Спрашивается: зачем воевать, рисковать жизнью своих людей, если это просто изображение? Возьми топор, да сострогай себе такое же (как и делают неоязычники).
Но для славян-язычников это было не просто изображение, это был сам «бог», которого они стремились отбить у неприятелей и перетащить к себе, чтобы в обмен на «кормление» жертвами получить его поддержку.
Сам обряд приношения жертв непосредственно перед идолом происходит из представления о том, что этот идол — проявление или вместилище данного бога. Мы вот, христиане, иконам еду не приносим, потому что знаем — они есть не будут. Для нас это просто изображения. А для всех настоящих, а не фейковых язычников идол — это больше, чем просто изображение.
Среди неоязычников отчего-то не находятся желающие так относиться к идолам. Помнится, во время диспута между православными и родноверами, состоявшегося 23 сентября 2009 года, представитель родноверов говорил: «Только не подумайте, что мы пенькам поклоняемся, нет, мы считаем, что Бог один, он вечный, всевышний, нематериальный и т. п.». Все это показывает, во-первых, что современным неоязычникам стыдно верить так, как в действительности верили древние славяне. А во-вторых, что неоязычники, не смотря на громкие слова о необходимости «преодоления христианской чумы», сами находятся под влиянием христианских понятий, в частности, осмысляя идолопоклонство через призму христианского догмата об иконопочитании, и гнушаясь традиционным языческим пониманием.
Во время того же диспута родновер жаловался на то, что установленных ими Перунов христиане спиливают. В них никто не живет, говорил высокопоставленный язычник, это для нас не идолы, это просто памятники, зачем же памятники сносить? Пожалуй, никакой критик родноверия не смог бы так унизить его веру, как он сам сделал этими словами. Памятник ставят тому, кто умер, кого больше нет с нами, и о ком с помощью этого материального изваяния надо сохранить память, чтобы его не забыли. Если у родноверов такое отношение к своим богам, это значит, что они в них на самом деле не верят. Вообще.
Раз уж заговорили о жертвах — это еще один пункт, в котором все неоязычники идут вопреки тому, во что верили древние славяне.
Они приносят исключительно бескровные жертвы и даже подчеркивают это, однако надежно установлено, что древние славяне, в том числе и наши предки, в языческий период приносили кровавые жертвы. Человеческих жертвоприношений было, конечно, не так много, как у ацтеков, но вот принесение в жертву животных было привычным ритуалов всех славян. Это известно не только по письменным свидетельствам, но и по данным археологии. При раскопках славянских капищ, обычные находки там — кости животных, принесенных в жертву (капища в Ворголе, Коломо, Горках, Новгороде, Пскове, Хутыни (Россия), Горбово, Ошихлибах, Шумске, Бабке (Украина), Гнезно, Вышегроде, Горе Хельмска (Польша), Брановцах (Болгария), Гросс Радене и Тауфельсберге (Германия) и т. д.).
Вопрос неоязычникам: а с чего это вдруг вы решили, что Перун, Сварог, Даждьбог и их товарищи все сделались вегетарианцами? Кто вам дал право так искажать традицию предков? Неоязычники — не рядовые, конечно, а идеологи, — знают, что жертвы приносились кровавые, но отменяют эту важнейшую часть и в придуманном ими культе делают все по-другому.
Есть еще один яркий пример отступления от традиций. Я уже напоминал, что у славян считалось, что после смерти мужа жена должна последовать за ним — как правило, покончить собой через повешение, хотя тем, кто был не готов, могли «помочь». Этот обычай надежно подтвержден и древними письменными источниками и археологией. Но неоязычники отчего-то его не возрождают. Понимают, что в сложившемся под влиянием христианства обществе такие обычаи будут, мягко говоря, непопулярны. Однако если уж вы декларируете возвращение к «родной вере предков», то возвращаться надо ко всему и восстанавливать все. А если у вас самих вызывает отвращение перспектива «кланяться пенькам», убивать ради них животных и склонять к самоубийству жен ваших умерших единомышленников, — то перестаньте врать, говоря, что ратуете за возвращение к «обычаям и вере предков».
