— А что браконьеры?

— Какие‑то кооператоры. Двое их — водитель и стрелок. Отделались только автоматом.

— Неужели их отпустили?

— Как же иначе? Иначе — открытие уголовного дела. Влипнут и егеря. А ведь все многодетные, у одного аж одиннадцать детишек… Садись ужинать. В казане вермишель с тушёнкой. Ждал тебя — не дождался, сам поел. Теплая ещё.

— Я тоже сыт. — Артур сидел на застеленном диване, снимал ботинки. — Был тут у одной — начальница Нины из Ботанического сада. Потом повела к Ваське–йогу. Слыхал про такого?

— Да его весь город знает! Случаем, не заставил купить у него мумие? Приторговывает поддельными снадобьями, настойками, лечит, учит. Каждый раз вижу его на базаре, продаёт раскрашенные бюстики Нефертити и Сталина, делает из папье–маше.

— Кое‑что он, безусловно, сечёт, — отозвался Артур. — Старый человек, ни во что не верит, циник.

— Я тоже не верю, как говорится, ни в Бога, ни в черта, ни в генеральную линию. — Стах перекусил нитку, критически осмотрел заплатку на куртке. — Ну как?

— У меня бы вообще ничего не получилось. Бедные мы холостяки, ты разведенец, я вдовец.

— Запел песню! Мы ещё скажем жизни: я тебе покажу! Кстати, ты не хотел бы половить рыбу? Ну что смотришь? Ладно. Ложись спать.

…Месяц плыл за мутным окном веранды. Артур лежал, закинув руки за голову, думал о том, как бездарно прошёл этот длинный день жизни. Опять, как когда‑то до Анны, несло по чужим людям. Теперь у него не было не только Анны, не было и учеников, которых сам же разогнал. Нужно было бы позвонить в Москву Толе Сергееву. Но Артур не знал, когда вернётся. Он вспомнил, что хотел все‑таки спросить Стаха, есть ли связь между его пребыванием в этом городе и находящимся в Сирии на фестивале Бобо Махкамбаевым, но из комнаты давно уже доносилось тяжёлое похрапывание.

КРИШНАМУРТИ

(Конспект)

Состояние подлинного творчества — не результат усилия. Когда есть понимание того, что «есть», когда есть чувство пустоты, тогда приходит творческое состояние, творческий разум, который и несёт счастье.

* * * * *

Борьба, конфликт, стремление к становлению ведут к страданиям, неведению, тоске. Только когда вы осознали свою внутреннюю неполноценность и живёте с нею, не стремясь её избежать, принимая её целиком, тогда вы открываете в себе необычайное спокойствие, идущее от понимания «того, что есть».

* * * * *

Когда вы любите, «я» отсутствует. Там, где любовь, там нет «я».

* * * * *

Важно понять не то, кто именно Учитель, а почему вы за ним следуете.

* * * * *

Ум должен быть совершенно пуст, чтобы получать. Но желание стать пустым, чтобы приобрести, — это глубокая внутренняя помеха. Это необходимо понять полностью.

* * * * *

И бедность и богатство являются узами. Тот, кто сознаёт себя бедным, и тот, кто сознаёт себя богатым, являются игрушкой обстоятельств.

* * * * *

Быть властным, быть преуспевающим — означает находиться в рабстве.

ГЛАВА ПЯТАЯ

«Никогда не прощу Крамеру этих своих слез, — думал Борис Юрзаев, проснувшись на раскладушке в пустой комнате. — Пожалел он меня! Лучше бы «СкрижалиІ оставил. Чёрт возьми, даже сердце болело, даже тюрьма приснилась. Да, тюрьма приснилась, давно этого не было…»

Брызнул звонок телефона.

— Кто? Что? Слушаю!

— Это Толя. Доброе утро. Что, звонил вчера Артур?

— Нет. Не звонил.

— Да ты что?! — огорчился Толя. — А я только что после пробежки. Вытащил из ящика газету, а там длинный такой конверт. Письмо! Как ты думаешь, от кого?

— Не от Артура же?

— Из Австралии, из Мельбурна от Виктора! Вот на конверте написано: «Артуру Крамеру и всем членам группы». Жутко хочется прочесть! Как ты думаешь?

— Вскрывай! — Борис откинул одеяло и сел на раскладушку. — Раз всей группе, значит, и нам, кому же ещё? Кому?

Маниакальная надежда на то, что там, в Мельбурне, известно что‑нибудь о «Скрижалях», слабо затрепетала в душе.

