, восклицая:

– Нет, ну вы представляете?!

А потом, выпустив пар, подошла к окну, смотрела на ночной город и уже менее эмоционально рассказывала, в какой кошмар превратилась ее жизнь после того, как она получила доступ к электронному почтовому ящику мужа.

– Я каждый день проверяла почту, как наркоман, жаждущий дозы, меня трясло, не могла дождаться, когда муж откроет письмо, пришедшее от «милой Сони» еще в обед, а я видела его в ящике и кусала себя за руку, чтобы не открыть раньше времени. Ведь Игорь придет и увидит, что кто-то рылся в его почте, и изменит пароль к ящику, а заодно и отношение ко мне… А у «милой Сони», кстати, тоже есть муж, хоть и значительно проще Игоря, – конечно, ведь «старая тумбочка» сама делала карьеру, когда же ей было лелеять главу семьи? Но теперь она, хоть и старше меня на два года, куда как интересней: во-первых, она овеяна романтикой первой мальчишеской любви, а во-вторых, не надоела ему за тридцать лет семейной жизни, как собственная жена!

Минуту царит тишина, Антонина будто и не ждет ответа, ни о чем не спрашивает и не заглядывает в глаза Яне, как некоторые другие посетительницы.

– Я ненавижу этот сайт одноклассников! Ненавижу Интернет, его компьютер, я ненавижу эту потрепанную «Джульетту», овладевшую его мыслями! – говорит она Яне, которой не слишком доверяет, как специалисту, однако не может выпустить пар в другом месте – потому что близких подруг так и не нажила.

Она не могла рассказать кому угодно о своем тайном контроле над почтовым романом мужа – мир не без добрых людей, донесут, и последствия будут непредсказуемыми… Но после пережитого стресса и растерянности Антонина выработала собственную стратегию в данной ситуации. Она, как Шахерезада, ежедневно рассказывала мужу «сказки» о различных случаях из жизни каких-то дальних знакомых или родственников, приятелей знакомых и приятелей приятелей. Неозвученной моралью каждой сказки было то, что глупые мужчины в поисках лучшего теряют имеющееся хорошее.

Игорь слушал очень внимательно, выдавая этим небезразличие к теме. Еще год назад он бы не стал тратить время на такую пустую болтовню, а вместо этого смотрел спортивные программы или читал научный вестник, но теперь еще и вопросы по теме задавал. Антонина поняла: он обдумывает возможные перспективы, вырабатывает стратегию и тактику отступления из семьи! Хотя какая уж это семья, когда единственный сын вылетел из гнезда и зажил отдельно, хоть и не создал еще собственной семьи?

«Да-да, если бы этот гений ушел в блуд раньше, он бы, свинья, бросил жену с маленьким ребенком, а сейчас… Он оставляет еще не старую и работоспособную женщину, привыкшую к определенному уровню достатка, доживать век в одиночестве, заботиться о собственном куске хлеба или стрелять глазами по сторонам в поисках достойной замены. Собственно, разве это его остановит? У него – романтика! Крылья развернулись, спина выпрямилась, взгляд, как у орла, – жизнь на старте! И разве его беспокоит, что моей жизни тогда – каюк?» – думала как-то Антонина, сидя на лавочке Днепровской набережной с тлеющей сигаретой в руке. Она наблюдала, как с деревьев слетают в реку последние листья, а в горле першило то ли от табачного дыма, то ли от горьких мыслей.

Именно там она познакомилась с женщиной, которая присела рядом, тоже смотрела на безлюдный пляж и потирала озябшие руки. Они неожиданно разговорились, и новая знакомая дала Антонине номер Яниного мобильного.

– Пойдите! Хуже не станет. А может, попустит. На вас же грустно смотреть, такая красивая женщина, а глаза – как пустота… Похоже, у вас нет близких подруг, а вам бы хоть выговориться. Сходите, Тонечка! Но не думайте, что такие вопросы быстро решаются…

Антонина взяла номер телефона скорее из вежливости, чем действительно веря, что этот визит состоится и поможет, но, когда вновь захлестнула волна отчаяния, женщина позвонила и договорилась с Яной о встрече. Близких подруг у нее и правда не было. Как ни странно, она из-за этого не страдала. Волновать сына такими новостями не решалась. Да и что он скажет, чем поможет? Когда сыновья вырастают, они становятся мужчинами. Самцами, солидарными с представителями своего вида.

Уставшая и нездоровая, Яна понимала, что посетительнице действительно плохо и она рада, что может хотя бы выговориться, понимала также, что женщина может в конце концов спросить, что же ей делать, как действовать в этой ситуации? Но Яна меньше всего хотела давать конкретные советы, ведь это чужая жизнь. Хотя этой можно посоветовать что угодно. Все равно она выйдет, закурит, слегка успокоенная, сядет в свою машину и, конечно, подумает, что «психолог» слишком молода давать советы и вообще никакой она не психолог, а так – самозванка, то есть слушаться ее не обязательно, хотя за визит и заплачены деньги.

Да-да, с некоторых пор люди стали оставлять Яне деньги или какой-нибудь подарок за ее «работу». В первый раз она очень смутилась, потому что столько выслушала исповедей своих знакомых, что одной больше, одной меньше… Какие уж тут деньги? Но люди шли, времени и сил на ковыряние вместе с ними в их проблемах тратилось немало, и некоторые из них умели очень деликатно оставить некую сумму, как говорится, сколько не жалко. Яна в конце концов согласилась с этим, хотя, перейдя на «платные услуги», очень переживала, чтобы не стали ее считать шарлатанкой. Никогда и никого она не зазывала и не искала клиенток, как никогда и не называла цены, вероятно, как те правильные деревенские «бабки», которые говорят: «Сколько дадите. А не дадите, то и так Господь не оставит».