В этом — лицемерие славянского неоязычества. При всей показной антихристианской риторике оно опирается именно на то, что в нашей культуре появилось благодаря христианству. Именно благодаря христианству на Руси перестали приносить кровавые жертвы и заставлять женщин убивать себя после смерти мужа. Неоязычники включают это в свою систему и потчуют доверчивых слушателей сказками о «мирном и экологическом» язычестве, при этом скрывая, какой в действительности была вера наших дохристианских предков. Ведь действительно, если приводить доверчивых лопухов на капище, заляпанное кровью и заполненное костями жертвенных животных, то на таком фоне трудновато будет вести речи об экологии и гармонии со всем живым в мире.
Влияние христианства на неоязычество проявляется и в том, что лишь небольшая часть неоязычников исповедует политеизм и верит во многих богов. А значительная часть учит о едином Божестве, проявлениями которого будто бы являются славянские боги. При этом нет согласия и в том, считать ли это единое Божество личностью или безликой силой, но многие склоняются ко второму варианту.
С философской точки зрения сочетание в рамках одного течения столь принципиально разных позиций по, казалось бы, первостепенному вопросу — в кого мы, собственно, верим? — кажется весьма странным. Но странность исчезнет, если мы поймем, что для неоязычника вопрос содержания его верований — третьестепенный, поскольку неоязычество это в принципе не вера, это социальная поза, которая рядится в языческий, вернее псевдоязыческий антураж.
Но поговорим все же об этих верованиях. Если есть лишь единое безличное божество, то возникает вопрос: а зачем тогда приносить жертвы этой безликой силе? Жертва — это дар. Подарки мы дарим только личности, поскольку только личность может оценить их. Никто ведь не дарит подарки электричеству, никто не приносит жертвы силе притяжения. Это еще один пример, показывающий, что неоязычество — это никакая не «традиция», а искусственный конструкт, собранный наспех из разных частей без заботы о том, насколько они друг с другом сочетаются.
Если перейти собственно к пантеону «славянских богов», почитать которых нас призывают неоязычники, то здесь мы увидим еще более интересные открытия. Приведу пару цитат.
«Единой праславянской „высшей“ мифологии (то есть, пантеона языческих богов) реконструировать не удается… народная традиция славян не сохранила практически никаких следов верховных божеств… Стремление поднять славянскую мифологию до уровня классических мифологий древнего мира побуждало романтически настроенных исследователей домысливать славянских языческих богов, извлекая их имена из фольклорных текстов, песенных припевов, или просто изобретая их (Купала, Коляда, Кострома, Лада, Лель и т. п.)»[34]. «Кабинетная мифология упоминает наряду с достоверно установленными богами славянского язычества также мифические персонажи, которые едва ли были божествами, а в некоторых случаях и вообще были неизвестны язычникам, как например Белобог, Весна, Лада, Масленица, Похвист, Чур, Ярила»[35].
Неоязычники пытаются создать у нас комплекс вины за то у что мы «не помним» богов, которых они позавчера придумали, а вчера вырезали из дерева.
К этой компании надо прибавить еще и богов, появившихся только в «Славяно-арийских ведах» Хиневича: Вышень, Крышень, Числобог, Баба Йога, Удрзец и т. п.
Дорогие неоязычники, если вы верите в кого-то из вышеперечисленных, то имейте в виду, что верите в фейковых богов, которых вообще никто никогда не почитал, и предки наши о них знать не знали и слыхом не слыхивали. Это просто порождения кабинетных фантазий, точно такие же, как и упомянутый на 10 странице этой книги Дрыгоног. Не хотите ли и ему идола состругать и потом взывать в интернете: «почто не чтите родных богов?»