«История Марса окончена, – говорит Тускуб. – Жизнь вымирает на нашей планете. Вы знаете статистику рождаемости и смерти. Пройдет столетие, и последний марсианин застывающим взглядом в последний раз проводит закат солнца. Мы бессильны остановить смерть. Мы должны суровыми и мудрыми мерами обставить пышностью и счастьем последние дни мира. Первое, основное: мы должны уничтожить город. Цивилизация взяла от него все, теперь он разлагает цивилизацию, он должен погибнуть…»

По роману Алексея Толстого вскоре сняли одни из самых известных советских фантастических фильмов. Сам писатель довольно прохладно относился к экранизации, хотя и объявлен в титрах соавтором сценария. Киноверсия «Аэлиты», выпущенная режиссером Яковом Протазановым в 1924 году, удалась. Несмотря на некоторый мещанский пафос, она стала этапной в истории киноискусства. Протазанову удалось совместить несовместимое: реалистичный рассказ о Москве, восстанавливающейся после революционного хаоса, и историю марсианской принцессы, живущей в футуристических декорациях мира победившего империализма. Фильм насыщен идеями и спецэффектами. Хороша была и рекламная кампания, обеспечившая высокую посещаемость кинотеатров. Отзывы большинства критиков, в том числе и западных, были восторженными.

«Технически картина выполнена великолепно, – писал Джемс Миллс из „Associated Press“, – и, безусловно, может быть поставлена в ряд с большинством американских картин».

«Два года я не видел русских кинокартин, – признавался С. Макензи из „Chicago Daily News“, – и не мог следить за развитием кинотехники. Поэтому „Аэлита“ и поразила меня теми достижениями, до которых дошла русская кинематография. <…> Скажу, что в день, когда я смотрел „Аэлиту“, я работал с пяти часов утра и, несмотря на это, не заснул во время действия так, как я часто засыпаю на драме и на балете…»

«Можно было бы подумать, что русские ничего не могут создать, – дерзко заявлял кинокритик Николаус Бессонов. – Но нет. Последний фильм „Аэлита“ доказывает как раз обратное. <…> Все в этом фильме хорошо, и режиссер Протазанов показал, что русские способны создавать нечто, имеющее весьма большую ценность».

Итак, самый первый советский фильм, сделанный в жанре космической фантастики, быстро превратился в киноклассику. Планка была установлена настолько высоко, что очень долго никто не решался оспорить достижение Протазанова.

Впоследствии многие из советских конструкторов, создававших ракетно-космическую мощь государства, признавались, что и «Война миров» Герберта Уэллса, и «Аэлита» Алексея Толстого оказали влияние на их жизненный выбор. Будущие светила науки и техники верили, что доберутся до Марса и найдут там «братьев по разуму», построивших колоссальную сеть «каналов».

Глава 4

Цивилизации Марса

На Земле бушевали войны и революции, а земные ученые, несмотря на социальные потрясения, продолжали спорить о марсианских каналах. Персиваль Лоуэлл не остановился на достигнутом, продолжал подсчитывать тонкие темные линии на поверхности красной планеты и писать по этому поводу пространные статьи и книги. Его бурная деятельность смущала и будоражила научный мир.

Но не только оптические наблюдения подтверждали наличие на Марсе высокоорганизованных форм жизни. Спектральный анализ, проведенный в 1867 году англичанином Уильямом Хаггинсом и французом Пьером Жансеном, убедительно свидетельствовал: в атмосфере Марса есть кислород и водяной пар. Исследования Жансена имели большую ценность и выглядели особенно достоверными, поскольку он устанавливал свои приборы на склоне вулкана Этна в Сицилии и таким образом попытался избежать «засветки» от земной атмосферы. Сравнив спектрограммы Марса и Луны, Пьер Жансен убедительно показал, что Марс выгодно отличается от безжизненного спутника Земли. На его работу впоследствии ссылались Камилл Фламмарион, Персиваль Лоуэлл и Герберт Уэллс.

Однако в 1894 году астроном Уильям Кэмпбелл из калифорнийской обсерватории Лик, используя более совершенный спектрометр, убедился, что разницы между Луной и Марсом нет. Такой результат не удовлетворил многих, и через несколько лет Весто Слайфер из обсерватории Флагстафф получил снимок спектра Марса, на котором одна из линий водяного пара (так называемая «линия а») вышла более резкой, чем в одновременном спектре Луны. Таким образом, вопрос о наличии в атмосфере Марса кислорода и водяных паров оставался открытым, подливая масла в огонь яростной дискуссии.