…Как хорошо и просто прошли эти полтора года с Виктором. Еженедельно вечерами собирались на три часа в так называемой оздоровительной группе при бассейне «Москва», осваивали позы хатха–йоги, крутили воображаемые спирали по Перепелицыну, делали доклады о «Тайной доктрине» Блаватской, об «Агни–йоге» Елены Рерих… Потом — плаванье. Медитация в воде, лёжа на спине. И всего‑то с каждого брал Виктор по сотне. Правда, таких групп у него было шесть или семь. Это сколько же в месяц?

Толя Сергеев наконец распечатал конверт и начал читать торжественным голосом:

— «Здравствуйте, Артур, Анна! Здравствуйте, все друзья!»

— Только, пожалуйста, без пафоса! — крикнул Борис. — Ненавижу пафос!

— Хорошо, — кротко согласился Толя, продолжая чтение. — «Как там у вас? По телевизору, по радио стараюсь следить за событиями. В курсе дела. И тем не менее завидую вам. Здесь болото бездуховности. Местные русские и украинцы — жуткие куркули, обыватели. Не с кем слова сказать. Мельбурн — город–парк, утопает в зелени, на свободе летают попугаи. Океан в десяти минутах езды от дома, где мы снимаем трёхкомнатную квартиру. У меня уже есть машина, хотя и не новая. Светка с дипломом врача ездит на курсы медсестёр, Игорек — в школу. Я пока без работы. Живем на пособие, молитесь о нас! Нам тут плохо. Мы в вакууме.

У вас начинается весна, у нас начало осени. Зимы здесь нет. Иногда температура опускается до 2–4 градусов тепла, изморозь, вот и все. Эти сведения сообщаю специально для Анны, которая так интересуется загадочной для неё Австралией. Кенгуру пока что нигде не прыгает.

Артур! Я так жалею, что мой застрявший в мочеточнике камень и Ваше вмешательство свели нас всего за два года до моего отъезда. Часто вспоминаю последнюю встречу у Вас дома. Помните? Вы говорили, что глубокая медитация достигается не столько посредством позы, регулировкой дыхания, а прежде всего Иисусовой молитвой, когда она опускается в смиренное сердце и сама начинает твориться в нём. Я всё помню! Приходится признать: неправильно вёл свои группы. Последнюю в том числе. Замечательно, что в конце концов Вы согласились взять её на себя. В этом смысле уезжал со спокойной совестью.

Артур! Теперь я, что называется, кусаю локти, что не попросил копию того, что Вы как‑то назвали «СкрижалямиІ, откуда Вы мне прочли несколько потрясающих фрагментов. И дело не в том, чтоб научиться целительству. Знаю, эта возможность мне не дана. Так можно ли надеяться получить копию «СкрижалейІ хоть когда‑нибудь в будущем? К концу августа к вам в Россию собирается лететь один мой знакомый. Могу передать денег на ксерокс, на машинистку, если надо. Кстати, через него хочу передать всем сувениры. Что прислать Вам? Какой у Анны размер ноги? А у Валечки?

Молитесь обо мне. Горячий привет Анне! И всем. Виктор».

— Так он только в августе приедет, этот его знакомый?! — прямо‑таки заорал Борис. Ревность к Виктору, который может получить «Скрижали», была нестерпимой.

— А что? — удивился Толя. — Ты давно уже будешь в Израиле.

— В том‑то и дело! В том‑то и дело! — вопил Борис. — А что Валечка? Где сейчас Валечка? Ты её видишь?

— Работает у себя в Боткинской. Вчера она с сыном и ещё трое наших были в Малом зале на концерте.

— Что ж меня не пригласил?!

— Ты же сидел ждал звонка Артура!

— Ах да! В каком корпусе работает? В двадцатом? Привет!

…Через час Борис Юрзаев уже подъезжал к больнице имени Боткина. Хотя Валя Мурашева и была, кажется, одной из немногих, кого в своё время Виктор называл «продвинутой», а Крамер прилюдно хвалил, ставил в пример, Борису не верилось, что она обладает «Скрижалями». Слишком уж проста была эта массажисточка, слишком богомольна. Однако пренебречь этой встречей он не мог: чем черт не шутит.

На территории больницы, свернув вправо, проехал мимо приёмного отделения, у которого, как всегда, стояли машины «Скорой помощи», потом свернул влево, чтобы подкатить к высокому двадцатому корпусу, но узкий проезд был перекрыт работающими асфальтоукладчиками.