Споры о «каналах»

Одним из серьезнейших оппонентов теории каналов стал Эдуард Барнард, прославившийся открытием Амальтеи (пятого спутника Юпитера). В 1894 году он приступил к наблюдениям Марса, стараясь смотреть на объект изучения непредвзято и выбросив из головы все гипотезы, которые существовали до него. Вывод Барнарда был беспощаден: «…Я не верю в каналы в том виде, как их изображает Скиапарелли. Я вижу детали поверхности там, где находятся некоторые из его каналов, но это не прямые линии. <…> Каналы, как их изображает Скиапарелли, – ошибка, и это будет доказано…»

В том же году английский астроном Эдвард Маундер провел простой и в то же время провокационный эксперимент: изобразив на бумаге группы точек и поместив ее на слабо светящийся стеклянный шар, он показал, что на определенном расстоянии они сливаются в линии – причем в тонкие прямые линии сливались даже точки, расположенные друг от друга на расстоянии, в три раза превышающем их диаметр!

«В каждом случае, – писал он, – объект четко различался наблюдателями и воспринимался и как линия, и как точка; это не было, конечно, заранее определено, чтобы не повлиять на чистоту эксперимента. <…> Эти грубые простые опыты могут, я думаю, пролить некоторый свет на „систему каналов“…»

Однако, несмотря на эту впечатляющую демонстрацию, скептики оставались в меньшинстве. Тем более что в августе 1896 года Персиваль Лоуэлл, купив новый большой телескоп-рефрактор, открыл систему каналов на Венере! Пресса немедленно раструбила об этом, а глухое ворчание ученых публика проигнорировала.

Затем Лоуэлл взял передышку, чтобы «подлечить нервы», и оставил Эллиота Дугласа директором обсерватории Флагстафф. Тот продолжал накапливать наблюдения в поддержку теорий своего патрона и в конце концов открыл каналы на спутниках Юпитера! Открытие так поразило его, что он по примеру Маундера начал экспериментировать с бумажными кругами, изображающими планеты, и убедился, что определенные группы пятен с определенного расстояния выглядят как сеть «каналов», которую Лоуэлл изобразил для Венеры.

После возвращения Лоуэлла весной 1901 года Дуглас написал его шурину письмо, в котором жаловался, что методы шефа «ненаучны» и сводятся к «охоте на факты в поддержку некоторого предположения». За этот выпад Лоуэлл, к которому в конечном итоге попало письмо, уволил «принципиального» астронома.

В то же время Эдвард Маундер решил закрепить успех «бумажного эксперимента». Вместе с ученым Джозефом Эвансом он собрал группу мальчиков из школы Королевского госпиталя Гринвича и попросил их изобразить нарисованный на бумаге диск, на котором в беспорядке были расположены бесформенные пятна и пятнышки. Исследователи обнаружили, что, когда диск находился на довольно приличном расстоянии от детей, те начинали рисовать тонкие прямые линии «каналов».

Отчет об этом исследовании «Эксперименты относительно реальности каналов Марса» («Experiments as to the Actuality of the ‘Canals’ of Mars») был опубликован в 1903 году. Персиваль Лоуэлл ознакомился с ним и отозвался презрительно, что нужно наблюдать Марс, а не заниматься «пачканьем бумаги». Мол, если британское правительство изыщет способ стабилизировать атмосферу над земными обсерваториями, тогда все увидят, что планеты Солнечной системы покрыты каналами, и вопрос будет разрешен раз и навсегда.

В 1903 году Лоуэлл нанял двух новых помощников: Весто Слайфера и Карла Лэмпленда. Первому было поручено опровергнуть данные Кэмпбелла по поводу отсутствия водяных паров в атмосфере Марса, а второй должен был сделать фотографии Марса. Через два года Лоуэлл торжественно объявил, что Лэмпленд добился успехов и получил фотоснимки Марса, на которых отчетливо видны каналы. Следовательно, ирригационная сеть марсиан – не иллюзия, она существует на самом деле.